– Тогда ты увидишь совсем маленький дух. Его не нужно бояться. – Отелло, слегка позабавленный, склонился к ягненку.

– Но я уже его видел! – заблеял ягненок. – Он был ужасен! Такой огромный, гораздо больше меня, я хорошо его унюхал. Здоровенный и лохматый, и он плясал! Я сначала подумал, что это волчий дух, но теперь понимаю: раз Джордж мертв, значит, это был его дух. Я жутко испугался, а наутро подумал, что мне все это приснилось.

Мисс Мапл строго посмотрела на ягненка.

– Откуда ты узнал, что Джордж уже был мертв?

– Я его видел.

– Ты видел мертвого Джорджа и ничего нам не сказал?!

– Нет, все было не так. – Ягненок всхлипнул. – Я увидел лопату, только лопату. Но ведь Джордж должен был лежать под ней, так ведь? – Ягненок задумался. – Или ты думаешь, что он свалился на лопату сверху уже потом?

Больше от ягненка ничего не удалось добиться. Он выскользнул ночью из загона, но почему? Он не знал. Увидев в лунном свете лопату и лохматый волчий дух, который не мог описать подробнее, он в ужасе ускакал и от страха тут же уснул.

Все замолчали. Овцы сбились в кучу поближе друг к другу. Ягненок уткнулся головой в шерсть Клауд. Остальные овцы подавленно уставились под ноги. Мисс Мапл вздохнула.

– Новый вопрос для Моппла: кто такой волчий дух? И где Тесс?

Овцы переглянулись. Где же Тесси, старая немецкая овчарка Джорджа, верная спутница и единственная подруга, самая кроткая овчарка, которая их когда-либо пасла?

Когда все уснули, Мисс Мапл тайно добавила еще один вопрос. Она сказала Рамзесу, что не знала, были ли руки убийцы в крови. Но на самом деле она даже не была уверена, что у убийцы вообще были руки. Лицо Джорджа было умиротворенным, с легким ароматом «Гиннесса» и чая, одежда пропахла дымом, меж пальцев пара цветов. Мисс Мапл это показалось немного странным: Джордж не особо интересовался цветами. Он был больше по овощам.

Но она нашла еще кое-что, нечто, что побудило ее слегка сдвинуть носом окровавленный норвежский свитер. Там, на бледном животе Джорджа, чуть выше раны от лопаты виднелся отпечаток овечьего копыта – единственный след и ничего больше.

На следующий день овцы открыли для себя новый мир, мир без пастуха и овчарки. Они долго колебались, прежде чем решились покинуть загон. Наконец-то они осмелились выйти на улицу под предводительством проголодавшегося Моппла Уэльского. Утро было чудесное. Ночью на траве танцевали феи и оставили после себя тысячи жемчужных росинок. Море выглядело так, будто его облизали языком: синее, ясное и гладкое. На небе виднелось лишь несколько пушистых облачков. Согласно преданию, эти облака были овцами, которые однажды просто ушли со скалы, избранные овцы, которые продолжали пастись и на небесах, не зная ножниц. В любом случае это был добрый знак.

Внезапно на овец нашло невероятное озорство. Вчера они так долго стояли, что ноги заболели от напряжения. А сегодня они скакали по лужайке, как мартовские ягнята, галопом неслись к отвесной скале, останавливались на самом краю пропасти, а потом вновь бежали к загону. Вскоре все выбились из сил.

Потом у Моппла Уэльского возникла идея с огородом. Позади загона стоял фургончик пастуха – расшатанная кибитка, на которой Джордж Гленн раньше ездил по стране с другим стадом. Теперь же он хранил там свои вещи. Иногда ночевал. За фургоном Джордж разбил небольшой огородик, где выращивал салат, горошек, хрен, кресс-салат, помидоры, цикорий, лютики и немного лука-порея.

Джордж поставил вокруг огорода забор. Хотя огород был разбит на лугу, овцам запрещалось туда ходить. Этот запрет им давался с трудом, прежде всего потому, что забор сам по себе не представлял для них преграды. Но забор, запрет и бдительность Джорджа до сих пор не давали им по-овечьи собрать урожай с огорода. Лейн проворно открыла носом калитку. Мод бросилась к лютикам, Клауд – к горошку, а Хайде – к помидорам. Через пару минут от аккуратных грядок не осталось и следа.

