Даже на перемене между парами она запрещала уходить с места — ее дико нервировал шум. Разумеется, непосредственно во время лекций сидеть надо было тише воды ниже травы. Иначе в лучшем случае можно схлопотать очередное оскорбление в духе «крикливый дебил» или «тупорылый болтун». В худшем — возникали проблемы на зачетах. Радовало только одно: уже со второго семестра этого предмета в моем расписании не будет. Можно будет выдохнуть.
Но сейчас я оказался в неприятной ситуации. Если бы студенты сдали курсовые на стол заранее, как она всегда требовала, то она и не заметила бы, что моей работы там нет. Конечно, потом я бы все равно попался под ее горячий язык, но то ведь потом. Потом уж как-нибудь перетерпел бы. Теперь меня ждало куда как более неприятное «скоро».
Когда прозвенел звонок, я постарался вести себя максимально незаметно и начал продвигаться к выходу. Студенты затопали к Кобре, чтобы положить перед ней свои скрепленные скобами работы. Суматоха подыграла мне прикрытием. И все же психологичка заметила мой маневр.
— Лебедев!
Я замер и повернулся. Блин! Ведь еще бы пару шагов…
— Да, Тамара Кирилловна?
— Курсовая, Лебедев!
— Ой. Точно, — пробормотал я и принялся рыться в своем портфеле, якобы в поисках курсовой.
В случае Кобры, притворяться, что домашняя работа была сделана, но случайно забыта — фокус бесполезный. И все же это лучше, чем открыто признаться, что вместо работы над курсовой, я играл в глупейшую в мире игру.
— Эмм… Тамара Кирилловна…
— Только не говори, что ты забыл ее где-то или потерял!
— Но, кажется, это правда, — я постарался скорчить растерянный вид.
— Ох! Вот ты где! — услышал я позади себя запыхавшийся голос Вероники.
Я обернулся. Она выглядела так, словно только что пробежала трехкилометровый кросс. Волосы взлохмаченные, щеки красные, дыхание тяжелое, прерывистое.
— Радова! Ты что тут забыла? — переключилась Кобра на Веронику.
— Здравствуйте, Тамара Кирилловна. Я вот… Сейчас…
Она поспешно затолкала пальцы в свою сумку и извлекла оттуда пластиковый файлик. Руки ее слегка дрожали.
— Вот. Твой курсач, милый. Ты забыл его. Ну и рассеянный! Это, наверно, из-за вчерашней ночи!
Неверными руками я отстегнул кармашек и обнаружил кипу скрепленных степлером бумаг. Заголовок меня очень обрадовал: «Особенности развития личности в условиях информационного мусора». Автором был указан я. Название группы тоже соответствовало.
— Ну, мне пора!
На глазах студентов, которые еще не успели покинуть аудиторию, она прильнула ко мне, обняла одной рукой и одарила затяжным звонким поцелуем. Затем выскочила из аудитории, оставив меня абсолютно ошеломленным и с курсовой работой в руках.
— Вау-у-у! — воскликнула одна из студенток. — Вот это страсть! Вот это любовь!
— Красиво! — поддержала другая.
— Мишка-то — Казанова! — пробормотал беззлобно кто-то из парней.
— Уважуха, братан! Зачетная цыпа!
Посыпались другие реплики. Все в таком же духе.
Кроме одной:
— Развели тут бордель! Скоро трахаться начнут в кабинетах и туалетах! Или уже?
Разумеется, последние слова принадлежали Кобре. Кому же еще? Той злобе, с которой она произнесла их, было под стать шипение реальной змеи.
— Ай-я-яй… Тамара Кирилловна… Что же это за высказывания такие? — послышался еще один голос за спиной, тоже женский, но отнюдь не Вероникин. Зато он принадлежал заведующей кафедрой по гуманитарным предметам.
Вот уж будет сейчас разговор у них…
Студенты моментально испарились. Я же неровным шагом дошел до стола Кобры, чтобы оставить ей курсовую.
Кобра нахмурилась, но нашла, что ответить:
— Будешь так высказываться, если у тебя лучший студент в больницу загремел из-за аварии…
Я вышел из кабинета, но чуть задержался у входа. Сердце забилось как бешеное. Я почти не сомневался, что речь о Толяне. Вероятно, Кобра была куратором его группы.
