Мы сидели с пацанами, поджав ноги, и слушали об энергии Ци. Выходит, той самой, что я накапливал со скопидомством бальзаковского Гобсека и расходовал в ударах сокрушительной силы, не понимая её природу. Похожий на монаха человечек рассказывал об изначальной Ци, полученной при рождении, Ци пищи, смешанной Ци и самой главной для бойца — истинной Ци. Научиться управлять внутри себя этой энергией помогает гимнастика цигун, на Востоке связанная с боевыми искусствами. Не знаю, каким чудом папа Ким захомутал китайца, и тот согласился преподать нам серию уроков.

Конечно, с помощью «Вышнего», когда тот объявится, что-то давно не слышно ублюдка, мне ничего не стоит заказать литературу по цигун, изданную в двадцать первом веке. Но вот так практиковаться, под руководством опытного тренера, дорогого стоит. А в финансовом отношении — ни копейки, советские люди с атрофированными рыночными инстинктами предпочитали действовать на общественных началах, и это никого не удивляло.

После общих упражнений китаец занимался с каждым индивидуально. У меня диагностировал: способен использовать Ци в бою, но не рационально, счёл, что не умею точно дозировать её в ударе. Во-вторых, и это главное, плохо накапливаю, организм мой не приспособлен быть большим сосудом. Но беду можно частично исправить.

Далее, где-то на шестом или седьмом занятии, последнем, учитель цигун вместе с Кимом выбрили мне участок кожи на затылке, там почувствовалось жжение.

— Я подарил тебе дракона, мальчик. Думай о нём. Передавай ему всю чистую энергию Ци, что не сможешь хранить в себе.

— Спасибо… Но мне сложно будет без дальнейших занятий.

— Помни! Путь овладения контролем энергией Ци — это не идеальное следование канонам и выполнение установок учителя. Этот путь внутри, в душе, он открыт только для тебя. Я показал начало, помог понять глубину. Но каждый должен преодолеть препятствия сам.

Звучало несколько высокопарно. Говорить просто китаец не умел.

Ох, как бы пригодилась детская панамка из песочницы… Наступил апрель, тянулись школьные каникулы перед четвёртой четвертью, потеплело, но ещё рано было напяливать на голову кепку, как бы защищаясь от солнца. К удовольствию матери, на неделю заперся дома, ожидая, пока плешь на затылке мало-мальски зарастёт.

Совместив два зеркала, рассмотрел чудо-тварь. Татуировка в три ногтя размером казалась настоящим произведением искусства, линии тонкие, словно прорисованные острым карандашом. Дракончик привстал на задних лапах, распушил крылья и выпустил из пасти скрученный спиралью язык.

Я назвал его «Яшкой», не знаю почему, и принялся закачивать в него Ци. Удавалось поначалу отвратно. Рациональная часть сознания слишком хорошо понимала: никаких ощутимых преимуществ мне татушка не дала. Просто символическая опора для самовнушения. С тем же успехом концентратором энергии Ци назначил бы родинку на правом бедре.

Но Яшка работал лучше. Всё же аутентичный рисунок, гармонирующий с восточной мудростью.

Однажды почувствовал тепло сзади между ушами. Китаец предупреждал: дракончик не безразмерный. Избыток Ци выплюнет пламенем из пасти.

В понедельник я сходил в школу на уроки, забившись на последнюю парту и не отсвечивая затылком, к вечеру напялил отцовскую клетчатую кепку, слишком тёплую для апреля, и отправился на «Динамо».

Коган встретил меня с ироническим прищуром еврейских глаз.

— Думал, вправду решил нас покинуть после чемпионата города.

— Так вы же командный медальный зачёт выиграли, моё золото в тему. Ботвинник на втором. В сборной Минска почти сплошь ваши ребята. Чем я не угодил?

— Хотя бы пропуском тренировок. Даже не позвонил. Что-то случилось?

Он стоял, преграждая мне путь в раздевалку. Других, правда, запускал.

— Случилось. На занятиях папы Кима.

Осмотрев наколку и выслушав про имплантированный аккумулятор энергии Ци, прожжённый материалист Коган сначала прыснул, потом начал откровенно ржать.

