Решив посвятить изучению дела Рыковой всю субботу, Феликс заранее продумал план действий и строго ему следовал.

Сначала квартира. Осмотрев её и подробно переговорив с Крыловым, Вербин отправился на Велозаводский рынок – перекусить и привести в порядок мысли. Побродив по фудкорту, Феликс остановил выбор на азиатской лапше с говядиной и неспешно сжевал её, прокручивая в памяти визит в квартиру Виктории. А прокрутив – признался себе, что, несмотря на продемонстрированный Крылову оптимизм, фактов для убеждения Анзорова у него маловато. С другой стороны, следователь дал понять, что готов рискнуть и довериться его нюху, без всяких фактов, но в этом случае в полный рост поднимался другой вопрос – готов ли он подставить Анзорова? Не со зла, конечно, а если нюх даст сбой. Но тем не менее – подставить, предложить открыть дело там, где его нет. Винить его следователь не будет, во всяком случае в глаза, но Вербин не хотел портить кое-как установившиеся отношения.

Вот и думай, что делать: рисковать или нет?

Но для такого решения требовалось больше информации, поэтому, закончив с едой, Феликс достал телефон и набрал номер очень нужного сейчас человека.

– Вова, привет! Извини, что беспокою в законный выходной.

В ответ услышал ироничное:

– И на этот раз не смог дождаться понедельника?

И улыбнулся.

Эксперта-криминалиста Соболева Вербин знал семь лет, с тех пор как Володя только-только пришёл в систему. Поначалу, разумеется, Феликс не сильно радовался, если на его дела ставили молодого специалиста. Но Соболев на удивление быстро вырос в отличного профессионала, заработал славу умного, внимательного и цепкого эксперта, и теперь его появление на месте преступления означало, что зафиксировано и обработано будет абсолютно всё, даже прошлогодняя пыль.

– Этого раза пока нет, и неизвестно, будет ли, – произнёс Вербин.

Соболев сразу понял, почему Феликс ответил так, но не смог удержаться от очередной подначки:

– Ты теперь сам выбираешь себе дела?

– Надо пользоваться положением, пока оно есть.

– Автограф дашь?

– Это платная услуга.

Мужчины рассмеялись, после чего эксперт уточнил:

– У тебя доследственная?

– Ага.

– Что за дело?

– Виктория Рыкова из Кожухова, ты туда выезжал четырнадцатого.

– Девочка с куклами?

– Да.

– Грустное зрелище.

Работа в криминалистике заставила Соболева разработать два определения для всех возможных вызовов: «грустное зрелище» и «гнусное зрелище», вызывающие, соответственно, сострадание или отвращение. Володя ещё не стал прожжённым циником, но в то же время давно уже не был тем пацаном, который в первое же дежурство оказался на убийстве.

– Там, вроде, суицид? – припомнил Соболев.

– Уверен?

– Теперь нет, – пошутил в ответ эксперт. – А до твоего звонка был уверен.

Такой ответ Вербина не обрадовал, поскольку в профессионализме Володи Феликс не сомневался и слово эксперта весило для него значительно больше, чем показания психолога и уж тем более – экстрасенса.

– Никаких зацепок?

– Дай подумать. – Соболев помолчал. – Входная дверь надёжная и была закрыта, предварительный осмотр замка следов вскрытия не выявил, на нормальную экспертизу его не забирали. В квартире полно отпечатков её парня, но их наличие, как я понимаю, не вызывает подозрений. А на шприце есть только отпечатки Рыковой.

– Отпечатки на шприце расположены правильно?

– Да, – сразу ответил эксперт. – Я проверил.

Значит, или действительно сама кололась, или убийца очень ловок.

– Во время осмотра тебе не приходило в голову, что Рыкову могли сначала привести в беспомощное состояние, после чего переодели, усадили на кровать и ввели смертельную дозу?

На этот раз пауза получилась особенно длинной. Вербин понял, что Соболев старательно восстанавливает в памяти выезд в Кожухово, и не мешал эксперту размышлять.

– Всё могло быть, – медленно протянул Володя.

– Но доказать невозможно?

