Прошло уже два года с тех пор, как я выпустил свой класс (мой единственный – первый и последний – выпуск) и переехал в Петербург. Мы с Вероникой поженились, хотя, казалось бы, всё было против нас. Она слишком переживала из-за своей племянницы Вики Кирюшиной и считала наши отношения предательством. Мы тогда расстались на полгода, и этого было достаточно, чтобы понять: родственные души не выживут поодиночке. Их магнетизм сильнее любых препятствий, которые выдумывает изобретательная судьба. Сколько бы мы ни пытались отталкивать друг друга – притяжение всегда оказывалось сильнее, да мы и сами радовались собственной беспомощности. Это послужило прекрасным оправданием для того, чтобы воссоединиться. К тому же Вика вскоре извинилась перед нами и попросила свою тётю, чтобы она никогда меня не бросала.

После рождения сына Веронике пришлось уйти из цирка, но она как будто совсем не переживала по этому поводу. Моя жена любила повторять, что срок воздушной гимнастки скоротечен, как у бабочки. Порхает под солнцем, радуясь лёгкости в крыльях и изяществу невесомого тела, но неизбежно сгорает, становясь горсткой пепла на ладони земли…

Вероника делала вид, что счастлива большую часть времени проводить дома, воспитывать Павлика, не по годам смышлёного и любознательного мальчишку, и печь торты на заказ. Она говорила мне: как же это замечательно – больше не следить за фигурой! И улыбалась, так часто улыбалась, что мне иногда становилось больно смотреть на эту ослепляющую улыбку.

Мне не хотелось оставлять её одну, поэтому я решил уйти из школы и заняться частным преподаванием. Тем более я и представить себе не мог, как буду справляться с новым классом. Мои выпускники слишком сильно засели в сердце, словно заноза, которую никак не получается вытащить. Да и надо ли?..

Мы купили уютный дом в городе мечты, и одну из комнат я превратил в кабинет. Повесил на стены мотивационные фразы, приобрёл магнитную доску и удобный письменный стол. Временами мы с Вероникой лежали на диване, взявшись за руки, пока Павлик мирно посапывал в детской кроватке, и думали: разве это не счастье? Мы были друг у друга, мы занимались любимым делом, наши будни раскрашивал в яркие тона смешливый мальчишка-выдумщик и… Нет, в наши планы изначально не входили домашние животные, но судьба распорядилась иначе. Никто не знал, как этот толстый рыжий кот появился у нас на лестничной площадке. Вероника начала его подкармливать и на всякий случай развесила объявления: может, кто-нибудь узнает сбежавшего питомца? Но шло время – и ничего не менялось. Кот продолжал сидеть под нашей дверью и выпрашивать еду. А потом вдруг Павлик озвучил то, о чём уже давно втайне задумывался каждый из нас:

– А давайте возьмём Блинчика домой?

Не знаю, почему он назвал кота Блинчиком, но мы с Вероникой сошлись на том, что невозможно найти для этого рыжего нахала более подходящего имени. Мы полюбили его, да и он был к нам довольно снисходителен… А разве можно ожидать от кошек чего-то большего? Словом, Блинчик стал полноправным членом нашей семьи.

Впрочем, хватит о личной жизни; я написал эти заметки прежде всего для того, чтобы рассказать о своих новых учениках. Пожалуй, пора начинать…

По вторникам ко мне приходит всегда пунктуальный и гиперответственный Антон. По-видимому, он тщательно подбирает костюм к каждому нашему занятию, чтобы не дай бог не повториться. Всегда свежая рубашка, галстук-бабочка, пиджак или жилетка (в зависимости от погоды) и модные отутюженные брюки.

Он появляется передо мной с неизменной улыбкой, точно с нашей последней встречи прошла не ровно неделя, а добрых два года. Антон разговаривает, манерно растягивая слова, наверняка думая, что это делает его ещё больше похожим на интеллигента, и постоянно называет меня по имени-отчеству. Здравствуйте, Евгений Леонидович. Я написал сочинение, Евгений Леонидович. А что мы будем в следующий раз обсуждать, Евгений Леонидович?

