– Давай так дядя, я тебе даю пять целковых и свою лошадь в придачу, не ходить же тебе пешком, ты вон какое пузо отрастил, ноги быстро устанут.
– Нее, мало, – сказал он, разворачиваясь уйти.
– Ладно, – сказал Демид, – ещё пару рублей накину, больше всё равно у меня нет, соглашайся, пока я добрый, ты, я вижу, человек хороший, с понятием, а тут такие деляги бродят, сейчас враз тебя обдурят, останешься без коня и без портков.
Мужик засомневался, стоял, переминаясь с ноги на ногу и опасливо поглядывая по сторонам, видимо, ему самому не очень хотелось идти на торг, да просто не знал, как иначе продать такое серьёзное «движимое» имущество, скорей всего, ещё не обзавёлся знакомыми из местных.
– Ладно, давай деньгу, – наконец решился он.
Казак быстро ссыпал ему всё содержимое кисета и передал поводья, подождал, пока тот пересчитал монеты, потом лихо вскочил на коня премиум-класса и поскакал прочь, изо всех сил стараясь убрать с лица глупую счастливую улыбку.
Это ж надо так удачно было попасть на торг, и как хорошо, что опоздал! А ещё переживал что с утра уже всех лучших коней разобрали, вот уж воистину верно говорят: «Бог захочет – и в окошко подаст». Приехал бы вовремя, как все, купил бы обычного скакуна, и не случилось бы никакого счастья!
Едва за спиной скрылись камышовые крыши хат, Демид начал всё быстрей и быстрей нагонять своего нового благородного друга, давая ему возможность показать себя во всей красе. Седла не было, конечно же мужик давно его пропил, спасибо хоть уздечку оставил, но это обстоятельство совсем не мешало получать удовольствие от езды.
Конь нёс своего седока плавно, длинными скачками, почти без тряски и очень-очень быстро, так, что казаку оставалось только приникнуть к нему поближе и время от времени покрикивать от восторга. Казалось, это просто сильный поток ветра подхватил нашего героя и понёс его над землёй куда глаза глядят.
Очень быстро они преодолели огромное расстояние, и когда уже начали появляться малознакомые места, Демид опомнился и начал постепенно осаживать своего чудесного скакуна. Совсем остановившись, он ещё немного потоптался на месте, осматриваясь, и направился в сторону дома, стараясь держаться поближе к реке, чтоб найти место поудобнее, где можно будет напоить коня и отдохнуть.
И вот он ехал, довольно напевая себе под нос легкомысленную песенку из другой эпохи: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, и перемене…» Непонятно, почему в голове заиграла именно она, наверное, дело в игривом мотивчике, или, может, мудрое подсознание подразумевало под «сердцем красавицы» госпожу удачу. Приятные мысли лениво протекали через его голову, некоторые ненадолго задерживались, заставляя задуматься о чём-нибудь отстранённом и малозначительном.
Почему-то вот, например, принято считать, что самые красивые места – это море и горы, но это наверное только потому, что в наше время уже давно никто не видел настоящей дикой степи. Когда вокруг тебя нет вспаханных полей, окружённых посадками из тополей и акаций, нет асфальтированных дорог, столбов электролиний и шума машин, вообще нет никаких следов жизни человека, есть только бескрайнее пространство, покрытое травой разных оттенков. Холмы и овраги как цветные волны бушующего океана, радуют глаз своим грозным величием, заставляя сердце биться чаще в радостном волнении.
Как море для моряка, так и степь для казака. Но в отличие от моря, по которому можно перемещаться только командой, в одиночку ведь корабль не поведёшь, степь принимает в свои тёплые объятия и одиночных путников.
Когда подолгу находишься один в дикой степи, невольно начинаешь чувствовать величие мира и свою собственную значимость в нём. Наверное, поэтому казаки такие наглые, гордые и лёгкие на подъём, как степной ветер. Осознавать себя одного в таком широком пространстве – очень приятное занятие, особенно если хорошее настроение, как сейчас, чувствуешь себя чуть ли не богом, главным существом в окружающей вселенной.
