В каждом шелесте. В каждом скрежете механизма он слышал тебя. В каждой тени видел твой ускользающий фантом, – свою чарующую страну Меморию, что обречена была превратиться в Мраморию гранитных и холодных надгробных плит каменного и душного погребального савана, сомкнувшегося над головой проржавевшим до основания остовом руин мертвого Града Мечты памяти и едких токсинов воспоминаний.
Ты одна научила его мечтать. Одна видела в простом механике нечто большее, – безумца и изобретателя, творца и созидателя. Обучила словам, что лились хрусталем песни и мелодии с твоих уст и мчались легким ветерком неги сновидений над колыбелью любимой дочери. Научила видеть в этом мире не только цифры и нули. Явила ему Астральный путь мечты… а затем угасла безымянной звездой в объятьях неги Страны Снов и Молчания, за Грань коей шагнула, оставив его совсем одного в безликом и безмолвном Космосе Стекла и Хлада отречения.
Так позволь же мне воспроизвести твои мелодии.
Так спи же, дитя мое, усни. Усни мирным сном вуали рёва турбин и мягкой перины скрежета несмазанных и перетирающихся о треб шестерней… Спи-спи, малыш, ибо сколько раз тебе повторять, что инженеры не рассказывают сказки, – они их сочиняют для начальства, чтоб хоть немного приоткрыть завесу тайны над принципом работы нового изобретения, и для людей, столь далеких от технологий, что болт от гайки не отличат.
Закрой глаза под мерный стук молотка и шипение сварочного аппарата, под треск магнитных рульетов и левитационных фольгированных ониксов, под шепот конвейерных лент армированного льда и лазерной установки для закрепления полимерных скоб, – под мелодию и симфонию рабочего верстака, над коим в свете мигавшей и давно перегоревшей, не раз починенной лампы склонился последний оставшийся в замершем городе инженер, обитавший в приюте теней прошлого, обречённый слушать их шепоты и заунывные стенания, видеть их смутные силуэты и ловить кремниевыми шарнирами лишь ускользающий шелк их присутствия, довольствующийся малым и продолжавший кропотливую и бесконечную работу над никому уже не нужным артефактом. Озеленитель, спаситель людей в радиоактивных и безжизненных Пустошах, что мог бы все изменить, что мог бы вернуть изувеченные останки былой роскоши и великолепия Природы, обращенные в техногенные отходы и не перерабатываемый мусор, непригодный ни для жизни, ни для смерти, ни для человека, ни для автоматона… что мог бы помочь мне уснуть.
Уснуть и отыскать тебя.
«Спи, мое дитя, усни,
Полынью скованы следы.
И ищи их не ищи,
Тропу обратно не найти, -
Погасли в доме огоньки»
Спи же, мое дитя, усни. В отблеске тритиевых колб, что были аккуратно разложены в приоткрытом ящике рабочего стола, вновь на краткий и едва ощутимый для простого человека миг мигнула и угасла сигнатура быстрого и неутомимого, распаленного вечным голодом и алчностью пожнать любой проблеск света, тусклого и блеклого, существования потусторонней жизни, нашедшей свое незыблемое и едва ощутимое пристанище в Приюте вечных теней и дымчато-серого сумрака, стелившегося химическими клубами водянистого льда морозного и инеистого дыхания криопода по потрескавшемуся кафелю медицинского отсека по утрам, обитавшего в пределах понимания нашего несовершенного сознания и на границе нашего зрения, – общего понимания фикционного и вечно ускользавшего из-под рыхлого и непрочного фундамента сыпавшегося пепельного песка непрочного базиса и генезиса бытия.