Постепенно все угомонились. Овцы переглянулись и устыдились. Одна за другой они побрели к выгону. У ворот стоял Отелло, он единственный не участвовал в нападении. Он подал знак Мисс Мапл. Она отошла вслед за ним за фургон пастуха, где обычно была воткнута лопата, которой Джордж наводил порядок в огороде. Но сегодня они увидели лишь побеленную стену и парочку мух, загорающих на солнышке. Отелло испытующе посмотрел на Мисс Мапл. Мисс Мапл задумчиво взглянула в ответ.

Остаток дня овцы провели в раскаянии. Моппл вместе с салатом сожрал столько улиток, что ему стало плохо; один из ягнят напоролся копытом на острую деревяшку и начал хромать. Все думали о Джордже.

– Он бы сильно разозлился, – сказал Ричфилд.

– Он бы вылечил копыто, – пробормотала Клауд.

– Он бы почитал нам, – протянула Корделия.

Так оно и было. Джордж проводил много времени на лугу. Он появлялся рано утром, когда они еще спали крепким овечьим сном. Тесс, сама еще заспанная, расталкивала их, а Джордж всегда смеялся.

– Ленивая скотина! – кричал он. – А ну, за работу!

Вот почему каждое утро они были слегка обижены. Они паслись, а Джордж уводил Тесс за фургон, работал в огороде или что-то чинил.

К обеду их досада утихала. Тогда они собирались у ступеней фургона, и Джордж читал им вслух. Однажды он прочел им сказку о феях, из которых они узнали, как на лугу появляется роса; как-то раз – справочник овечьих болезней, который их напугал; а еще как-то раз – детектив, который они не поняли. Джордж тоже ничего не понял, а потом бросил книгу на середине, и они так и не узнали, кто убийца.

Но чаще всего старина Джордж Гленн читал любовные романы, тонкие брошюрки на серой бумаге, где всех женщин звали Памела и они были рыжими «как закат над океаном». Джордж читал эти брошюрки не потому, что был романтиком, и не потому, что у него был дурной литературный вкус (что, бесспорно, так и было – справочник овечьих болезней тому подтверждение). Нет, Джордж читал любовные романы, чтобы позлиться. Он читал, как рыжеволосые Памелы покоряли добродушных морских пиратов, докторов или баронов, злился и ругал на чем свет стоит всех рыжеволосых баб, особенно собственную жену.

Овцы с изумлением слушали подробности их семейной жизни. Когда-то она была самой красивой женщиной в округе, его личной Памелой, и поначалу он не мог поверить своему счастью. Но едва они поженились, как Пэм (которую на самом деле звали Кейт) начала печь сочные яблочные пироги и толстеть. Джордж оставался худым и усыхал. Он мечтал проехать с отарой по всей Европе, и никакие пироги не могли заменить ему эту мечту. На этом моменте овцы понуро опускали головы. Им бы хотелось побывать в Европе, которую они представляли как огромный луг с яблонями.

– Мы больше никогда не поедем в Европу, – произнесла Зора.

– Мы больше никогда не пойдем на другой выгон, – протянула Хайде.

– Сегодня мы должны были пить таблетки… – Только Лейн переживала, что Джордж больше не будет еженедельно засовывать им в рот таблетки кальция. Лейн нравился их вкус. Остальные поморщились.

Моппл был крайне взволнован.

– Нам нельзя его забывать, – сказал он. – И не стоило нам жрать овощи. Мы должны все исправить.

Зора пристально взглянула в сторону моря.

– Почему бы и нет? – бросила она.

Моппл начал активно хрустеть последним листом салата. Любая реплика Зоры поражала его, будто гром.

– И как же ты хочешь все исправить? – спросила Клауд.

Они решили в честь Джорджа отказаться от кусочка своего луга. Не от огорода, который все равно было не спасти. Но у подножья холма они выбрали пятачок с любимыми травами, на котором отныне было запрещено пастись. Они назвали его «Место Джорджа». И сразу же почувствовали облегчение.

Мисс Мапл издалека наблюдала, как ее отара обустраивала «Место Джорджа». Она думала о Джордже, вспоминала, как он читал им истории, а еще о том, что в последнее время это случалось все реже. Джордж зачастую даже не заходил на выгон, а просто проезжал мимо на своей вонючей машине. Тесс выпрыгивала утром с пассажирского сиденья и разгоняла стадо, а вечером они вместе возвращались и считали овец. Весь день Джордж и Тесс где-то пропадали. Сначала Джордж пытался научить Тесс караулить овец в его отсутствие, но все пошло наперекосяк. Овчарка была твердо уверена, что ей прежде всего нужно охранять Джорджа. Об овцах она заботилась, только чтобы сделать ему приятно.