Шагая между возвышающимися колоннами, мы вошли в самое величественное пространство, которое я когда-либо видел. Святилище было освещено множеством светильников и украшено множеством статуй, но было так велико, что ни одна его часть не казалась загроможденной. Пол был из мерцающего мрамора с головокружительным разнообразием узоров и цветов. Высоко над нашими головами был потолок из массивных кедровых балок, попеременно окрашенных в красный, желтый и синий цвета, отделанных золотом и украшенных золотым орнаментом. Мраморные стены украшали картины захватывающей дух красоты. Наверняка каждая история, когда-либо рассказанная об Артемиде, была проиллюстрирована где-то на этих огромных стенах вместе с изображениями многих других богов и героев.

Антипатр обратил мое внимание на самую известную картину храма — гигантский портрет Александра Македонского работы Апеллеса. Каким-то трюком с цветом и перспективой рука победителя и молния, которую он держал, словно выходили из стены и парили в пространстве над нашими головами. Эффект был поразительный.

Акустика помещения тоже была необыкновенной, усиливая и как-то окрашивая мелодию, которую играли музыканты, участвовавшие в шествии. Они стояли в стороне. В центре огромного пространства, на глазах у толпы, девушки исполняли еще один танец.

— Они разыгрывают историю Актеона, — прошептал Евтропий, подведя нас поближе. Я увидел, что одна из девушек надела фригийский колпак и завернулась в плащ, чтобы сыграть роль юной охотницы; по ее рыжим волосам я понял, что это Хлоя. Другие девушки с собачьими шкурами на головах и плечах играли роль гончих Актеона. Другие, державшие ветки с листьями, представляли деревья. Актеон, жаждущий и стремящийся добраться до пруда, скрытого деревьями, отталкивал покрытые листвой ветки — от его прикосновения танцоры, кружась, расступались и отступали прочь — пока вдруг не открылась богиня Артемида, купающаяся в воображаемом бассейне.

Сидевший рядом со мной Антипатр восторженно вздохнул. Я подавил вздох и взглянул на Евтропия, который гордо улыбнулся. Испуганную богиню играла Антея, и в ее наготе не было ничего зазорного. Молочно-белое совершенство ее маленькой груди и бледных сосков, казалось, светилось в мягком свете, излучая почти сверхъестественную красоту.

Музыка поднялась до пронзительного крещендо. Охотник выглядел пораженным. Богиня тоже. Артемида потянулась к своей тунике, чтобы прикрыться, и Актеон отвел глаза, но было слишком поздно. Антея подбросила свою тунику в воздух и подняла руки; одежда, казалось, сползла вниз и покрыла ее наготу сама собой. Она закружилась, дико размахивая руками и изображая ярость. Внезапно ее кружения прекратились, и она застыла в обвиняющей позе, указывая на Актеона, который в ужасе отпрянул.

Пока Хлоя металась туда-сюда, лес сомкнулся вокруг нее, скрыв ее о всех. Музыка резко остановилась, затем возобновилась в новом, угрожающем темпе. Танцоры, изображавшие деревья, отступили, открывая Актеона, превратившегося в оленя. На Хлое теперь была шкура оленя, а голову полностью закрывала маска молодого оленя с маленькими рогами.

Танцоры, изображавшие лес, разошлись, а играющие   гончих, сошлись в круг. Под какофонию визжащих труб и взволнованного лая гончие погнались за прыгающим оленем, пока не окружили его. Они кружились и бегали, преследуя оленя, которого когда-то считали своим другом. Хлоя была полностью скрыта от глаз, если не считать маски в виде головы оленя с рогами, которая кружилась вместе с гончими.

Бешеная музыка сменилась. Гончие отступили. Голова оленя упала на пол недалеко от того места, где  стоял я, оставив возле себя кроваво-красные ленты. Актеона, растерзанного по сюжету, больше не было видно.

Среди вихря танцующих гончих Хлоя, должно быть, сняла голову оленя, натянула собачью шкуру поверх своего костюма и растворилась среди гончих. Это был простой трюк, но эффект был сверхъестественным. Казалось, гончие буквально сожрали свою добычу.

Рядом Антея наблюдала за происходящим с достаточно строгим выражением лица. Артемида жестоко отомстила смертному, который осмелился, пусть и непреднамеренно, взглянуть на ее наготу.

