– Торфинн, мне надо кормить тебя почаще. Ты очень похудел.
Он пожал плечами, глядя на поблескивание реки в зеленеющей долине. Снова повернувшись к ней, он взял ее руку в свою и принялся по очереди гладить ее тонкие, загорелые пальцы, словно они бьши ценной деревянной резьбой.
– Много же тебе пришлось поработать ради меня, Гудрид. Благодарю тебя, что пришла ко мне в кузницу и принесла поесть. А теперь мне надо закончить работу: скоро будет готов новый замок и ключи для Рябинового Хутора. Хотел бы я только знать, каким образом Греттир попадает с Перешеечного Острова на материк!
– На крыльях орла, не иначе! – попыталась пошутить Гудрид.
Карлсефни быстро взглянул на жену, словно его ударили, но потом спокойно улыбнулся.
– Я не знаю, как много тебе известно, Гудрид, и умеешь ли ты заглядывать в будущее. Ты упомянула сейчас орла, и в последнее время я каждую ночь вижу его во сне. Он сидит возле меня… Мне не следует больше ничего утаивать от тебя.
– Утаивать… что именно?
– Я думаю, что жить мне остаюсь недолго, Гудрид. И орел этот – мой дух-двойник. Мне сейчас на три зимы больше, чем было моему отцу, и умер он от удушья. У меня иногда бывало удушье, а теперь оно возникает все чаще и чаще. И я не слышал, чтобы от этой болезни было лекарство.
Гудрид не отрываясь смотрела на мужа, а он продолжал:
– Я давно уже собирался сказать тебе об этом, Гудрид, но ты и так несешь свое бремя…
– Бремя! – хрипло повторила Гудрид, отводя в сторону взгляд. – Да, я несу свое бремя, и мне казалось, что ты разделишь его со мной.
Он взял ее за руку, заставив посмотреть на себя.
– Скажи мне, что тяготит тебя, и тогда я увижу, смогу ли я взять на себя твое бремя.
Гудрид перевела дыхание, не зная, с чего начать, а Карлсефни почти сердито бросил ей:
– Мы делили вдвоем стол и постель, мечты и заботы так много времени. И у меня никогда не было от тебя тайн.
– Никогда? – Гудрид так волновалась, что с трудом находила слова. – И в один прекрасный день не появится человек, который назовется твоим сыном и потребует раздела наследства с моими детьми?
– Если такой человек и появится, то он солжет тебе, разве нет? – спокойно ответил Карлсефни, словно он обсуждал цену на сукно. – И тебе хорошо известно, сколько у меня детей. Столько же, сколько и у тебя.
Гудрид больше не могла удержать себя. Она вскочила, схватив посуду, и собиралась уже уйти. Но Карлсефни взял ее за руку и сухо сказал:
– Ульфу не понравится, что ты унесла его долю обеда. Да и я полагаю, что нам надо перепахать это поле, раз уж мы начали разговор. Сядь, Гудрид, сядь поближе, а впрочем, держись от меня на том расстоянии, которое тебе самой по вкусу… Нет, сядь лучше так, чтобы я мог видеть твои глаза…
Его голые ноги почти касались ее ног, и он продолжал:
– Ты помнишь Виноградную Страну, Гудрид?
– Как же я могу ее забыть!
– Ты считаешь, что нам надо было бы остаться там?
– Нет, Торфинн, я всегда знала, что мы поступили правильно, уехав оттуда, и все равно я никогда не жалела о том, что мы жили там. Нам нельзя было оставаться в Винланде после всего, что случилось со скрелингами и с их колдовством…
– Тогда я надеюсь, что ты понимаешь, почему нам нельзя больше иметь детей, если они уносят твою жизнь.
– Ты… ты боялся, что я умру? – удивленно спросила Гудрид. – А а думала, что наскучила тебе, что ты сердишься на меня за те сплетни, которые ты услышал обо мне на тинге.
– Разумеется, я рассердился, когда люди говорили про тебя дурное… Ведь ты главное сокровище в моей жизни! Но как ты могла подумать, что я зол на тебя или что ты мне наскучила? Я-то думал, что ты поняла, в чем дело… Ведь мы жили с тобой всегда так хорошо!
Гудрид тяжело сглотнула.
– Нам нужно больше времени бывать вместе.
– Да, но если мы сейчас не сделаем замок, то завтра потеряем еще одну бочку с лососем, – сказал Карлсефни, поднимаясь. Он поцеловал ее в щеку, взял из рук блюдо и кринку и вернулся в кузницу.
По пути к дому Гудрид на мгновение замедлила шаг, чтобы послушать крики потревоженных ею кроншнепов. К ней словно бы вновь вернулся слух. Годами жила она будто глухая, ничего не слыша вокруг. Над полем летали ржанки, а сердце Гудрид пело от радости: Карлсефни не изменил ей. Теперь нужно только отыскать лекарство от его болезни, и они снова будут свободны и счастливы вместе!
После ужина Карлсефни сидел с Гудрид на дворе, вытачивая ключи к новому замку. Они тихо переговаривались, находя любой предлог, чтобы коснуться друг друга. Карлсефни пощелкал готовыми ключами в замке и поднялся:
– Пожалуй, придется съездить на Рябиновый Хутор и поменять на ночь замок. Я буду крепче спать, если довершу это дело. Возьму с собой Эйндриди.
Гудрид нежно поцеловала мужа на прощание и долго смотрела, как он вместе с Эйндриди Лебединой шеей скачет на север, а потом вернулась в дом. Торбьёрн и Снорри играли в тавлеи, а на длинных лавках вдоль стен спали слуги, но большинство все же оставалось на дворе, наслаждаясь дивным вечером. Гудрид взялась за пряжу, изредка переговариваясь с сыновьями, а потом снова вышла из дома, как раз в тот миг, когда солнце завершало свое путешествие по небу, и закат уже окрашивал воды фьорда. В розоватом прохладном воздухе замерли все звуки, и стихло даже птичье щебетание. Гудрид охотно осталась бы на дворе всю эту короткую летнюю ночь, наблюдая за восходом солнца. Но она слишком устала от пережитого за день.
Она не знала, как долго она спала, когда Карлсефни тихо лег рядом с ней на кровати. Она обняла его голову, прижала к своей груди и зашептала в любимые волнистые волосы:
– Почему тебя не было так долго?
Он замешкался с ответом; голос его звучал прерывисто:
– Это был не Греттир… не он украл наши припасы. Мы удивились… увидев в кладовой Барда Безбородого и Эйольва Синезубого… и устроили им хорошую взбучку… Прежде чем наступит утро, они будут уже далеко отсюда…
Договорив последние слова, он внезапно застонал, а Гудрид, прижавшись губами к его лбу, ощутила, что весь он покрыт капельками пота.
– Тебе плохо, муж мой?… Снова вернулась боль?