Словно назло заиграла лиричная мелодия. Мужчина вынул бокал с водой у меня из рук, и не дожидаясь позволения опустил ладонь на мою талию. Я отшатнулась.

– Я вызову охрану, – сделала шаг назад я.

Он улыбнулся. Красив и знает это. Нагл не в меру. Знает ли он, что я Вишневская? Люди здесь были мне незнакомы, но каждый из них знал, чья я дочь.

– Вы все равно станцуете со мной, – усмехнулся он. – Пусть даже не сегодня.

– Привыкли получать желаемое всегда?

– Да.

Я увидела Полинку и едва не заплакала от облегчения – я порядком испугалась, и он, этот незнакомец чувствовал мой страх.

– Не в этот раз, – ответила я и бросилась к подруге.

– Посмотрим, – вслед сказал он.

Успокоилась я только схватив подругу за руку. Мне хотелось расспросить ее о мужчине, но я подумала, что мое любопытство только дает ему власти надо мной в моих же мыслях. Я попыталась выбросить его из головы, но вскоре меня нашел отец.

– Мы уходим, – встревоженно сказал он.

– Но почему? – искренне огорчилась я. – Впереди же торт и салют.

Торт был прекрасным и огромным, над ним трудилась целая команда кондитеров, я выбирала дизайн, вкус и очень хотела посмотреть, что получилось.

– Торт тебе привезут домой.

Я очень не хотела уходить, но не привыкла спорить с отцом. Он взял меня за руку и повел к выходу в сопровождении охраны. Что-то случилось, поняла я, и почему-то вспомнила того наглого незнакомца.

– А мама? – спросила я.

– Кто-то из нашей семьи должен присутствовать до конца.

В автомобиле я едва сдерживала слезы – ждала этого вечера несколько месяцев. Я привыкла слушаться отца, но и он никогда не обижал меня, и сейчас я не понимала, что происходит.

– Ложись спать, – бросил отец.

Я приняла душ и переоделась в пижаму. Сон не шел. Я лежала и переписывалась с Полиной – та присылала мне фотографии с вечера. Торт и правда был великолепен. Ближе к часу ночи дверь моей комнаты приоткрылась. Я поднялась на кровати. Никто не имел привычки нарушать мое уединение с тех пор, как в подростковом возрасте я отказалась от услуг няни. Вошел отец.

– Хорошо, что ты не спишь, – шепотом сказал он. – Одевайся. Теплее, на улице мороз. Сейчас же, Юстина!

Я бросилась в гардеробную, вынула, надела лосины, водолазку, горнолыжный комбинезон, зашнуровала теплые зимние кроссовки.

– Вот рюкзак, – прошептал отец. – Один у тебя, не теряй, один у меня. Документы, деньги, карты, украшения. Мы бежим сейчас же, через окно.

– У тебя проблемы с бизнесом? – в отчаянии воскликнула я.

– Тише! Да, Юстина. Нужно будет переждать за границей несколько месяцев.

У меня в голове ничего не укладывалось, но я последовала за отцом. Тот спрыгнул в окно – первый этаж, но высокий. Затем помог спуститься мне.

– А мама? – шёпотом вспомнила я.

– Она позаботится о себе.

На дорожках снег чистили, но на клумбах не трогали, толстый слой снега защищал от снега корни многолетников, и сейчас наши ноги вязли. Машину из гаража отец выгнал сам, а я за рулем его лет десять не видела.

– Садись, – прошептал он.

А потом темнота взорвалась чьими-то фигурами. Я закричала, но рот мне закрыли. Потащили, поволокли. Я думала – похищение. Меня все детство этим пугали, охраняя и оберегая каждый мой шаг. На глаза надвинули шапку я ничего не видела, задыхаясь под тяжестью мужской ладони на моей лице. Я ожидала, что меня сунут в машину, но шапку с меня сдернули в нашей же гостиной.

Меня грубо толкнули в кресло, что-то жесткое в моем рюкзаке больно кольнуло спину и я вскрикнула. А затем заплакала – отец лежал на полу, а рядом, поставив на него ногу стоял огромный мужчина угрожающего вида.

– Тебе велено смотреть, – сказал гигант.

И пнул моего отца куда-то под ребра. Казалось легко, играючи. Затем еще раз. Отец свернулся, хрипло дыша и вскрикивая от боли, а методичное избиение продолжалось.

