Банные стульчики и резиновые коврики елозили по полу со смешным звуком, разносившимся по бане. Вокруг я видела женщин с только что выбритыми, гладкими телами; видела тех, кто брился какое-то время назад; видела и пожилых дам, которые уже не слишком переживали по поводу наличия волос. Почему вообще волосы стали для нас такой проблемой? Я вдруг подумала, что меня могут принять за извращенку – чего это я так внимательно рассматриваю волосы на чужих телах. Я подхватила свой душ и, намочив волосы, стала энергично массировать кожу головы шампунем, чтобы на что-нибудь отвлечься.
В тот дурацкий день, когда он меня бросил, я забыла побрить руки. Когда я про это вспомнила, то забеспокоилась – заметит он или нет, обратит ли мое внимание. Я костерила себя за то, что надела футболку с коротким рукавом, разглядывала торчащие длинные волоски, пыталась незаметно заглянуть и посмотреть, что там под мышками. Именно этим я была занята в момент, когда он, сидя за столом напротив меня, что-то пробормотал – так тихо и неразборчиво, что мой погруженный в мысли о волосах мозг отказался воспринимать его слова. Я спокойно переспросила – что-что? – как он вдруг принялся рассыпаться в извинениях.
Сидя в вагоне по дороге домой в тот вечер, я уставилась на рекламу салона эпиляции – хотя никогда прежде не обращала на нее внимания. Красивая длинноногая женщина в коротеньких шортах улыбалась мне с плаката. Безупречная светлая кожа, стройные гладкие ноги, напомнившие мне змей. Я не могла оторваться: в этот момент я осознала всю трагичность произошедшего. Это случилось потому, что у меня на теле были волосы. Потому что ни руки, ни ноги, ни тело не были идеально гладкими. До чего же я неухоженная! Разве так можно? Вот почему он мне изменял, вот почему он от меня уходит. Он все время сравнивал мое тело с другими – шелковистыми, нежными – и сделал соответствующий выбор. Мысли проносились в голове словно в бешеном калейдоскопе, и желание избавиться от волос стало всеобъемлющим. Я уже не думала ни о чем другом – моя сила улетучилась. Осталась только мечта о безупречной гладкости.
Смывая с головы шампунь, я задумалась, почему тетя отказывала мне в праве избавиться от волос. Я ведь их на дух не переносила. Как же мерзко было все время о них думать. Вот стоит мне привести себя в порядок, обрести нежную и гладкую кожу, как сразу появится прекрасный новый мужчина из моих светлых грез. А вместо этого приходит тетя и словно ушатом ледяной воды разгоняет мои мечтания прочь.
Дожидаясь, пока остывшая вода в душе снова нагреется до комфортной температуры, я рассматривала свои руки – сначала одну, потом другую. Смотри, тетушка. Видишь, какие гладкие? Процедура сработала. Я погладила себя по коже и почувствовала, как по щекам потекли слезы. Я направила душ себе на лицо, чтобы никто не заметил.
Вообще-то тетя была права. И я это прекрасно понимала. С волосами или без – я это все равно я. Все тот же человек, что и прежде. Черт, ну какая я дура. Вот зачем он мне все это вывалил? Про свои «дозревшие чувства к другой женщине». Он их что, раскладывал на солнышке возле окна, чтоб они побыстрее «дозрели»? И что он ожидал услышать в ответ? «Ну, что ж, твое право». Тоже мне, ответила. Надо было хоть разозлиться. Если бы я чуть-чуть задумалась над его словами, то поняла бы, что он говорит ерунду. Вместо этого я просто сделала вид, что все нормально. А почему? Ради чего? Мне что, промыли мозги?
Коробочки воспоминаний вскрывались одна за другой. Темное, туманное месиво памяти раз за разом формировалось в картины прошлого.
– Я иду, – говорит мне Месиво, заполняя пространство вокруг. А я все вскрывала коробочки. Вторую, десятую – они никак не заканчивались. Я на ощупь хватала то одну, то другую – и каждая ощущалась как последняя. – Иду, иду. Я близко, – повторяет Месиво. – Осталось совсем чуть-чуть. Ты почти все открыла. – Кругом ревущая чернота. Чернота, вместившая тоску, гнев, ярость, раздражение и глупость, которые накопились в теле. Еще три… нет, четыре. Вот теперь три, две, а вот последняя. – Иду, – твердит Месиво у меня под кожей, изнутри, так близко, что его голос рассекает мои лопатки. – Иду! – И чернота уносит меня прочь, вырвавшись наружу из тела.
