* * *
Я снова брёл по пещере Ама-но-Ивато, двигаясь вглубь и освещая себе путь чадящим факелом. Короб давил на плечи, а стены то расширялись, то сдвигались, будя и тревожа мою клаустрофобию. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Внезапно тоннель резко расширился, и я оказался на пороге просторного зала, в центре которого у горящего костерка сидели две знакомые до боли фигуры. Отец в строгом костюме и дядя Серёжа в маскхалате с СВД на коленях.
— … потом с утра я в это ущелье спустился, нашёл четыре трупа. — дядя Серёжа погладил СВД. — А вот пятого не нашёл, утёк пятый, падла.
— Какой ловкий однако. — сказал отец.
— Ловкий — то ловкий, но от судьбы не уйдёшь. Через полгода всплыл он в виде трупа в одном портовом кабаке. Представляешь, за ним весь Интерпол бегает, четыре разведки мира ищут. А его два каких-то утырка мимоходом подрезали, в дикой рыгаловке по пьяному делу.
— Папа, дядя Серёжа, вы здесь, — воскликнул я — но как?
— А Дима — улыбнулся отец — проходи, садись. — он рукой показал куда садится.
Я подошёл поставил свой ящик на пол пещеры. Сел.
— Как вы здесь очутились? — удивлённо спросил я, протирая глаза.
— Это не важно — улыбнулся дядя Серёжа.
— Важно, сынок, что ты теперь идешь по Пути Воина — добавил отец — Запомни, на этом пути потребуется абсолютная беспощадность. От глупой нерешительности военачальников знаешь сколько солдат закопали?
— Сколько?
— Очень много. Лучше принять решение и ошибиться, чем колебаться и терять время. А уж тем более трусить.
— Я не трус!
— Знаю. Но посылать своих солдат на смерть — тут требуется особое мужество.
— Омо-доно, вставайте!
Я открыл глаза. Сон, это был всего лишь сон. Кикухиё осторожно потряс меня за предплечье.
— Вставайте, Владыка — повторил он — Пора.
Я встал, с помощью своего верного оруженосца облачился в доспехи. Надел перевязь с мечом, и взял в руки канабо. Моё место сегодня позади отряда Ивакуры. Общее руководство и торговля лицом. Проще говоря, мой вид должен вдохновлять «небесников» и превратить их в настоящих камикадзе, которые не боятся ни бога, ни черта.
Окончательно собравшись я и Кукуха вышли в предрассветное утро. Наша повстанческая армия, малыми группами выдвигалась к ночному лагерю противника. По плану мы атакуем с первыми проблесками зари. Сигнал даст Ёсио, сняв часовых, он проберётся в центр лагеря и трижды прокричит совой. Но гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Как потом выяснилось, Ёсио аккуратно снял часовых и пробрался в центр лагеря. А там…
— Ты откуда пацан, что тут делаешь? — толстый конюх — погонщик схватил за шиворот нищего мальчишку — Как здесь очутился?
— Пустите дяденька — захныкал чумазый мальчишка, размазывая сопли по грязному лицу — я заблудился.
— Заблудился⁉ — саркастически усмехнулся толстяк — В лесу, в такое время. А ну говори правду, а то щас живо без башки останешься.
Толстяк вынул вакидзаси и приставил лезвие к горлу мальчишки. Тот внезапно перестал плакать и удивленно посмотрел, сначала на клинок, потом на его хозяина. Глубоко вздохнул и нажал большим пальцем левой руки точку на сгибе локтя самурая державшего оружие. Самурай охнул, рука безжизненно повисла и пальцы его разжались. Ёсио подхватил выпавшую укороченную катану и всадил её в рот обидчику.
— Тревога! — раздался крик — К оружию!
Со всех сторон начали сбегаться вооруженные люди. Ёсио бросил вакидзаси и живо юркнул под ближайшую повозку.
— Больше ждать нельзя. — Такахиро взмахнул мечом — В атаку!
Его сотня вышла из леса и двинулась быстрым шагом, переходящим в легкую трусцу в сторону лагеря.
— Бегом! — скомандовал Такахиро — Не дайте им построится в боевой порядок.