Из сковавшей легким тремором и кратким приступом судороги, прошедшейся вверх по стальным мышцам каркаса титановых костей и свинцовым креплениям заклепок, достигнув ролевого подшипника плеча, изношенных поршней и стабилизаторов с амортизаторами сочленений шарниров пальцев выпала лазерная отвертка, медленно и с глухим стуком прокатившись по столу, долго балансируя на краю стола и окончив свое путешествие предсказуемым падением на кафельный пол, закатившись под роликовое колесо кресла, на коем всю ночь, не вставая и не шевелясь, будто недвижимая и статичная скульптура, провел инженер, блуждая в непроглядной пелене сплошного и орфичного марева обездвиживающих и сковывающих слабые и едва подававшие признаки жизни головешек и осколков воли мыслей, сплошной поток коих прервало внезапно ожившее и выкашлявшее из пыльных легких и недр своего примитивного строения роботизированный и бездушный голос, что зачитывал механически и размеренно строчки, что въелись и впились столь прочно в жесткий диск памяти, что извлечь и удалить их не представлялось возможным, первого сообщения к уцелевшей горстке людей взошедшего на пост Капитана Рокет-Тауна, истинного безумца, разрушившего до основания абсолютно все…
…Вещи, что мы считали недостоверными, неважными…
…утопив без жалости в каскадных волнах сингулярности вихревого потока фотонного рудника алчности и жадности простого человеческого обывателя…
…ненужными и неоправданными, вещи, что смогли бы обрести в наших руках необъятную силу, способную повлиять на ход истории…
…позволив последней капли человечности угаснуть в никогда не бившемся сердце, преследовавшем лишь свои собственные мотивы и цели, достигая их чужими руками и загрязняя свалку мусора, выброшенными и отработанными жизнями, не ведя им подсчет и не ведая об их судьбах и желаниях…
…способными изменить окружающую нас действительность. Позволили бы вы им овладеть вашими страхами или бы вы смогли их подчинить себе?…
…лишь двенадцатицилиндровый двигатель из костей, дерева и жемчуга, призванный к исправной работе, но не имеющий возможности ее выполнить…
…Мы подчинили себе эту мощь. Мы побороли эти силы…
…по прозрачной коже бледной тенью заскользила лужица расплавленного света, поднимаясь все выше и выше по сочленениям механической руки…
…Мы можем все изменить…
…с тихим и натужным скрипом и протяжным и горьким скрежетом, словно во сне, словно чужая, поднялась тяжелая и неподъемная рука…
…мы можем изменить будущее…
…и дернула на себя пыльный брезент занавеса окна-экрана, что упал уродливым и аморфным комком гниющей ткани на покрытый пятнами пол.
…мы можем изменить прошлое.
Очнись и вырвись хоть на миг из плена летаргии вечного сна, сомкнувшего твои хрупкие и прозрачные веки, химического и водного раствора медикаментов капельниц и монотонного писка датчиков и смарт-сканов, что неутомимо и неустанно прощупывают каждую клеточку пораженного неизлечимой болезнью распадавшегося и плававшего, левитировавшего в полимерных водах сотворенной специально для тебя спасательной капсулы имитации жизни, что лежала разбитой и расколотой в тени мрачной кельи тишины и безмолвия, не прерываемых даже размеренным гудением аппаратов регенерации и перестроения клеток и искусственных вздохов клапанов симулятора нагнетания и насыщения кислородом неживых и неработавших легких и клеток омертвевшей и охладевшей крови, тела, кое давно исчезло и увяло, – лишь хрустальный саркофаг служил напоминанием о том, что ты когда-то действительно была здесь, доверившись теплым и умелым рукам еще пока человека, что смог создать хоть что-то поистине важное для тебя, кроме красивых безделушек кинетических скульптур и магических башен и фэнтезийных машин, что постоянно приходилось прятать от лишних глаз.
Смотри над пластмассовым лесом со стальными кронами вновь взошло неоновое солнце, озаряя гнилым и испорченным светом перегоревшей кварцевой лампы Бледного рассвета Пустыню Бетона и Нефти с лоснящимися масляными пятнами и разноцветными пузырями реками активного Мазута и вечно ползущими куда-то вдаль и за горизонт Дюнами ожившей и монструозной, поистине хищной и звериной Резины, скрывая под собой метр за метром Свалку металлолома и использованных, отработавших свой недолгий век металлических запчастей и расходных материалов.
Инженер в очередной раз отложит свое незавершенное творение в сторону, сложит инструменты в ящики стола, отключит смоляной принтер и, уперев в столешницу со скрипом ладони, с трудом и едва различимым и натужным скрежетом, похожим на сервоприводы и перетершиеся поршни сложного и цикличного механизма, поднимется на медные и титановые опоры конструкции ног, что с каждым днем слушались его все хуже и хуже.
