Иду к столовой. Минут десять у меня еще есть точно.

— Да? Ну ничего, а по какому вопросу они приходили? Извини, но мне надо знать что они говорили.

— По вопросу исчезновения нескольких человек. Среди этой банды был осведомитель полиции, может быть поэтому им важно узнать что случилось.

— Понятно. Хорошо, Максим. Я позабочусь, чтобы тобой больше не интересовались. — Коштев немного мнется. — И извини, меня старика. Не подумал сразу. А когда занялся — было уже поздно. Вот тебе и письмо оставил в банке, жаль что опоздало.

— Ничего страшного не случилось, герр Коштев. Но если есть возможность эту проблему решить окончательно, а не как в прошлый раз, — был бы вам благодарен.

— Конечно, Максим. Это и в моих интересах. И Максим, не забывай старика, как сможешь, расскажи как у тебя дела, что за лицей, может я чем помочь смогу.

— Хорошо, герр Коштев, конечно расскажу. — немного удивляюсь, но в общем понимаю. Я хорошее вложение для старика, так что его желание знать в общих чертах, что у меня происходит — вполне обосновано.

Прощаюсь. Вот почему эти товарищи пришли по мою душу. Кощей чего-то не дорешал с городовым. Но то его дела, ко мне, получается, действительно отношения не имеющие.

Захожу на завтрак.

* * *

— Вот! Ты слышал мальчика, — Кощей убирает переговорник в карман. — Ищут тебя и твоих напарников.

Коштев едет сзади, в неброском, но дорогом мобиле на месте пассажира. В хорошо одетых парнях, сидящих на передних сиденьях, легко можно узнать Шныря и, видимо, Тапка. Но только тем, кто с ними знакомы. Так как одеты ребята с иголочки и совершенно не напоминают бандитский сброд. Вот только белые лица, совершенно без эмоций и движения немного пугают.

— Сколько нам еще ехать? — бросает в воздух Кощей.

— Мы почти в Столице, господин, — отвечает тот, что за рулем. — Не больше получаса.

— Гена, — Коштев поворачивается к сидящему рядом с таким же пустым лицом крепкому парню, — напомни мне, ты же водить мобиль умеешь?

— Да, господин. — парень согласно склоняет голову.

— Что же, хорошо, — кивает. — Тогда сменишь напарника в городе. Вот хорошие куклы из вас получаются, и умные, и крови много, но какие же вы безынициативные. Эх, жалко конечно в расход пускать, только, можно сказать, я жить начал, — мелко хихикает, — но вы слышали — мальчику нужна помощь. И вы ее окажете, ведь что может быть лучше для полиции, чем определенность? Когда будем в городе, ты, Шнырь, берешь своего напарника и высаживаетесь в безлюдном месте. Потом можете напасть на городового, забрать оружие. Но не убивать. Это вам не нужно. После чего идете до ближайшей ювелирной лавки и с особым цинизмом пытаетесь ее ограбить.

Ваша задача, дождаться охраны, и красиво погибнуть под выстрелами. Обязательно в голову. Вести себя можете естественно, как будто на вас нет поводка. Но ни обо мне, ни о Максиме ничего не говорить и даже не намекать.

Если у вас будет время, до появления охраны, при свидетелях, громко обговорите свои планы найти быстрых денег и рвануть к Вашим друзьям, не знаю как их там зовут. Скажем, в Астрахань. Задача понятна?

— Да, господин, — склоняет голову Шнырь.

— Что же, Гена, придется нам с тобой вдвоем следы Василька искать, справимся ведь? — Кощей задает вопрос в воздух. Но крепкий парень все равно отвечает.

— Да, господин.

Кощей только вздыхает еще раз и снова обращается к парням на переднем сидении.

— После попадания пули в голову, разрешаю вам умереть. При появлении охраны можете убить друг друга, если те стрелять не захотят, это на ваш выбор. Тогда у тебя не получилось сгореть, Шнырь, помер Василек слишком неожиданно, — хмыкает Кощей, — Хоть теперь может получиться погибнуть. Понимаешь ведь, кому суждено быть расстрелянным, тот не утонет.

— Да, господин. — в этот раз у Шныря никаких уже эмоций в глазах не появляется.

* * *

После завтрака меня неожиданно находит Кленов.

— Максим, ты к своим одногруппникам собираешься? — тихо отводит меня в сторону.