– Хватит! – закричала я. – Хватит, ему шестьдесят два года!

Попыталась оттолкнуть гиганта от отца, но меня просто отшвырнули обратно в кресло. В отчаянии я закрыла лицо руками. Сзади шагнул еще один мужчина – их было несколько.

– Тебе велено смотреть, – отвел он руки от моего лица.

– Кем велено? – всхлипнула в ответ я.

– Хозяином.

У отца из носа закапала, а затем потекла кровь.

– Чьим хозяином? – снова закричала я.

– Твоим.

– Хватит, – взмолилась я. – Хватит, достаточно, прекратите!

– Ты будешь послушной девочкой?

Я готова была согласиться на что угодно и торопливо закивала. Снова бросилась к отцу. Гигант отошел на несколько шагов в сторону.

– Как ты? – шепотом спросила я. – Сейчас я вызову скорую, держись папа.

– Слушай пока…их слушай, – хрипло сказал отец.

Меня снова дернули за руку назад. Я плакала, не переставая, периодически громко всхлипывая, увидь это мама, точно отчитала бы меня за несоблюдение приличий.

– Мы позаботимся о нем, – сказал гигант. – Иди к себе в комнату и жди маму.

Телефон у меня отняли, грубо выдернули из креплений провода ведущие к роутеру, нашли ноутбук и все гаджеты, которые можно было использовать для связи.

– Вызовите скорую, – снова попросила я.

– Жди мать, – бросил гигант. – И будь умницей.

Дверь закрылась, оставляя меня в полной неизвестности.

Я бросилась к дверям сразу же, едва они закрылись. Прислонилась ухом – тишина. Тишина может скрывать за собой что угодно. Открыла, ручка повернулась обманчиво просто и легко, являя моему взору крепкую мужскую спину.

– Тебе велено сидеть в комнате, – сказал обладатель спины.

Дверь я закрыла. Дала по комнате несколько кругов. Пошла к окну. В лунном свете было хорошо видно следы, что мы с отцом оставили в снегу совсем недавно. Открыв створку я убедилась лишь в том, что и со стороны окна выставили охрану. Мне оставалось только ждать.

Мать пришла перед рассветом. Уставшая, осунувшаяся за те несколько часов, что мы не виделись. Я никогда не была близка с ней так же, как с отцом, но сейчас почувствовала такое облегчение при виде нее. Бросилась к ней в объятия и разревелась, а мы никогда почти не обнимались.

– Как папа? – сразу же спросила я.

– Жить будет, – спокойно ответила она. – Они не заинтересованы в том, чтобы он погиб. По крайней мере, так легко.

Ее голос был настолько спокоен, что я отстранилась и вгляделась в ее глаза – понимает ли мама, что вообще происходит?

– А в чем они заинтересованы, мама?

Она замолчала. Поднялась, ходя по просторной комнате из угла в угол. Она все еще была в вечернем платье, которое идеально сидело на ней, несмотря на её пятьдесят восемь лет. Многие говорили, что красотой я пошла в мать, но я не находила в нас ничего общего. Стук каблуков по паркету давил на нервы и заставлял голову пульсировать болью, но я молча терпела.

– Это старые счеты отца. Я говорила ему тогда, что аукнется, но он предпочёл меня не слушать и полностью отстранил от дела, отправив нас за границу почти на год. Ты не помнишь, ты маленькая была, два года только стукнуло.

– Но чего они хотят?

– Он, – усмехнулась мама. – Он хочет. Судя по всему, ему нужно, чтобы твой отец страдал. В тюрьму он его мог закинуть, вскрыв пути обналичивания денег, но видимо решил, что это будет слишком просто. Как и его смерть.

– Деньги?

– Большая часть активов компании уже принадлежит отцу. Он почти купил нас, с потрохами. Папа тебя ограждал, но в последние годы его дела идут неважно.

Что мог сделать мой отец, что ему мстили спустя почти двадцать лет? Я не могла представить. Он всегда был мягок и добр со мной, а если проявлял твёрдость, то всегда объяснял почему. Нет, мой папа не может быть плохим.

– Что тогда?

– А что есть у нашего отца настолько важное, что он отдал бы за это все деньги мира?

Я задумалась, но в голову ничего не приходило. Мама посмотрела на меня, как на умственно отсталую. Ей никогда не хватало терпения возиться со мной, в детстве меня растила няня, а теперь я большей частью была предоставлена сама себе.