– Меня ничего в той квартире не насторожило, – объяснил эксперт. Это замечание было очень важным, поскольку Соболев никогда не расслаблялся и, даже отправляясь на «явный передоз», всегда искал сомнительные или подозрительные детали. За что его и уважали. – Девчонка переоделась в новое платье, которое, видимо, купила специально для этого случая, а одежду, в которой была, бросила у шкафа. Не раскидала, кстати, как снимала – так она и падала на пол. Думаю, так и должно было быть, но поговори с психиатром. Платье новое, но бирки срезаны давно – в мусоре я их не нашёл…

– А упаковки от кукол? – быстро перебил Соболева Феликс. И тут же добавил: – Извини, пожалуйста, что перебил, просто мысль пришла – побоялся, что забуду.

– Что-то я не помню, чтобы ты когда-нибудь о чём-нибудь забывал, – язвительно произнёс Владимир.

– Я тоже не помню.

– Гм… – Эксперт коротко рассмеялся, но сразу же вернулся к серьёзному тону: – Почему ты заговорил об упаковках?

– Рыкова страдала от видений, представляла, что её найдут мёртвой среди кукол, поэтому я уверен, что в её квартире не было кукол, ни одной. А если были раньше, то с началом видений Рыкова от них избавилась.

– Я бы тоже так поступил, – подумав, согласился Соболев. – Чтобы ничего не напоминало.

– Именно. И возникает вопрос: откуда взялись куклы?

– Купила заранее, как платье. Упаковки выбросила.

– То есть суицид был спланирован?

– Разумеется, раз он требовал настолько сложной подготовки.

– И вот наступает четырнадцатое число, – медленно, продумывая каждое слово, произнёс Вербин. Скорее, даже, не для Соболева произнёс, а для себя. – Вечером тринадцатого у Рыковой ломается ноутбук, и она просит подругу помочь со срочным ремонтом, рано утром четырнадцатого Рыкова выбегает на проспект Андропова и отдаёт подруге ноутбук, договариваясь, что вечером, когда подруга будет возвращаться с работы, она его заберёт. В середине дня к Рыковой приезжает молодой человек и в течение нескольких часов они занимаются любовью. Что, собственно, вполне нормально для четырнадцатого февраля…

Соболев что-то неразборчиво пробурчал, но перебивать Вербина не стал.

– После ухода любовника Рыковой звонит ещё одна подруга, и двадцать пять минут они спокойно общаются по видеосвязи. Затем Рыкова переодевается и колет себе смертельную дозу героина.

Феликс выдержал паузу, понял, что Соболев не станет комментировать услышанное, и поинтересовался:

– Ничего не смущает?

– Как только ты позвонил, стало ясно, что суицидом там не пахнет, – проворчал эксперт. – Но своими впечатлениями я поделился. Дальше сам.

– Все вы так говорите.

– Лучше расскажи, как ты влип в это дело?

– Ещё не влип, просто попросили посмотреть, что там к чему.

– Пацан до Анзорова дошёл?

– Ты Крылова имеешь в виду?

– А кого ещё? – подтвердил Соболев. – Он там больше всех суетился, очень лично смерть девочки принял.

– А остальные? – неожиданно для самого себя спросил Вербин.

– Что остальные?

– Остальные ребята с «земли» как себя вели?

– Да как мы себя обычно ведём? Оглядываемся. Прикидываем, что было, а чего не было. К тому же я, как ты понимаешь, на наших не таращился, у меня свои дела.

– Да, извини. – Феликс помолчал. – Скажи, пожалуйста, ты осматривал дневник?

– Конечно.

– Обратил внимание, что из него вырвано несколько страниц?

– Обратил, – подтвердил Соболев. – Но текст не нарушен, и я решил, что Рыкова испортила запись и вырвала страницу. Такое бывает.

– Текст не мог быть нарушен, – медленно произнёс Вербин. – Рыкова каждую новую запись начинала с новой страницы. Я прикинул, в этих местах получилась большая пауза – пять дней, Виктория такие не делала.

– Ага. – Эксперт, разумеется, догадался, куда клонит Феликс. – Я понял.

– Попробуешь прочитать, что было написано на вырванных страницах?

– По оттискам?

– Да.