— Да, Петр Васильевич, а с чего такой интерес? — удивляюсь.

— Попробуй с ними договориться, что бы они все-таки под запись рассказали как было дело, и зачем приходил Ревязев. Я не буду их имена показывать кому-либо здесь, и использовать тоже не буду. Скрою. Но истории мне хотелось бы записать для моего начальства там, — кивает наверх.

— Петр Васильевич, что вы, такой большой, а в сказки верите. Вы же сами мне говорили, почему они ничего не скажут.

— Поэтому иду к ним не я, а ты. — Серьезно говорит Кленов. — Мне эти рассказы нужны.

— А что я могу им предложить за это? — уточняю. — Вряд ли ребята захотят вам что-либо рассказать из любви к правде. И, кстати, чтобы два раза не вставать, что вы можете предложить мне? Вам же это нужно.

— К сожалению, немногое. Но возможно они знают что им нужно? Да и ты, подумай? — Кленов пожимает плечами. — В лицее мои возможности ограничены, но возможно им будет нужно что-нибудь в другом месте. А вот вне Смоленска-2, я могу найти разные варианты.

— Я подумаю, — киваю. — Поговорить, я с ними точно поговорю. Но результат я вам не обещаю.

— Ну хотя бы спроси. — Кленов не особо верит в успех. Тут даже скан не требуется. Но не попытаться он не может. Ну молодец, чего уж тут.

Добираюсь до больнички, туда же подходит Первак.

— Ты⁈ Опять⁈ — Савва меня встречает крайне недоброжелательно. — Что у тебя случилось?

Парень работает на износ, кажется. Смена через день здесь, да еще в Доме Охотника смены на постоянке, судя по разговорам. Как еще не помер с таким графиком.

— Нет, нет, — хмыкаю. — Мы проведать одногруппников. Не более того.

— К Ревязеву не пущу. — сразу же рубит Савва. — И к твоим одногруппникам не больше чем на полчаса. Они не полностью в порядке.

— Да я и не собирался, — удивляюсь. — С чего бы мне к Ревязеву рваться?

— Да? Ну хорошо, пойдемте. — поднимается. — Но я буду рядом, имейте ввиду.

Киваю. Поднимаюсь за Саввой. Первак идет следом и особо не отсвечивает. Удивительная способность парня не обращать на себя внимание, если ему это нужно.

Заходим в палату. Ребята лежит тут оба. Оба пришли в себя. И общее настроение в палате крайне унылое.

— Привет, — здороваемся мы с Перваком.

— И тебе, — нестройно отвечают парни.

Сканирую чуть фон, и понимаю, что тут даже не уныние, а отчаяние. Причем у обоих.

— Так, что случилось? — сажусь на стул рядом с Леонтием, и показываю жестом Перваку на соседний стул, что около Германа. — Почему вы оба в таком отчаянии?

— Я в соседней комнате буду. — Савва не остается и выходит в ту сторону, где я сканом улавливаю все того же Ревязева. Понятно, контролирует.

— А ты не знаешь? — поднимает глаза Леонтий.

— Откуда? К вам же не пускали никого, — пожимаю плечами. — Да и сейчас пустили, потому что вы в сознание пришли.

— Мы теперь инвалиды, Макс, — глотая слова произносит Леонтий. — Этот нам какие-то нервы нужные сжег. Мы оба теперь ног не чувствуем.

Желание добраться до Ревязева не то чтобы появляется, а просто становится почти нестерпимым.

— Как инвалиды? Целители же могут всё? — беру себя в руки.

— Да, но не все. Наши не могут, — ровно отвечает Леонтий. — Нам сразу сказали, что б мы надежд не питали. Нервы эти они, — кивает в сторону двери, — вырастить не могут. Говорит, если бы порвали, или пережали, тогда да, а так — не судьба.

Герман тоже кивает.

— Так, — внезапно понимаю слова Леонтия. — Это только наши не могут? А другие? То есть теоретически проблема решаема?

— А практически — нет, — подает голос со своей кровати Герман. — У лицея нет столько денег на двух бывших воров. — и добавляет с чувством. — Вот чуяли же. Не зря ведь не хотели ехать. А тут — расслабились. Жратва шикарная, конура на двоих, даже одежку дают. Даже мысли появились, что не все так плохо. Тьфу. Не жили хорошо, и нехрен начинать.