Папа Ким не сомневался, что первенство республики окажется для меня проходным, самые сильные соперники были минчане, уже побеждённые. Всё верно, только я был слабее из-за постоянной сгонки веса, Коган даже слышать не хотел выставлять меня в категории до пятидесяти четырёх. Без Хакашева конкуренцию мне составляли только брестские. Жребий их свёл в полуфинале, Соломахин аккуратно слил Тишкову по очкам, даже не пытаясь контратаковать. Более опытный погранец шлёпал его часто, метко и очень легонько, договорняк просматривался трёхсотпроцентный, но формально не придраться.
Главное, Тишков вышел против меня свежий, не утомлённый финалом, не испытывавший сгонки веса в сауне и изнуряющей диеты, у него вес пера давно стабилизировался. Наверно, и помрёт щепкой-старичком.
На ринге не смотрелся кандидатом в покойники, отнюдь. Порхал как птичка колибри и развлекал меня уймой обманных финтов. Такого в своей карьере я не встречал. Он начинал движение левой рукой, вызывая у меня защитный рефлекс, но не завершал даже отвлекающий джеб, тут же выстреливая правой, а левая немедленно возвращалась к прикрытию челюсти. Танцевал, часто нырял, уклонялся, даже если я не наносил удар, очень сложно было угадать, где в следующий миг окажется его голова, чтобы выцелить.
Первый раунд прошёл во взаимной разведке. Для себя я понял, что, хоть энергией Ци заправлен под пробку, обычные силы на исходе. Хватит на раунд, потом нужен отпуск… и отпустить вес.
После гонга я поменял стойку на правостороннюю и включил стиль, у профессионалов именуемый «решер». Если без хитрых терминов и классификаций, бросился вперёд как берсерк. Брестский обладал, конечно, и нокаутирующим ударом, но под градом хуков и апперкотов соперника не особо изготовишься.
Зажал его в угол, там особо с финтами не разгонишься. Поскольку все удары были умеренной силы, парень оставался вполне в себе, ушёл в оборону и внимательно смотрел, когда выдохнусь либо ошибусь и подставлюсь под встречный удар.
Если бы мной руководила ненависть или страсть, так бы и произошло. Но спортивная злость, желание расквитаться за пропущенные и болезненные удары — это другое, оно не мешает мыслительной работе.
Вряд ли кто поверит, но я сам готовил его атаку. Предсказуемую для меня. Левая сторожит челюсть от его правой, второй начинаю демонстративный апперкот, не слишком быстрый, половинка рожи пригласительно открывается, и он купился, отвесив мне хук. По всем канонам надо уклоняться влево, но я был готов и достаточно резко дёрнулся в противоположную сторону и вниз, а правая поверх его руки громко впечаталась в пограничникову голову.
Рефери открыл счёт, на цифре «семь» возобновил бой. Тишков пробовал финтить дальше, но он был уже не тот, лучше бы ушёл в глухую защиту или вязался в клинче, восстанавливаясь после нокдауна. Наверно, был столь потрясён, что не сообразил и не услышал воплей секунданта. Секунд за тридцать до гонга финальный бой закончился за явным преимуществом.
— Боялся, что ты его убьёшь, — вместо «поздравляю» сказал Коган. — У тебя ужасная манера оставлять позади выжженное поле.
— В категории до пятидесяти одного мне всё равно. Тренер, я же расту. К осени хочу того или нет, перевалюсь в легчайший.
— Где у меня совсем другой кандидат на чемпионат СССР.
— Устроим пробный поединок, — ободрил я его и по сигналу рефери потрусил на центр для объявления победителя.
Пожал руку сопернику, тот ответил, но демонстративно отвернулся. Зря. Я же обоим брестчанам расчистил дорогу на Союз, уложив Хакашева и ещё пару перспективных, сам сваливаю в легчайший вес. И здесь меня не любят.
Понял, что планида окончательно отвернулась, когда после награждения, на улице уже начало хорошо темнеть, с двумя пацанами Ботвинника шёл к остановке на Опанского. Все трое — легковесы, с первого взгляда — соплёй перешибёшь, не скажешь, что призёры чемпионата республики по боксу. Навстречу вывалила семёрка крупных парней разного возраста, один с ходу извлёк и начал раскручивать нунчаки.
— Чо, не из нашего района? Проход платный.