— Я как раз насчет него, — с грустью сообщила зав. кафедрой. — Как Анатолий? Вы же вроде навещали его утром?
— Перелом ноги, множественный. — Голос Кобры стал непривычно мягким и слабым. Словно не куратор она была Толяну, а очень близкий родственник, вроде матери или жены. — Это может стоить ему спортивной карьеры.
Глава 11
Травматология
Не то чтобы новость о Толяне, оказавшемся в больнице с переломанной ногой, сильно поразила меня. Я ведь видел, что удар «Ауди» в столб случился весьма жестко. Скорее, сломанная нога — легкая плата за столь отчаянное вождение.
Я даже не мог бы сказать, что мне жаль Толяна. Он изрядно поднадоел мне своими наездами и желанием отбить Веронику. И вот тут-то приходила мысль: в больнице он не навечно, нога однажды заживет, тут-то он и явится в универ. Вряд ли случившееся сделает его добрее и смиреннее. Наоборот, стоило ожидать повышение градуса.
Но мне очень хотелось закрыть этот вопрос. Сейчас, когда Толян лежал в больнице и состояние его максимально беспомощно, момент идеальный. Поговорить, разъясниться и все уладить миром.
Еще один довод в пользу такой попытки: травматологический центр находился неподалеку от офиса, а ведь я и так собирался туда. Отчего же не заскочить заодно?
После четвертой, последней на этот четверг пары я отправился на остановку и скоро добрался до «Центра переливания крови имени А. А. Краснова». В первую очередь зашел в больницу, где лежал Толян.
Центр травматологии оказался довольно солидным. Я вошел в обширное фойе с множеством людей в медицинских халатах. Вспомнилось, как вчера я всерьез был уверен, что сам окажусь здесь. В итоге вместо меня загремел Толян.
Я нацепил бахилы и, не зная, куда пойти, направился к справочной. Там в большом мягком кресле сидела медсестра, столь большая и толстая, что в темноте ее фигуру можно было бы перепутать с друганом Толяна — Вадиком. Но, в отличие от него, она не была лысой и тупой.
— Вам чем-то помочь? — спросила она, улыбнувшись.
— Хотелось бы, — признался я. — Ищу одного своего друга, мы учимся в одном университете. Он тут после аварии со вчерашнего дня.
— Вчера к нам поступило шестеро пациентов-ДТПшников. Фамилию надо.
— Эммм… — Я понял, что не знаю фамилию своего «друга». — Анатолий.
— Фамилию, — настойчиво потребовала медсестра.
— Он лысенький такой.
— Молодой человек, — с укором сказала она. — Я их не разглядываю, точно не запоминаю, а многих даже не вижу. Вчера, например, не моя смена была.
— Ему двадцать, наверное.
— Фамилию!
Это было фиаско. Но мне повезло.
— Что-то случилось? — прозвучал сзади хрипловатый бас.
Передо мной появился мужчина лет сорока, с короткой бородкой, в аккуратных вытянутых очках и в белом халате. Над верхним кармашком висел бейджик с надписью: «Доктор Иванов А. В.».
— Анатолий Викторович, — пожаловалась толстая медсестра. — Вот. Посетитель явился к пациенту, а фамилию его не знает.
— Он вчера попал в аварию, студент авиационного универа, лет двадцать, лысый, боксер, кстати, — быстро протараторил я всё, что могло навести на Толяна.
— А-а-а! Боксер! — воскликнул Анатолий Викторович. — Анатолий, что ли? Тезка мой?
— Да. Он!
— Стыдно не знать фамилию друга, товарищ, — строго сказал он и показал на ряд вешалок с белыми халатами. — Накиньте, я провожу вас.
Я схватил халат и поспешил за доктором.
— А фамилия у вашего друга Достоевский. И не говорите, что просто подзабыли. В такое я не поверю.
«Достоевский?» — заплясало в моей голове. — «Нет, он, конечно, ДОСТАЕТ меня знатно, но всё же… С такой фамилией не боксом заниматься следовало бы…».
В общем, было смешно.
— Вот здесь лежит ваш друг. — Доктор показал на палату номер 366.
Я поблагодарил его и вошел внутрь. В просторной светлой комнате в два ряда стояли четыре койки. Но занята была только одна — та, что возле двери.