Когда расстегнул впереди и распахнул её платье, освободив грудки из бюстгальтера, процесс окончательно принял необратимый характер.

Старался изо всех сил и умений. Сдерживался, чтоб не финишировать в первую же минуту, дождался, когда Маша зажала себе рот краем одеяла, сдерживая крик оргазма. И тогда выскочил в последний миг, запачкав ей бедро.

— Ты даже это знаешь… — промолвила моя фея, когда обрела дар речи. — Но откуда⁈ Тебе же всего четырнадцать! — до неё самой, наконец, дошёл кошмар происшедшего. — Всего лишь четырнадцать! Что я наделала…

Я деликатно коснулся её губ своими.

— Отвечаю по пунктам. Как спортсмен регулярно езжу в спортлагерь, где, прости, и набрался опыта от гимнасток. Не обижайся, ты же тоже не девственница. Не волнуйся, нас регулярно проверяют, никакой гадости от меня не подцепишь. Ну а твоя беременность нам ни к чему.

Она резко встала на постели и запахнула расстёгнутое сверху донизу школьное платье. Колготки и трусики валялись рядом с койкой. Я остался нагишом, зная, что худое, жилистое и накачанное тело спортсмена, хоть и подростка, выглядит неплохо.

— Уходи! Забирай книжки и уходи.

Так легко от меня не отделаешься!

— Дорогая, ты же не прогонишь недоудовлетворённого мужчину? Сколько лет на тебя смотрю, думаешь, одного раза достаточно.

И снова взял её за руку.

— Меня в тюрьму посадят за растление малолетнего! И с работы попрут.

Руку пробовала освободить, но тут уж я не позволил.

— Не посадят, потому что мы никому не скажем, хорошо? Никакой статьи ты не нарушила, запрещён секс лишь с лицом, не достигшим половой зрелости, — тут я был немного подкован и говорил уверенно. — Сама знаешь, с половой зрелостью у меня всё путём. Ну давай ещё разок, а? Один раз или два — уже не столь существенно.

Через пару минут цитадель сдалась. Более того, моя прекрасная леди вытащила из тумбочки презерватив в бумажной упаковке и бросила мне.

— Надевай. Не порть себе удовольствие и заканчивай как природа велит.

Я не заставил себя уговаривать. Стянул с неё платье и бюстик, мы забрались под одеяло и занялись делом, дарующим крохотную толику Божьей Благодати, столь необходимой созревшему юношескому организму, да и ей очень даже в тему. Довёл Машу до исступления пальцами и только после этого вонзился. Казалось — нырнул в неё не только выпирающей частью тела, а весь по самые уши. Мир вокруг померк и исчез, осталось одно лишь таинство единения мужчины и женщины.

— Очуметь… Как хорошо… Валерик! Мне ни с кем не было так хорошо. Жаль, что больше не может продолжаться.

На сегодня — точно всё. Время близилось к пяти часам, мне ещё бежать домой, брать форму и дуть к Когану. Что уроки не сделаны, как-нибудь накалякаю в тетрадках после тренировки или пусть даже получу двойки, оно того стоило. Но Мария уверяла, что повторять подобное нельзя никак.

— Отчасти ты права, — отвечал ей. — Можем засветиться. Не хочу тебе неприятностей. Но и отказаться от встреч выше моих сил. Ты — самое большое счастье моей жизни!

— Подумаю, что можно сделать, — делово пообещала подруга. — Сейчас тебе лимончика отрежу, чтоб не сиял как начищенный самовар, проходя мимо бабы Вари на вахте.

Без проблем. Скроил самую несчастную мину, если бы расспросила, выдал бы жалобу на учительницу, мол, заморила совсем своим английским, даже после уроков заставляет заниматься, но не понадобилось.

Но вот Коган меня расколол.

— Валера! Ты не здесь, не с нами. Так тебя любой уложит. Что-то случилось?

— Да, Владимир Львович. Случилось. В три часа пополудни девственность потерял. С женщиной двадцати пяти лет.

Тренер опешил, потом хлопнул себя ладонями по бёдрам.

— Меньше трепись! Если её вычислят — бабе твоей крышка. Ясно… Сегодня — всё. Иди в душ.

Что-то ещё бормотал себе под нос. Типа: все парни как парни, тихонько утоляют сами себя в туалете, а этот шлимазл… Взрослым себя возомнил!

