— Борис! — Мать с укором посмотрела на дядь Борю. — Ну ты вот зачем выражаешься при детях? У меня потом про Илюшу в садике говорят, что он матерится. Воспитатель опять жаловалась.

— Все. Понял, понял. — Дядь Боря со смехом замахал руками, затем снова переключился с матери на меня. — В общем, орал я все это уже с дерева, куда спешно вскарабкался, спасаясь от огромной бегущей туши, которая дурная и крупнее коровы. Представляешь? Псина моя лося загнала. Понял? Пришлось на дереве сидеть часа два.

Вот под такие истории мы провели весь день. И это хоть немного скрашивало процесс собирания облепихи. Правда, постоянно еще приходилось следить за братцем. Но тот, помятуя о вчерашнем полотенце, был подозрительно скромен и робок. Мать даже разволновалась, не заболел ли младшенький.

В общем, к вечеру воскресенья я уже очень сильно хотел в школу. В том числе, потому что пока собирал эту чертову облепиху, придумал план, как подтолкнуть два противоборствующих лагеря к решению не начинать войну.

Я снова становлюсь центральным персонажем

Главная роль в моем плане отводилась Максу. Впрочем, на самом деле, это был ещё не совсем план, но уже некое подобие плана. По крайней мере, относительно одного крайнего важного пункта.

Я бы очень хотел лично в процессе премирения Ермакова и Ромова не участвовать. А помирить надо конкретно этих двоих товарищей. Потому что на начальном этапе основная волна все равно будет идти от Димана. Сильно он закусился из-за Рыковой.

Кстати, тоже удивительный момент. Это я сейчас понимаю, что на самом деле причиной злости Ермака стала девчонка, которая ему нравилась, а в то время, когда все происходило, искренне ненавидел Никиту Ромова. Считал его редкостным козлом, а Димку — борцом за справедливость. Нет, то, что Ромов козёл, это несомненно. Но вот Диман… Он на самом деле всего лишь тешил уязвленное самолюбие, пытаясь принизить новенького.

Правда, справедливости ради, стоит отметить, что потом и сам Ромов немало приложит усилий для того, чтоб одноклассники начали его тихо ненавидеть. Не все, конечно. Некоторые все-таки предпочтут дружить с пацаном, который скоро станет звездой школы. Причем не только с точки зрения окружающих, но и по своему, личному мнению.

Однако в нашем классе бо́льшая часть парней окрысятся ещё сильнее. Костяк противоборствующих лагерей останется прежним. С одной стороны — Ермаков, Демидов, Макс, Строганов, Лебедев и, по идее, я. С другой — Ромов в окружении своих подпевал.

Фишка в том, что я должен по минимуму фигурировать в этой истории борьбы добра со злом. Вот такая у меня имелась чёткая убеждённость.

Потому что в оригинальном варианте событий, не отправься я в поход с классом, все могло повернуться иначе. Мне кажется, основные действия, которые будут иметь последствия, привязаны именно к моей персоне. Неспроста ведь сюда вернули меня, а не того же Макса. Тьфу-тьфу-тьфу… Надеюсь в той, предстоящей жизни, в будущем, он жив здоров и все у него хорошо.

Соответственно, мое появление в 1985 году точно можно расценивать как прямой знак от высших сил, если таковые существуют. Вот конкретно об этом однозначно думать не хочу. Кто-то решил, что Леха Петров еще должен задержаться на грешной земле. Правда, не совсем в том виде, в котором он чуть с этой земли не отчалил, но уж такие моменты вообще понять сложно. Главное — посыл. Мол, ты, Алёша, накосячил, тебе и разбираться.

В общем, я решил, мне по-любому нужен тот, чьми руками смогу действовать. Но только в хорошем смысле слова.

А значит, необходимо поговорить с Максом. Он — единственный, на кого сто́ит рассчитывать в столь щепетильном деле. Естественно, правду ему сказать не могу, но кое-какую причину я придумал. Причину, которая объяснит мою заинтересованность в том, чтоб Ермак с Ромовым подружились.

И потом, у Макса есть одно несомненное достоинство. Я бы даже сказал бесценное качество.