Какое странное ощущение на ладонях… Открываю глаза, смотрю вниз: между ног все черное. Напротив – запотевшее зеркало, в котором ничего не разобрать, кроме черного пятна, напоминающего нечто демоническое. Я прикасаюсь к лицу. На ощупь оно как макушка – волосы, волосы. Мои руки, ноги, тело – я вся с головы до кончиков пальцев покрылась волосами. Блестящие черные волосы – никаких сеченых кончиков, никаких проплешин. От укладки на голове, кстати, и следа не осталось.
Я протягиваю руки вперед и смотрю на себя в изумлении: невероятно! Мое тело хранило внутри себя такие крепкие, такие черные волосы – я великолепна, я прекрасна!
Осмотревшись, я замечаю перепуганные, недоумевающие взгляды других женщин: еще бы, не каждый день посреди бани ни с того ни с сего появляется волосатое чудовище.
О нет, думаю я. Они же меня видят. Вскакиваю и бегу к двери. Банный стульчик подо мной опрокидывается и падает набок. Вся раздевалка визжит и голосит, а я как ни в чем не бывало достаю из своего шкафчика сумку. Тихо выхожу из бани и сворачиваю на полузаброшенный переулок, где когда-то был торговый ряд, и бегу что есть сил. Быстрый бег и вечерний ветерок действуют как фен, и я ощущаю, как мои волосы высыхают. Приятное чувство. Еще какое.
Добравшись до дома, я встала перед ростовым зеркалом и стала рассматривать странное создание в отражении: не медведь и не обезьяна, а что-то совсем другое, с головы до ног покрытое блестящими, все еще немного влажными волосами. Волосы как у Садако из «Звонка», но примерно вдвое короче. Тут я поняла, какой сильный персонаж на самом деле Садако. Она умела появляться не только из колодцев, но и с телеэкранов. А это кое-чего стоит! То же самое казалось и Окику, и Оивы, и всех прочих именитых ёкаев[3], которых я могла припомнить. И все они заслуживали уважения. Чтобы твой призрак проявился в мире, нужны тренировки и железная сила воли.
Из приятных грез меня выбило нечто жуткое. Волосы на руках, там, где я сделала эпиляцию, были тоненькими и слабыми. Ни силы, ни блеска, ни объема. Что же я наделала? Тут же последовал новый повод для беспокойства: превратиться в чудище – это, конечно, круто, но что мне делать дальше?
На следующее утро я начала программу укрепления волос – стала есть как можно больше нори и печени. Бобы и яйца тоже добавились в рацион. Втирая массирующими движениями масло для лошадиной гривы в проплешины на руках, я просила у фолликулов прощения. Заодно я наносила масло и на другие части тела.
Теперь я подружилась с этим черным месивом внутри себя. Оно стало послушно моей воле и больше не мешает мне работать. Пока коллеги ходят на всякие курсы по саморазвитию или просто развлекаются в свободное время, я восстанавливаю силу своих волос.
Каждый день перед сном я трансформируюсь, чтобы посмотреть, как там мои волосы. Я тщательно расчесываю их брашингом из кабаньей шерсти. Не знаю, помогло ли лошадиное масло, но залысины на руках почти полностью заросли. Я стала думать, какой зоной мне заняться теперь, но пока не определилась окончательно.
Я буду продолжать заботиться о своих волосах, пока не найду достойное применение – а после придумаю новый, свой собственный трюк. Когда-нибудь у меня появится возможность явить миру свою дикость, и я ее не упущу. Как сделала Киёхимэ. У нее волос не было, у меня они есть – но дикость у нас с ней общая. Я получила способность – сверхспособность, в которую вложу всю себя без остатка. А что я за существо такое – дело десятое. Меня вполне устроит остаться безымянным чудовищем.
Тетя пока ко мне не заглядывала – наверное, продолжает оттачивать новую способность. Какой бы она ни оказалась, тетя – само совершенство. Я очень надеюсь на ее скорое возвращение. А пока я наполняюсь своей новой силой и живо представляю: мы с тетей неудержимо танцуем вдвоем, в роскошных сияющих кимоно.