Твою мать… Я один способен уложить эту гопоту на асфальт. Если нужно — убить, за мной не заржавеет. Но сколько боксёрских карьер рухнуло из-за драки на улице, не перечесть.
Схватил обоих спартаковцев за руки и отпихнул назад, типа — сам разберусь. Тут главное не калечить. Нет тела с переломами, нет дела. Семь недоумков из подворотни стали на пути, быть может, самого важного дела в истории человечества!
Швырнул куртку в вихрь нунчак и сшиб с ног их обладателя, потом атаковал остальных. Бокс? Забудьте! При первом контакте с уличным драчуном, особенно более высокого роста, нет ничего лучше мае гери, тем более на мне спортивные трико, а не брючки. Не надо никакой стойки, шаг левой навстречу уроду, и правая вылетает как камень из пращи — кедом в промежуток между пупком и рёбрами. Никаких синяков, побоев, разрывов печени или селезёнки, у гопника всего лишь вышибается дух, и он пытается его вернуть, катаясь по щербатому асфальту. Удар в мошонку хуже, яйца останутся синими на несколько дней, а это уже строчка в протоколе осмотра медиком. С остальными аналогично, почки, печень, селезёнка, гомеопатически дозировано, без телесных повреждений.
Когда тротуар украсило семь слабо шевелившихся и непрерывно матюгающихся тел, я подобрал брошенную куртку и крикнул пацанам: валим. Мы без раздумий рванули вверх к Танковой и к Опанского, уверенные, что всё закончилось, но нет. Меня, личность малоизвестную и неинтересную, никто не запомнил и не опознал. Зато заметили спартаковца Вовчика, через него вышли на его товарища, что интересно — через милицию, один из семёрки имел наглость заявить о нападении хулиганов. Этот гад повредился при падении на асфальт, в больничке не отмахнулся, что споткнулся сам, а выдумал сказку про нападение боксёров на бедных юношей из Центрального района. К моему счастью, сказалась моральная школа Ботвинника, оба его ученика держались как партизаны на допросе и уверяли, что какой-то незнакомый каратист шёл впереди них и отметелил ногами встреченных. Тем самым уберегли от неприятностей.
Никто меня не любит, но есть относящиеся по-человечески. Жить можно.
Глава 15
Джигиты
К чемпионату СССР в Тбилиси тысяча девятьсот семьдесят восьмого года я записал в актив «золото» молодёжной спартакиады, набрав достаточное количество побед до кандидата в мастера спорта. Не все дались досрочно, но ни одного поражения. Вырос ещё на несколько сантиметров, в категории до пятидесяти четырёх держался с большим трудом, избегая практически любых упражнений на рост мышечной массы. В следующем весе у белорусского спорткомитета были свои фавориты, ни о каком отборочном поединке никто из ответственных товарищей и слушать не хотел. Я понял, что таков бич советского бокса, кроме, быть может, самых тяжеловесов. Юноша веса пера, больше напоминающий скелет, перевитый жилами, непременно набирает массу и, победив в сравнительно лёгкой категории, сталкивается с недопуском к титульным соревнованиям в следующем весе: там свои фавориты. При моём росте метр семьдесят пять нормальный взрослый мужчина весит не менее семидесяти килограмм, это первый средний вес, сколько мне держать себя в состоянии «засушенного Геракла», не известно, Коган в случае чего немедленно заведёт старую песню о командных интересах.
Чтобы отстаивать своё право на соответствующую габаритам категорию, мне было необходимо выполнить мастера спорта и получить медаль на союзном первенстве, но я летел в Тбилиси ослабленный сгонкой веса, чувствовал себя хуже, чем на республике. Старший в белорусской сборной, спортивно-партийный функционер, ещё и недовольно фыркал, меня взяли вторым номером, словно из милости «ну так и быть», лишь потому, что у предыдущего кандидата в сборную начались проблемы с милицией.
Я в очередной раз принёс в учительскую письмо из Комитета по физкультуре и спорту об освобождении меня от школьных занятий на время чемпионата, завуч отвела легального прогульщика к директору, тот «включил строгость», предупреждая, что окончание в прошлом году девятого класса на одни пятёрки даёт мне шанс на золотую медаль, облегчающую поступление в любой вуз СССР, но только если я приложу такие же усилия в учёбе, на что получил просьбу перенести для меня и выпускные экзамены, если выиграю путёвку на чемпионат мира в Белград. Он, знавший о моей беспардонности, ничего не обещал, зато пожелал удачи на Кавказе.