Наши буси ускорились и с разбегу врубились в самураев Сагары. Смешали их, смешались сами. Бой превратился в скопище индивидуальных схваток, которыми невозможно управлять. Но с противоположной стороны вывел вторую сотню Чжинсу. Он ухитрился, сохранить плотный строй своих воинов и благодаря этому ему удалось сильно потеснить разрозненного противника. Но я этого не видел, так как с полусотней Ивакуры прорывался к середине лагеря. Наконец мы достигли цели и встав в три ряда полностью перекрыли дорогу между повозками. Нам надо лишь продержаться то время пока Такахтро и Чжинсу расправятся с авангардом. Я взглянул на противника и отчётливо понял, что сейчас нас будут убивать. У самураев Сагары оказался на редкость толковый командир. Он не бросил своих буси в немедленную атаку. А построив арьергард в колонну по десять человек, не спеша двинулся в нашу сторону. Впереди шли лучник, за ними мечники. Оставшиеся в живых погонщики — конюхи, похватав оружие, влились в эту колонну, усилив её. А у меня за спиной держат копья вчерашние крестьяне. Сейчас этот ощетинившийся длинными пиками ёж, навалится, продавит наш строй и ударит с тылу по Такахиро и Чжинсу. И всем Амба! Ситуацию спас Ючи Омахиро. Выведя свою кавалерию во фланг наступающей колонне, он сперва дал залп. Но стрелы не остановили врагов, даже не замедлили. Попытка ударить их во фланг тоже провалилась. Сагары чётко склонили наконечники копий в сторону атакующий кавалерии и отогнали её. А еще и обстреляли из луков. Лошади на копья не пошли, не дурные. Тогда Ючи скомандовал — «Спешиться!» И кавалеристы, вооружённые тати рванули в первый ряд нашего заслона. Их доспех выполнил функцию подвижного щита, приняв на себя копейный удар вражеских асигару. Наши копейщики били их из-за спин кавалеристов, стараясь попасть в незащищенные ноги.
— Держать строй! — орал Ивакура, размахивая своим посохом.
— Строй держать! — орал я размахивая палицей–канабо.
За моей спиной стоял Кукуха и методично тыкал длинным копьем в бреши, что я пробивал в частоколе копий противника. Люди падали с двух сторон, но строй мы всё-таки удержали. Хоть и медленно отступали под напором самураев Сагара. Сколько времени это продолжалось, шаг вперёд, удар палицей, копья в щепу, а удары древков мне не страшны. Подмышкой молнией сверкает копьё Кикухиё и бьёт в пах стоящего передо мной асигару. Тот визжит, падает и пропадает из виду. На его места встаёт самурай с мечём. Взмах, удар и меч ломается об мою палицу. Копьё сверкает из-за плеча и бьёт безоружного самурая в лицо. Но в брешь вставали новые и новые самураи и расширить плацдарм не удавалось. Внезапно всё переменилось, строй противника распался. Как оказалось план Такахиро удался полностью. Додавив авангард, обе первые сотни «небесников» обошли нашу свалку по кромке леса и ударили с двух сторон во фланг и тыл вражеского арьергарда, замкнув окружение.
— Победа! — вопил Кукуха размахивая знаменем «Сарумяна», которое притащил с собой
— Победа! — орал Ёсио потрясая окровавленным копьём. Он, оказывается, дрался в третьем ряду нашей «фаланги».
— Победа! — крачал я — эйфория упоения в бою захлестнула меня вместе со всем моим воинством.
Глава 18
— Скажите мне, Хару-сан, почему все окрестные крестьяне с такой неохотой принимают наше покровительство? Вот даже вас пришлось принуждать к присяге. Неужели так силён страх перед самураями?
— Страх конечно силён, жизнь даётся нам богами, а вот забрать её норовят всякие негодяи, которые хуже эта. Но дело по большей части не в другом. Вот представим,что вы, Омо-доно, победили. Убили всех врагов. Установили везде закон «Небесной справедливости». И что будет дальше?
Мы сидим со старостой в шалаше построенным на скорую руку из бамбука и пальмовых листьев. Сверху по нему шурует дождь, нехилый такой ливень. Хлынул он внезапно, во второй половине дня. Дорога моментально раскисла и стала непролазной. В грязи увязли двухколесные повозки и лошади, да и сами люди часто падали в грязь. Такахиро, вздохнул и приказал вставать лагерем на днёвку. Повозки свели в круг, нома-ума распрягли, завели во внутрь и стреножили. После чего принялись за возведение укрытий от дождя из подсобных материалов, типа «шалаш». Где все благополучно и попрятались, ожидая когда разбушевавшаяся стихия, сменит гнев на милость. В моём шалаше расположились четверо. Верный Кукуха проверив сохранность и целостность вооружения тут же за кемарил под шум ливня, следуя известной традиции — «солдат спит — служба идёт». Ёсио присел у самого входа, жуя сухую лепёшку, косясь на падающие капли дождя. Я в который раз подумал, что надо бы распорядиться выдавать парнишке двойную порцию еды, а то этой сухомятиной он себе весь желудок посадит. А напротив меня удобно устроился, вздыхая и поглаживая лысину, хитроумный деревенский староста Хару.