Она вызубрила все предостережения под давлением бабушки, затем украдкой начала ворожить. Учебник Эрсиль попался на зависть: подробно расписано, что произносить, как двигать руками, сколько продлится действие чар. Сама бабушка запретными талантами не обладала, но лютовала жутко, если Эрсиль увиливала от занятий. А причины у той имелись: упражнялась‑то она на кроликах. Столько их уморила! И над каждым проливала слезы. Но бабушка усмехалась, стряпая традиционное рагу из крольчатины: «Нынче помучаешься, потом порадуешься». Эрсиль упрямилась, жалела ушастых питомцев, но, получив с размаху метлой по шее, всхлипывая, брела к сарайчику сеять гибель.

Забавно все обернулось. Эрсиль истребляла ни в чем не повинных зверьков, корпела над книгами, а ее врагом оказался Къельт. И пускай он не сообщил напрямую, что работает на Тайный Сыск, это подразумевалось. То есть Эрсиль рассекретила себя в одночасье. И на кой дьявол, спрашивается, были все ее усилия, все жертвы?

Едва Эрсиль исполнилось девятнадцать, она простилась с домом на окраине Кверка, где выросла. Бабушка к тому времени уже год обитала в гробу, но Эрсиль все равно любила кроликов больше, чем ее.

Рано или поздно сердце Эрсиль окончательно зачерствеет, и – у нее щемило в груди от этого – она превратится в подобие своей бабушки. Впрочем, был и другой выход – на тот свет.

– Эрти, тебе плохо? Эрти! – громыхнуло рядом, точно шквалом сметая все образы. – Лодыжку повредила? Устала?

– С чего бы? – буркнула оглушенная Эрсиль.

– Тебе удобно на коленях?

Эрсиль моргнула и обнаружила себя рассевшейся посередь дороги. Мимо, как назло, проехал на лошади посыльный – и ну оглядываться, пока тракт не скрылся за каменистым увалом.

Къельт помог Эрсиль подняться и плеснул ей в лицо водой из фляги.

– Вот спасибо, – надулась Эрсиль, – дождя нет, так теперь ты за него!

– Авось встряхнешься, – парировал Къельт, поправляя ей капюшон. – А то ковыляешь, мотыляешься…

Эрсиль отфыркалась и, тихонько выругавшись, поплелась за Къельтом. Он затеял очередную побасенку: о некоем престарелом господине. Седины умудрили дедушку до такой степени, что он, аки пташка вольная, жил‑поживал себе на дереве, покуда не брякнулся с него, зашибив кровожадную лесную Аннис…

Еще немного, и Къельт закрепил бы за собой титул враля‑болтуна, поломав все представления Эрсиль о рыцарственной отрешенности тъельмов дождя. На ее удачу, словоохотливость Къельта убывала с каждой минутой.

А в серебристом мареве между тем виднелись западные отроги Мшистого кряжа. Тусклое, притомившееся за лето солнце выбелило сиреневатые вересковые просторы. Воздух сделался прозрачным, хрупко‑морозным, легкий ветерок ласково освежал горячий лоб Эрсиль. Къельт несколько раз предлагал устроить перерыв и пообедать, Эрсиль же головой качала. Сыта она или голодна – лишняя морока.

Вскоре Къельт отчаялся развеселить такую упертую буку, как Эрсиль, и отложил свои истории до лучшей поры. В молчании созерцать пустынные холмы было куда приятнее. Линия горизонта над ними окрашивалась закатными по‑октябрьски холодными тонами, оттеняла чуть тронутые снегом верхушки гор. Эрсиль наблюдала за реющим в поднебесье орлом, рассматривала замшелые обломки скал у обочины, принесенные в древности ледником, убеждала себя, что молочного цвета крапинки на пастбищах – это не овцы, а невесомые клочки пуха, бездумные и оттого счастливые… Иначе выражаясь, Эрсиль всячески старалась забыть Сайвиль и сгинувшего в его тьме человека.

Когда впереди маняще заблестели огни, ночь безраздельно завладела миром, и пригород Дунума готовился ко сну. По малолюдным улицам под желтыми пятнами фонарей Къельт и Эрсиль прошагали к гостинице с облезлой вывеской в форме островерхой шляпы.