— Надо же… Ким, конечно, ещё тот чудик. Но, похоже, совсем крыша съехала от восточной мистики. Переодевайся, Шаолинь ходячий. И попробуй себя на мешке. Боюсь, победа останется за мешком.

Через четверть часа тренер аж челюсти сжал, лишь бы не признать свою неправоту. Я отработал по мешку десятка два троек-хуков, и каждый удар выключил бы свет любому боксёру нашей команды.

— Ты же, мать твою, оружие массового поражения! — восхищённо протянул Моня, научившийся с годами выговаривать все буквы. Лёгкий акцент, правда, остался.

К концу упражнения Яшка остыл и перестал греть между ушами, а мои удары, пусть профессионально поставленные, превратились в обычные хуки и кроссы пятнадцатилетнего пацана. Разрядилась батарейка.

Через час приехал Ботвинник, и оба тренера принялись составлять список городской сборной на утверждение соответствующего комитета Мингорисполкома. Могли бы ради приличия включить хоть одного кроме как из «Динамо» и «Спартака», благо мест множество — три возрастные группы во всех весовых категориях. Но не сочли нужным. Потом Коган рассказал о необычном подарке Кима.

Ботя долго колупался пальцами в волосах на моём затылке, сопел, кряхтел. Наконец, спросил:

— Володя, сам видел результат?

— Сам. И глазам не верил. Подросток лупит как взрослый. Без скидки.

В СССР существовали тогда возрастные категории до шестнадцати, затем шестнадцать-восемнадцать, юниорами считались до двадцати одного, и только старше этого рубежа — взрослыми. Правда, уже с шестнадцати некоторые добивались права на участие в крупных взрослых первенствах, переколотив всех юных соперников в своей возрастной и весовой категории.

К Московской Олимпиаде с улетающим мишкой мне исполнится девятнадцать, юниорский, мать его возраст. Ровно так же, как не хотел ждать двенадцати-четырнадцати в детско-юношеском спорте, я ломал увенчанную драконом голову, как ускорить процесс ввинчивания во взрослые соревнования. Для начала — хоть какие. Лишь бы шёл счёт побед на взрослом любительском ринге по правилам три раунда по три минуты. Открытый чемпионат общества «Урожай» среди колхозов Петриковского района — за счастье, главное, чтоб он признавался спорткомитетом официальным турниром. Но ничего подобного на горизонте не маячило.

Через недели две после того как я стал «Девушкой с татуировкой дракона», если вспомнить известный фильм, Коган задержал меня после трени и задал вопрос в лоб: хочу ли стать профессиональным боксёром.

Ещё как хочу. Заработать чемпионские пояса по версии всех профессиональных ассоциаций, включая WBA и WBC, в весе как можно большем, до супертяжа не отъемся, правда, мои жалкие полцентнера и категория веса пера на Западе пока никого особо не заинтересуют. Хочу получать от миллиона баксов за бой чистыми. Но как сказать это тренеру в СССР, где профессиональный спорт официально предан анафеме?

— Да, Владимир Львович. Но у нас же профессиональные боксёры, пусть под маркой любителей…

— Начинаются с кандидатов в мастера спорта. Кстати, в боксе мастера выполнить достаточно просто по сравнению с многими другими видами, по Союзу больше сотни человек в год получают значок. Да, тогда тебе придумывают тренерскую, инструкторскую или какую иную работу, на которую ходишь только за зарплатой, получаешь талоны на питание, командировочные на соревнования, премии за победы. Возьмёшь Союз — получишь машину. За медаль на Европе можно и квартиру просить. Да… Но путь этот не близок, труден, на любом этапе можно нарваться, как нарвался на тебя бедолага Брылёв, его тренер со мной не здоровается.

Он замолк на минуту, глядя в окошко тренерской на весенние сумерки.

— Я согласен.

— Ты ещё не знаешь, на что соглашаешься. Я — против, но в сборной Союза спортсменов пичкают всякой гадостью, на грани провала на допинговый тест. Говорят, целый химический институт работает над «коктейлями бодрости».

— Не проще ли дорожку коки занюхать?

Тренер осёкся, потом покачал головой.

— Я уже перестал верить, что в твоей маме есть хоть капля еврейской крови. Мы осмотрительнее.