К счастью, агент Нельсон оставил мне след из хлебных крошек. Он хочет, чтобы я пришел сюда. Это означает, что у него есть рычаги воздействия. Она у него.

«Позволь ему забрать меня».

Слова Лондон преследовали меня, задавая направление с тех пор, как я сбежал из тюрьмы. Это ее идея, и, поскольку она доминирующее лицо в нашей паре, я уступил ее просьбе. Хотя это было непросто: я дважды настигал Нельсона и оба раза выжидал. И наблюдал.

Никто не может бежать вечно.

У таких мужчин, как мы, есть только два выхода. Быть пойманным или убитым.

Но в отличие от Нельсона у меня есть преимущество — красивый темный ангел, бросающий вызов условностям.

Я замечаю блестящий замок на двери гаража. Он открыт, что выглядит как приглашение. Когда я открываю дверь, то даже не пытаюсь скрываться. Нельсон ждет меня, Лондон ждет меня… так что вот он я.

И пусть игра начнется.

Я захожу внутрь, и как только я вижу ее, мое сердце пропускает удар. Оно бьется только ради нее.

Подвешенная под потолком на гидравлическом подъемнике Лондон парит, как ангел, словно видение.

Рот и глаза завязаны, но она меня слышит. С нее сняли одежду — тело выставлено напоказ, если не считать тонкого лифчика и трусиков. Металлические тросы охватывают запястья и талию… удерживая ее в воздухе… как красивую сломанную марионетку.

Тросы закреплены вокруг стрел подъемника — желтых стальных балок, поддерживающих автомобиль, — и она свисает ниже. Тросы поднимаются к потолку, туго натянутые как струны пианино. Нельсон перекинул их через вторую подъемную штангу, и они спускаются оттуда как струи дождя. Но вместо капель на концах тросов свисают гири с замками.

Я отвожу взгляд, чтобы изучить механизм. За несколько секунд я разгадываю схему.

Лифт установлен на таймер. Опускаясь с каждой минутой. Обратный отсчет закончится тем, что Лондон погрузится в 8-футовый транспортный контейнер.

Это прекрасно, правда, прекрасно.

Ловушка, которую мы с Лондон начали проектировать в первую ночь, что провели здесь, теперь завершена, в полной мере реализована. Ловушка, которой я бы восхитился, если бы не следы Нельсона, отравившие все вокруг.

— Я подумал, — раздается голос Нельсона, — как жаль, что ты никогда не имел удовольствия играть главную роль в одной из своих ловушек.

Я снимаю капюшон и расстегиваю молнию.

— Что в контейнере?

— Концентрированное соединение серной кислоты, — отвечает он. — По твоему рецепту.

Я ухмыляюсь и отбрасываю куртку.

— Подделка до последней детали. — Но я понимаю, какой ущерб будет нанесен обнаженной коже Лондон при погружении в смесь. Это меня отрезвляет.

— Это все перфекционист во мне. У меня есть причуды. Например, вот эти замки… только для тебя. Это метафора.

Я уже устал от его голоса.

— Очень умно. — Я оглядываюсь и замечаю под болтающимися замками закрытый глубокий таз.

— Вперед, иди. Открой его.

Я подхожу к емкости и открываю крышку.

Ключи.

По крайней мере, таз до верху заполнен сотнями блестящих ключей… которые были превращены в смертоносное оружие. Их края заточены до остроты ножа.

Шипение эхом разносится по гаражу, и гидравлический лифт опускается на деление ниже. Я смотрю на Лондон. Она сильная, но ее тело реагирует на толчки, мускулы дрожат, когда она колеблется всего в метре над контейнером.

Замки над моей головой лязгают в унисон, поднимаясь еще на несколько сантиметров выше.

— С того момента, как я нашел доктора живой, я понял, что она ключик, который приведет меня к тебе, — говорит Нельсон. — Признаю, какое-то время тебе удавалось ускользать от меня. Ты загадка. Влюбленный убийца-психопат… Это не только смешно, но и противоречит всем профилям, которые составило на тебя ФБР.

— Я не какой-то профиль.

— Но будешь. Видишь ли, с каждым убийством я пытался залезть тебе в голову, но мне не нужно разделять твою одержимость, чтобы победить. Мне нужна только она.

Лондон — это намного больше, чем просто одержимость.