Приятный поток философских размышлений прервал какой-то шорох. Без пяти минут бога внезапно вырвала из седла неведомая сила, эта же сила плотно прижала руки к телу, не давая никакого манёвра при падении. «Аркан», – запоздало мелькнула мысль ещё в полёте. При этом контроль над ситуацией казак не потерял. По возможности сгруппировавшись, он как мог смягчил ногами удар о землю, поэтому не расшибся и не покатился по земле безвольным кулём, когда его потащили, а сразу же, развернувшись на земле на сто восемьдесят градусов, выстрелил, особо не целясь, лёжа, от пояса. Благо натянутая верёвка в этом положении была чем-то вроде лазерного прицела, точно указывая куда стрелять. Целью оказался всадник, по виду ногаец, внимательно рассматривать его было некогда. Он нахлёстывал коня, стараясь как можно быстрей разогнаться, чтоб от очень быстрого волочения жертва потеряла ориентацию и не смогла что-либо предпринять. После выстрела, кочевник сразу завалился коню на загривок, и тот сразу начал сбавлять ход. Скорость заметно упала, и казак смог вскочить на ноги, побежать за верёвкой, привязанной к седлу, тем самым ослабив натяг и на ходу освобождаясь из петли. Попутно он слышал за спиной приближающийся стук копыт, второй наездник был уже совсем рядом, поэтому Демид, не оборачиваясь, выхватил саблю и резко пригнулся. И очень вовремя – над головой пронёсся леденящий душу свист рассекаемого воздуха, в то же мгновение казак быстро выпрямился и рубанул вдогонку. Удар пришёлся по руке, сжимавшей саблю, чуть выше локтя. Рука вместе с саблей отлетела в сторону, а сам наездник, то ли от ужаса, то ли от резкой перемены в габаритах тела, сразу потерял равновесие и свалился с коня. Упав на землю, он забился в траве, громко вопя и во все стороны фонтанируя кровью. Казак в два прыжка подскочил к нему и остановил этот безумный танец смерти одним рубящим ударом сабли по шее. Всё, больше вроде бы никого не было. Демид обессиленно рухнул на траву, пытаясь отдышаться.
Вся баталия не заняла и двух минут, но какая плотность событий! Да ещё каких событий – каждое между жизнью и смертью. В такие минуты начисто исчезает страх, жалость и вообще все чувства, остаются только рефлексы, доставшиеся по наследству парню из старинного казацкого рода, чьи предки ещё со времён Ивана Грозного наводили ужас на ордынцев в Диком поле.
Отдышавшись, наш герой осмотрел себя, вроде цел, не считая ссадин и звона в ушах. Да ещё вся одежда разодрана в дрызг, особенно шаровары от такого аттракциона пострадали, пока стрелял, знатно на заднице по земле проехался, теперь в самом неприличном месте зияла огромная дыра, да так явно, что лёгкий ветерок приятно холодил ободранную кожу на открывшемся теле.
Казак кинулся собирать добычу. В первую очередь отловил коней, хорошо, они отбежали не очень далеко. Рядом протекал ручей, слегка поросший кустарником и небольшими деревьями, из-за которых, собственно, и появились эти двое. Так вот кони пили воду из ручья, причём все трое рядом, как будто старые закадычные друзья. Однако благородный красавец всё-таки посматривал на своих неожиданных знакомых с лёгким пренебрежением.
Демид быстро привязал их к ближайшим деревьям, чтоб не разбежались, и приступил к самому главному: шмону всадников.
Действовал он очень быстро, на звук выстрела могли появиться новые гости, например, друзья покойников, ну или вообще кто угодно жадный на хабар.
В первую очередь он оттащил трупы в кусты, поближе к тем же лошадям. Потом сбегал назад и подобрал саблю, вырвав её из омертвевшей руки, при этом не забыл прихватить и верёвку, на которой его тащили. Отрубленную голову, валявшуюся в траве, он прятать не стал, да и вообще старался на неё не смотреть, тошно. Покончив с беготнёй, он посрывал с ордынцев халаты и начал в них складывать всё, что было на покойниках. Ничем не брезгуя, в Диком поле каждый кусок ткани имеет свою цену, за пару минут он оставил лежать на траве два голых окровавленных тела.