– Позвольте, а какое отношение все это имеет ко мне? – прервал наконец ее разглагольствования Синдзабуро. Ёнэко так экспрессивно и ритмично чеканила слова, что позавидовал бы любой артист ракуго[7] – так что он далеко не сразу сумел вставить реплику. – Зачем вы пересказываете мне ее биографию?

Ёнэко явно не ожидала, что ее перебьют, и лицо ее исказило нескрываемое раздражение. Холодным тоном она продолжила:

– К вам лично – никакого. Но раз мы с вами встретились, значит, так было суждено. Нас с вами связывает незримая нить. И Цуюко очень хотела, чтобы вы выслушали ее историю.

Цуюко кивнула в подтверждение, утирая слезы белым платком, волшебным образом оказавшимся у нее в руках.

– Вы сюда что, побираться пришли? Какая еще «незримая нить»? К тому же вы ведете себя странно – и это еще мягко сказано. Сначала называете себя торговыми представителями, а теперь начинаете рассказывать слезливые истории! Что-то тут не сходится!

Когда Синдзабуро принялся излагать доводы разума эти двум неразумным женщинам, он наткнулся на их искреннее непонимание.

– А что в этом такого?

– Так, послушайте, – остановил их Синдзабуро. – Хватит притворяться дурочками. Я сам в свое время с товаром по домам ходил, так что кое-что в вашем деле понимаю. Врываться в чужое жилье и вести себя таким образом – недопустимо.

– О, господин Хагивара, так мы с вами коллеги! Что ж, вот вам еще одно подтверждение нерушимой связи между нами. Какое чудо! Правда, Цуюко?

– Точно-точно, Ёнэко!

Синдзабуро с ужасом смотрел на то, как эти двое впились друг в друга глазами.

– Но судя по вашей фразе, господин Хагивара, сейчас вы оставили профессию. Простите за любопытство, но почему? Уж не в реструктуризации ли бизнеса дело? Столько компаний проводят ее сейчас. – Ёнэко наклонилась вперед и уставилась Синдзабуро в глаза.

«Да как таких на работу принимают?! – возмутился Синдзабуро. – Похоже, ее даже не обучали». Он так поверил в свое превосходство над ней, что из снисхождения ответил – хоть и не собирался:

– Да, вы правы. Меня сократили в рамках реструктуризации.

Сказав это, Синдзабуро почувствовал, как его голова опускается вниз – словно он чувствует себя виноватым. До этого момента он никому не рассказывал о сокращении, кроме своей жены.

– О, Синдзабуро! Как я вас понимаю! – пронзительным голосом воскликнула Цуюко. Она подалась вперед и склонила свой хрупкий силуэт над журнальным столиком, положив ладонь Синдзабуро на предплечье. От холодного прикосновения он отдернулся назад и сложил руки на груди. Цуюко взглянула ему в глаза: ну ладно, будь по-твоему. Она скромно посмотрела в сторону, а потом снова перевела взгляд – более дерзкий, чем раньше, – на него. Синдзабуро снова отвел глаза.

– Цуюко, ты так добра и нежна! И посмотри, как черство он отреагировал! Господин Хагивара, неужели вам ничуть не жаль бедную Цуюко?

– Разумеется, мне жаль, что так вышло. Но вы ведь не за сожалениями сюда пришли! К тому же ничего из ряда вон выходящего я пока не услышал. Всех нас жизнь по-своему помотала.

Они недоверчиво выпучили на него глаза.

Ёнэко с заметным изумлением прокомментировала:

– В какие бессердечные времена нам выпало жить! Вот в старину любой, кто лицезрел неописуемую красоту Цуюко, сразу готов был отдать за нее жизнь. А уж если еще хоть малую часть ее бедствий описать – то и подавно. Так ведь, Цуюко?

Цуюко снова поднесла к глазам платок и начала всхлипывать – пока ее всхлипы не переросли в наигранное, заливающееся рыдание. Синдзабуро не сомневался – притворяется. Возмутительное поведение гостий раздражало его все больше:

– Так, хватит. Всех жалеть – никаких сил не хватит. Вы вот вообще ничего не сказали по поводу моего увольнения. Бессердечные! Если уж надеетесь на мое сочувствие – неплохо бы самим проявить его ко мне.