— Если ты попытаешься вытащить ее из ловушки, — продолжает Нельсон, — я нажму кнопку на рычаге управления подъемником. Она может пережить погружение в кислоту… но больше не будет такой красивой.

Я стискиваю зубы и оборачиваюсь, ища мужчину, но слышу только голос.

— Ты мог бы просто застрелить нас обоих. Избавить нас от мучений.

Он цыкает.

— Ты думаешь, я делаю это ради тебя? Ради нее? Мне плевать, как вы, двое, в конце концов, убьете друг друга. Она умирает от твоей руки — от твоей ловушки — что означает, что я могу вернуться.

— Для тебя нет пути назад, Нельсон. Тебе слишком понравилось жить в моей шкуре. Возможно, сначала ты просто хотел залезть ко мне в голову, чтобы поймать меня, но со временем тебе стало комфортно. Потому что в противном случае — вот он я. — Я поднимаю руки. — Ты меня поймал.

Мой голос эхом разносится по гаражу.

Я опускаю руки.

— Ты не хочешь меня арестовать. Ты хочешь, чтобы я умер. Чтобы ты мог дальше убивать, используя ми методы. Идеальная схема.

В его напряженном молчании я слышу ответ. Нельсон намерен удостовериться, что ни я, ни Лондон не уйдут отсюда живыми.

— Быть в бегах утомительно, — говорю я. — Уж я-то знаю. Это действует на нервы. Показывает нам, из чего мы сделаны. Я никогда не перестану охотиться за тобой, Нельсон. ФБР — меньшая из твоих проблем.

Еще один пронзительный свист шестерен лифта, и Лондон спускается ниже. Предупреждение, что Нельсон готов начать игру.

Даже если я спасу ее, мы не сможем просто уйти. Единственный вариант, при котором Нельсон станет героем, — это если мы умрем. Он превратится во взбунтовавшегося агента, который пустился во все тяжкие, чтобы поймать сбежавшего убийцу.

Вот только Лондон в процессе становится жертвой.

Здесь должно произойти две смерти. Вот что нужно.

— Только один ключ отпирает ее кандалы, — говорит Нельсон. — Приступай.

Я смотрю на Лондон, ангельски красивую. Ее темные волосы спутаны, тушь размазалась по фарфоровым щекам. Малярная лента закрывает глаза и рот, и все же она говорит со мной, подбадривая меня.

— Все закончится здесь, — сказала она на этом самом месте, когда я держал ее на руках. Она увидела будущую ловушку еще до того, как я сам смог ее распознать.

Я начинаю с замков, осматривая каждый из них. Замок Гудини и три других замка-головоломки. Я игрался с ними в детстве. Я мог бы использовать отмычку, которую всегда держу при себе, но это было бы нарушением правил. И Лондон может пострадать.

Нельсон хочет крови.

Я закатываю рукава и становлюсь на колени перед тазом с ключами, замечая странный блеск. Проведя рукой по поверхности, я сдвигаю несколько ключей.

Лезвие бритвы.

— Проклятие. Это будет больно.

Стиснув зубы, я ощущаю прилив своего рода спокойствия и погружаю руки в озеро острых предметов. Краем глаза я вижу, как Лондон пинается, ища край контейнера. Ей до него не дотянуться. У нее всего пять минут, прежде чем пальцы ног коснутся кислоты.

Пяти минут более чем достаточно.

Могу предположить, что Нельсон не стал бы класть ключи сверху, он хочет, чтобы я зарывался глубже, пока лезвия режут кожу. Я достигаю дна емкости, стиснув зубы от острой боли.

Я испытывал вещи и похуже. Я сам делал вещи хуже — я ранил свою плоть глубже, чем могут эти лезвия. Я копаюсь в тазу без единого вздрагивания, не желая тешить эго Нельсона.

Мне не нужно пробовать все ключи. Я знаю, что ищу. Я знаю, на что будут похожи канавки зубчиков, как они войдут в замочную скважину и легко повернутся с приятным щелчком. Это мой любимый звук, если не считать мягкий голос Лондон.

Эта ловушка была создана для меня.

Раздается жужжание, я слышу шипение подъемника. Тело Лондон опускается ближе к кислоте.

Когда я вытаскиваю серебряный ключ, он окрашен кровью. Я быстро осматриваю его, затем кладу на цемент. Ныряю обратно. Тонкие порезы образуются на запястьях. Лезвия врезаются в плоть, сдирая кожу. Но я продолжаю, пока не нахожу второй и третий.