Признаться, я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ему что-нибудь резкое и уже навсегда прекратить этот поток нескончаемых обращений.

Антон – один из тех немногочисленных учеников, которые всегда всё делают заранее и, как правило, идеально – так, чтобы учителю не к чему было придраться. Однако я всё-таки придираюсь и почти каждый раз. Только представьте себе, что вы листаете в интернете новостную ленту и вдруг встречаете подобный перл:

«На мой взгляд, Родион Романович Раскольников совершил противоправное деяние, дабы убедиться в подлинности своей концепции, ибо он по натуре своей был прирождённым философом…»

– Антон, это совершенно никуда не годится! – не выдерживаю я, перечёркивая громоздкую фразу жирным красным крестом. – Ты потеряешь баллы из-за своих речевых ошибок!

– А что не так? – с искренним изумлением хлопает светлыми ресницами этот сущий ангел, случайно перепутавший эпохи и шагнувший, по своей невнимательности, сразу в XXI век.

– Во-первых, я уже говорил тебе не использовать все эти «ибо» и «дабы», – принимаюсь загибать пальцы я.

– Но ведь писатели…

– А ты не писатель. Ты ученик 11 класса, который сдаёт ЕГЭ по литературе, а не пишет роман-эпопею в духе «Войны и мира».

– Ну хорошо… – надувается он, хотя и упрямо делает вид, что согласен. – А остальное? Там же вроде как всё правильно.

Его бледные от природы щёки заметно краснеют, но он явно не готов признавать мою правоту, наверняка считая меня глупым, невежественным сухарём с шаблонным мышлением.

– Ну а во-вторых, откуда у тебя взялось это «противоправное деяние»? Почему нельзя написать просто: преступление?

– Так ведь это суть одно, Евгений Леонидович, – обиженным тоном заявляет этот белокурый отрок, готовый отстаивать свои рыцарские идеалы до победного конца. Но я не могу отступить и позволить ему и дальше измываться над беззащитным русским языком.

– Антон, на ЕГЭ никто не будет оценивать витиеватость твоего стиля. А что значит «по натуре своей был прирождённым философом»? Это же полный бред!

– Позволю себе не согласиться с вами, Евгений Леонидович. У моего любимого писателя, многоуважаемого Владимира Владимировича Набокова, есть фраза…

А дальше я уже не слушаю, потому что всё повторяется из раза в раз, и я как будто переливаю из пустого в порожнее. Видимо, в этом году экспертам ЕГЭ выпадет уникальная возможность прочесть шедевр старшеклассника с бесконечными «ибо» и «дабы».

Когда мы оба приходим в себя, я начинаю лекцию о грибоедовском «Горе от ума». Настоятельно рекомендую выбросить из головы всю эту распространённую чепуху о том, что Чацкий – «лишний человек».

– Но наша учительница литературы, Евгений Леонидович, говорила…

И снова этот надменный взгляд самодержца, упивающегося собственным превосходством! Передо мной – мучительный нравственный выбор, от которого зависит – ни много ни мало – будущее… С одной стороны, репетитор не вправе подрывать авторитет школьного учителя. Это как минимум неэтично. А с другой, иные педагоги ой как этого заслуживают… Мне приходится выпрямить плечи, откашляться и торжественно сообщить о существовании разных точек зрения по этому вопросу, но всё-таки… Едва ли мне удаётся его убедить, хотя я с упоением сравниваю Чацкого с Онегиным и Печориным, и мы оба не обнаруживаем между ними ни малейшего сходства.

– Грибоедов даёт нам понять, что Чацкий станет декабристом, – привожу обезоруживающий аргумент и вижу, как наконец-то загораются голубые глаза моего строптивого слушателя. – Первый вариант его фамилии – Чадский. Через «д». Это явная отсылка к Чаадаеву, который даже был арестован по подозрению в причастности к декабристам.

Потом я смотрю на часы и замечаю, что у нас осталось всего две минуты.

– К сожалению, поработать с пробным вариантом мы уже не успеваем…