Угрюмое заведение под названием «Колпак Нёрха» не желало приютить изнуренных путешественников. Къельт барабанил и барабанил в дверь кулаком. В итоге упорство его вознаградили: одергивая мятую рубаху до пят, вылез насупленный хозяин.

Очутившись в свободной пыльноватой комнате, Эрсиль нахально согнала Къельта с кровати у окна – взяла и упала ему за спину. И без разницы, что он расстегивал сапоги, примостившись у изножья.

Къельт покладисто откочевал на соседнюю койку, терпения ему было не занимать.

– Доброй ночи, – хмыкнул он.

– И тебе того же, – проронила Эрсиль.

Во сне к ней пожаловал черноволосый и все хрипел: «Убей, и не умрешь, убей, убей…» Напоследок он скорчил омерзительную гримасу и поинтересовался: «Откушаешь рагу из кроликов? А в Дунум со мной пойдешь? Эрти, ты пойдешь со мной в Дунум? Пойдешь?»

Тут Эрсиль вздрогнула и очнулась. Къельт, склонившись, дышал ей в висок.

– Не пойду я в твой Дундум. Уж прогуляйся без меня! – просипела Эрсиль и повернулась на левый бок.

– Меня не будет весь день, – предупредил Къельт.

– Да хоть четыре дня! – ощетинилась Эрсиль. – Спать только не мешай.

– Ладно, грубиянка. Жди меня к вечеру.

С тем Къельт и удалился, а Эрсиль не меньше часа ворочалась в постели, сварливо жалуясь подушке:

– Наконец‑то учертыхался… покоя от него нет…

Спустившись вниз, Эрсиль изъявила трактирщику намерение искупаться в ванной. За шесть медяков трое нанятых парней заволокли в комнату дубовую бадью и натаскали ведрами кипятка с кухни. Залили весь пол, между прочим. А все потому, что усердно косились на Эрсиль.

Выпроводив любознательных тружеников, она стянула капюшон, под которым привыкла ото всех прятаться, и сунула в воду даже не пучок, а целый куст чистотела из своих запасов.

Мылась Эрсиль долго и тщательно. Потом выстирала штаны, юбку, отдраила жакет и башмаки, просушила все около небольшого камина и тогда уже выбралась из дома.

Погода стояла ясная – тепло, ни единого облачка.

Эрсиль лениво бродила, посещая встречные магазинчики. Разжилась новыми ботинками (а то обувка, что на ней, вот‑вот каши запросит), дорогой зубной щеткой с прочной свиной щетиной.

– Нипочем не истреплется! Зубки жемчугом засияют! – распинался продавец в мелочной лавке.

После поедания окровавленного сердца врага жемчужное сияние особенно порадует Эрсиль, да…

Также она потратилась на голубое платье из тонкой и гладкой мериносовой шерсти – чтобы в гардеробе присутствовала какая‑никакая приличная вещь. Платье числилось «отказным», то есть пошили его на кого‑то другого, поэтому Эрсиль вынужденно оплатила еще батистовые исподние юбки. Позже она их выкинула, поскольку те не запихивались в котомку.

Но самым безумным приобретением Эрсиль был великанский лиловый бант. Она понятия не имела, на что его нацеплять, просто ей приглянулась аккуратненькая галантерея с пеной кружев и гирляндами атласных лент на витрине.

Деньги Эрсиль, в сущности, не берегла и торговалась редко: бабка оставила ей порядочно – хватит на годы вперед, а то и вовсе не понадобится…

Обогнув рабочие кварталы и дымящие трубы фабрик, Эрсиль направилась к самому Дунуму – старому городу. Серые гранитные стены вздымались на высоту пяти этажей; гигантские шестиугольные бастионы пронзали синеву шпилями свинцовых крыш; мостики с гуртовыми3 арками, стрельчатые бойницы, мощные контрфорсы4… Одним словом, точнее, двумя – несокрушимая крепость. Была раньше. А ныне все это обветшало, пообсыпалось и поросло кое‑где мхом и тоненькими деревцами.

Эрсиль уступила дорогу бричке извозчика, затем приблизилась к барбакану5, охранявшему двустворчатые распахнутые ворота. Подле них считал ворон караульный с ружьем у плеча. Одетый в геральдические цвета графства Эльсул (зелень и серебро), он, предположительно, исполнял обязанности немудреного украшения.