Его постоянно раздражали мои поползновения выпрыгнуть из штанов, скроенных для малолетки-подростка. Повторял: всё ещё успеешь! Толкал вперёд пацанов, и не только евреев, раньше записавшихся в его секцию и возрастом шестнадцать-семнадцать, хоть с меньшим потенциалом. В СССР всё по очереди — и вход в Мавзолей Ленина, и в большой спорт, за обочиной которого я временно оказался.

Но не за обочиной жизни. Через пару недель, в субботу, Мария привела меня в девятиэтажку на Притыцкого, в техническое помещение, приспособленное под кабинет с широким диваном. Здесь же имелся туалет и душ, а также комод с несколькими комплектами постельного белья, подушками и одеялами.

Что важно, вход в каморку был организован с улицы, из незаметного закутка. Очень удобно для конспирации в отличие от квартиры, чья дверь просматривается через глазки других дверей на лестничной площадке.

— Ты принимаешь меня такой, какая я есть? Чужая любовница, отдающаяся старому мужику за материальные блага? Валерик, я — проститутка.

Она была очень эффектной прости Господи в новенькой короткой шубке из серебристой норки и пышной меховой шапке, в зимних чёрных сапогах на высоченных каблуках, делавших её выше меня. И я не стал сдерживаться. Опрокинул её на диван и овладел прямо так — в шубе, в перчатках, в сапогах, только задрав подол и приспустив бельё. Мария обалдела от напора и грубости, но довольно быстро вступила в игру. Догнала меня, когда я уже пошёл на второй круг, не покидая самой уютной в мире пещерки.

Только после этого обсудили «деловые» детали.

Оказывается, Ипполит Викентьевич (почти как Ипполит из фильма «С лёгким паром») занимает пост на уровне заместителя республиканского министра. В обязанность Маши входит ежеутренний звонок на его прямой номер в кабинете. Если папик намерен встретиться, произносит нечто вроде «договорились, Иван Степанович, совещание начнётся в шестнадцать ноль-ноль». Она ждёт его к этому времени, не позже восемнадцати пятнадцати замминистра покидает гнёздышко и топает к «волге», отвозящей домой, к законной благоверной. Та — дочь какого-то секретаря ЦК КПБ, и разрыв с ней означает конец карьере, потерю квадратных метров, короче — крах всего. Оттого Ипполит осторожен, на рандеву приезжает сам за рулём, отпуская водителя, по вечерам и на выходных всегда дома, исключая торжественные мероприятия, куда ходит под руку с законной супругой.

— Представляешь, клялся мне: если бы не его высокорождённая жёнушка, давно бы бросил всё и сделал мне предложение! Будто мне нужен толстячок пятидесяти девяти лет. Почти импотент.

Был бы я действительно тинэйджером, эти подробности меня бы шокировали. Но и без них хорошо представлял, кого собой являет моя подруга. Признаюсь, её откровения о связи с другим вызвали нездоровое возбуждение и желание немедленно продолжить то, чего нет в СССР. Но Маша желала сначала расставить точки над i.

— Валерик, ты меня распалил. Кроме Ипполита давно ни с кем не встречалась. Уж забыла, что интим бывает приятным. Большинство мужиков — похотливые козлы, думающие только о себе, а не женском удовольствии. Как будто законсервировалась. Но после того раза в общежитии… Не могу. Сама себя ласкала, вроде всё выходит, но не то, не то.

— Нуждаешься в регулярных встречах.

— Как ты точно подметил… Да! Или снова заползти в раковину, или дать себе волю. Хотя бы пару раз в неделю. Но у тебя такой плотный тренировочный график!

— Да и хрен на него. Ответственных соревнований впереди нет. До шестнадцати меня даже на юношеский чемпионат БССР не допустят. Да и в выходные я смогу. Но если твой Ипполит нагрянет?

— В выходные и по вечерам — никогда. Я здесь убираюсь в это время. Иногда ночую, если в общаге какой-то праздник и шум. Ни разу не объявился.

А если даже приедет развлечь свой вялый отросток и обнаружит меня — что сделает? Публичный скандал ему не нужен, так как дойдёт до супруги из ЦК КПБ, со всеми вытекающими. Можно, конечно, снять Машу с довольствия и завести иную любовницу. Но он её поддерживает с института, много лет, и до сих пор не надоела. Значит — по-своему привязан.