Договорив, Синдзабуро обратил внимание, что Цуюко и Ёнэко сидели с совершенно равнодушными лицами. Заметив его смятение, Ёнэко безразлично добавила:

– Ну, мужчины же сильный пол. Вас благословила сама природа. Все у вас будет нормально, я даже не сомневаюсь. А вот насчет Цуюко я совсем не уверена. Женщины существа слабые. Как Цуюко выживать одной? Спросите себя. Выдержит ли она? Как вы считаете? Думаете, что и мне нелегко приходится? О, за меня не беспокойтесь. Подумайте лучше о Цуюко. Ну и к тому же вам не обязательно ради нее умирать. От вас требуется гораздо меньше. Достаточно всего-навсего приобрести у нас товар.

Синдзабуро не замечал, как все это время Цуюко готовилась выложить товар на стол, – и момент был выбран безупречно.

Выглядит как фонарь. Хм, кажется, у таких есть специальное название.

– Это фонари торо[8], господин Хагивара! – Ёнэко торжествующе улыбалась, словно читая его мысли. Все-таки эта парочка была подкована в продажах.

– Последнее время традиционные фонари снова на пике популярности, господин Хагивара! Они вписываются в любой образ и интерьер и станут замечательным аксессуаром. Многие наши покупатели выбирают торо так, чтобы они сочетались с праздничным кимоно, в котором посещают летние праздники. Кстати, сейчас Обон[9] – а значит, самое время вывесить торо за дверью, чтобы духи ваших родственников заглянули навестить ваше жилище. Внешняя часть отшивается из премиального шелка с узорами в виде пионов – девушкам эти цветы очень нравится! Вы ведь женаты, господин Хагивара?

– Синдзабуро! – укоризненно воскликнула Цуюко. – Какая досада. А как же я?

– Такова жизнь, моя дорогая Цуюко. Синдзабуро, вы даже не представляете, чего она натерпелась от мужчин. Я так за нее переживаю – места себе не нахожу. Так, о чем это я?.. Ах да: женщины очень любят получать наши пионовые фонари в подарок. Не сомневаюсь, ваша супруга тоже такой оценит. Говорят, на Западе мужчины дарят пионы своим любимым, но от наших такого не дождешься. Не поймите неправильно – вы-то ведь наверняка не такой, господин Хагивара! Вашей супруге, должно быть, непросто приходится с тех пор, как вас сократили, – так что самое время сделать ей приятный сюрприз. Согласны?

– Синдзабуро! Как же ранит меня мысль о том, что ты подаришь этот фонарь другой женщине!

– Цуюко, держи себя в руках. Я уверена – господин Хагивара как настоящий мужчина тебя не обделит. Он купит три фонаря! А может даже больше!

Синдзабуро передернуло. «И кто их учил отрабатывать возражения, – думал он. – Чешут языками друг с другом, как будто меня нет. Ну все, с меня хватит».

– Знаете, мне конечно жаль, но никакие фонари я покупать не собираюсь. Мне все равно, что вы подумаете, но без постоянного дохода покупать сувениры – неразумное расточительство. Жена мне за такой «сюрприз» разве что скандал закатит. И будет права.

Вкрадчиво, как ползущая змея, Цуюко зашипела:

– Тогда мы на тебя разозлимся, Синдзабуро.

– Ч-что?

– Мы. На тебя. Разозлимся. – Она смерила его цепенящим взглядом.

– Ну не надо, Цуюко, – протянула Ёнэко. – Ни к чему оказывать на господина Хагивару давление. Пусть он сначала попробует, каково это – обладать нашими замечательными фонарями. Не сомневаюсь, они принесут ему много радости. Господин Хагивара, могу я узнать, где у вас в гостиной выключатель?

Синдзабуро перевел глаза на выключатель, и свет, словно повинуясь гостье, померк. Прежде чем он успел изумиться, фонарь на столе наполнился светом и озарил темную комнату.

На противоположной стене в зелено-белом свечении отразились силуэты гостий Синдзабуро. Он вспомнил, как в школьные времена играл с друзьями в похожую игру – ребята светили себе на подбородок фонариками, стараясь напугать друг друга получившейся тенью. Детские воспоминания вернули Синдзабуро самообладание, нарушенное очередным неожиданным поворотом, который бросал вызов разумному ходу вещей. Мягкое сияние фонаря разливалось в его пионовых узорах и наполняло пространство гостиной. Словно инобытие проявилось в материи – прямо у него на глазах. Нижнюю часть тела посетительниц от взгляда Синдзабуро скрывал журнальный столик – казалось, их тела начинались от ребер и свободно парили в воздухе.