Внезапно одна из танцовщиц закричала. Другие девушки закричали тоже. Они начали разбегаться.

Музыка затихла и умолкла. Посреди храма на полу корчилась одна из танцовщиц. По ее рыжим волосам я понял, что это Хлоя.

Мнасон бросился к дочери. Евтропий поспешил за ним. Я пошел было за ними, но Антипатр удержал меня.

— Не будем вмешиваться, Гордиан. Вероятно, бедняжка просто упала в обморок, может быть, от волнения... — В его словах не было уверенности. Антипатр так же ясно, как и я, мог видеть, что в том, как лежала Хлоя, с вывернутыми конечностями и запрокинутой головой, было что-то неестественное. Мнасон подошел к ней и на мгновение присел над неподвижным телом, затем запрокинул голову и испустил крик боли.

— Она мертва! — крикнул кто-то. — Хлоя мертва!

Раздались крики испуга, за которыми последовал ропот и шепот.

— Мертва? — кто-то спросил?

— Конечно, нет!

— Но видишь, как плачет ее отец?

— Что случилось? Кто-нибудь что-нибудь видел?

— Смотрите!  Кто-то, должно быть, позвал его!  Мегабиз  Феотим идет

В святилище, голова мегабиза проплыла прямо мимо меня. От него пахло горелым мясом, а его желтые одежды были забрызганы кровью.

— Что тут происходит?  — Его громкий голос эхом разнесся по храму, заставив замолчать толпу, расступившуюся перед ним. Даже Мнасон отпрянул. Мегабиз подошел к телу девушки и встал рядом с ним на колени.

Среди шума и суматохи я заметил, что маска головы оленя все еще валяется на полу. Хлоя заняла все внимание; никого не интересовала маска. Я подошел к ней, опустился на колени и поднял его. Что за инстинкт подтолкнул меня к этому? Позже Антипатр скажет, что меня вела рука Артемиды, но я думаю, что действовал в соответствии с тем, чему научил меня мой отец: когда все остальные смотрят на определенную вещь, обрати свое внимание на то, на что они не смотрят… и тогда ты сможешь увидеть то, что никто другой не увидит.

Маска была прекрасно изготовлена, из оленьей шкуры и настоящих рогов. Глаза были из какого-то мерцающего зеленого камня; блестящий черный нос был сделан из обсидиана. На маске были признаки износа; вероятно, оно передавалось из поколения в поколение, год за годом используясь в одном и том же танце, которую многие девственницы надевали на многих праздниках. Я осмотрел его внутри и снаружи — и заметил любопытную вещь…

— Положи ее на место! — закричал мегабиз.

Я сразу же отбросил маску.

Феотим перестал осматривать Хлою, встал и зашагал ко мне. От взгляда на его лицо у меня по спине побежали мурашки. Бывают такие люди, как Феотим, которые стремятся во что бы то ни стало встать во главе любого дела, которому они служат. Все в этом человеке было устрашающим: его высокий рост и властная манера поведения, его широкие плечи и его громкий голос, а больше всего, призвания его сверкающие глаза, которые, казалось, смотрели прямо ко мне внутрь.   

— Кто ты такой, чтобы прикасаться к предмету, священному для поклонения Артемиде?

Я открыл было рот, но ничего не мог произнести. Латынь и греческий язык меня покинули.

Мне на помощь пришел Антипатр: — Мальчик простой поломник, мегабиз. Он совершил невинную ошибку.

— Поломник?

— Из Рима, — выпалил я.

— Из Рима? —  Феотим поднял бровь.

Антипатр застонал: разве он не предупредил меня, чтобы я был осторожен в отношении своего происхождения,  но, бросив на меня последний тяжелый взгляд, мегабиз схватил маску оленя и, казалось, потерял ко мне интерес. Он повернулся к толпе, собравшейся вокруг трупа.

— Девушка мертва, — объявил он. Раздались крики и стоны зрителей.

— Но мегабиз, что с ней случилось? — крикнул кто-то.

— На теле девушки нет следов насилия. Кажется, она умерла внезапно. Поскольку ее смерть произошла здесь, в храме, мы должны предположить, что сама Артемида сыграла в этом свою роль.