На данный момент он еще считает меня своим другом и поверит всему, что я скажу. Макс не будет задавать лишних вопросов. Не станет ковыряться в ситуации, выясняя детали. Это тот самый друг, которому позвонишь сообщить, что совершил убийство, а он через час будет стоять возле твоего дома с лопатой и подробной картой местности, где крестиком отмечены наиболее густые леса. Если бы мы с Максом не разосрались в этом чертовом походе, пожалуй, наша дружба сохранилась бы до самого конца.

В общем, я настроился на следующей после ИЗО перемене утащить его в сторону и начать обрабатывать почву. Провести, так сказать, разведку боем.

Но… События опять повернулись так, что мне свою задумку пришлось отодвинуть в сторону.

Если бы я действительно верил в высшие силы, засомневался бы, в ту ли сторону иду. Просто на ровном месте, из ниоткуда, постоянно выскакивают какие-то нелепые препоны.

Кошка эта, например, дурацкая. Ведь не было такого в моем прошлом. Значит, и сейчас быть не должно. А оно было. И черт его знает, куда еще данная ситуация вывернется. Генерал сильно близко к сердцу принял кед на своем генеральском лице. Да и участковый совсем был бы не нужен рядом. Я, конечно, преступных замыслов не имею, но зачем оно надо?

Правда, в тот момент, когда мы дружно вывалились из кабинета рисования, я обо всем этом еще не думал и никаких выводов не делал. Именно в тот момент меня интересовал лишь предстоящий разговор с Максом.

7"Б", попрощавшись с Петром Сергеевичем, толпой рванул в коридор. Единственным, кто задержался, был Никита Ромов, потому что его попросил об этом сам Кирпич.

— Никита, давай я тебя подожду. — Рыкова остановилась возле двери, пропуская одноклассников. — Ты ведь не знаешь, где кабинет алгебры. Вдруг заблудишься.

— А ты ему расскажи, как стороны света определять. Пусть углы с мхом ищет. — Съерничал Ермаков.

Хотя по злому, раздраженному взгляду, брошенному на новенького, было понятно, Диман явно не на шутки настроен. Он бы с гораздо бо́льшим удовольствием сказал что-нибудь грубое не Рыковой, а непосредственно Ромову. Но именно в данной ситуации тогда стало бы понятно, что причина злости Ермака — Леночка Рыкова. А настоящие мужчины своей слабости не показывают.

— Иди, вон… На алгебру! — Фыркнула Ленка и демонстративно повернулась к Диману спиной, уставившись на Никиту, который внимательно слушал, как Кирпич ему что-то активно бубнит.

То есть уже в тот момент ситуация начала снова накаляться. Но никто особо не обратил внимания. Мало ли, о чем там пререкаются Рыкова и Ермаков. Все дружно отправились к кабинету алгебры.

— Подожди… — Я тронул Макса за плечо, — Надо поговорить. Давай только где-нибудь в сторонке.

— Хорошо, Лёх. Я закину сумку и пойдём. Неохота таскаться с учебниками.

Однако, когда мы подошли к кабинету, выяснилось, что дверь заклинило. Вообще непонятно, по какой причине.

— Да что такое… — Рядом с кабинетом суетилась наша математичка, Валентина Сергеевна Штоль.

Думаю, можно не уточнять, что ее фамилия много лет служила предметом шуток и приколов со стороны учеников. Фантазия-то у подростков не особо богатая. Ко всему прочему, математичка ещё и выглядела немного чудаковато.

Маленькая, худенькая, в больших очках, с рыжеватыми кудряшками и вздернутым носиком, который она зачем-то постоянно морщила, будто рядом дурно пахнет.

И вот опять же, во времена учёбы Валентина Сергеевна казалась мне очень взрослой женщиной. Едва ли не старухой. А в реальности, ей всего лишь чуть больше сорока.

— Ничего не понимаю… — математичка дернула дверь на себя. Потом толкнула ее в обратную сторону. — Хм… Я не закрывала… Вышла всего на пару минут. Ерунда какая-то…

— Давайте мы.– Предложил кто-то из одноклассников.

— Не надо! — Валентина Сергеевна вздрогнула, а потом испуганно оглянулась на столпившихся рядом учеников.

У нее уже имелся не самый удачный опыт помощи со стороны 7″Б". Впрочем, мне кажется, все учителя через это прошли. Наш класс, как правило, постоянно ухитрялся «отличиться».