Под именем чумы в свое время “действовали” и другие, неизвестные в настоящее время заболевания…

…Собственно чума принадлежит к числу высокозаразных заболеваний. Простого контакта с больным или принадлежавшей ему одеждой было достаточно, чтобы заразиться. Обычно чума начиналась с легкого озноба, за которым следовали жар, державшийся в течение всей болезни, краснота глаз и воспаление горла, сухой черный язык с трещинами, неутолимая жажда, зловонный запах изо рта и затрудненное дыхание.

Похороны жертв черной смерти в Турне. 1349–1352.

Миниатюра из рукописи Жиля Ле Мюизи «Antiquitates Flandriae»

Некоторые несчастные, обезумев от мучительной жажды, бросались в реки или колодцы. У больного наблюдались мертвенно-бледное лицо и шатающаяся походка. Затем болезнь переходила на грудь, за первыми симптомами следовали частое чихание, изнуряющий кашель, хрипота (симптомы легочной формы чумы), тошнота, кровохарканье и желчная рвота. Затем приходили судороги и общее истощение. Бубонная чума сопровождалась вздутием лимфоузлов шеи, подмышек и паха, а также высокой температурой и бредом. Даже если на улице было прохладно, кожа становилась красной и сухой, тело покрывалось кровоизлияниями (петехиями) и черными нарывами (карбункулами). Образованию язв в точках укусов блох – переносчиков чумы – предшествовали тяжелая рвота, черные и зловонные испражнения, липкий пот. Возбуждение и помрачение сознания (симптомы поражения оболочек мозга), частые спутники чумы, приводили к страшным, шокирующим сценам. Многие больные практически не спали, пребывая в постоянном возбуждении. Люди впадали в отчаяние и с нетерпением ждали смерти – лишь она могла положить конец их страданиям. Exitus letalis наступал в среднем в течение недели (отмечались и случаи молниеносной формы чумы, когда болезнь убивала человека в первые же сутки). Одни больные умирали в летаргическом состоянии, другие – в бреду и приступах ярости» (256, 52).

Современная медицина знает о чуме все или почти все. Она установила, что сотни тысяч людей во всех концах земли уничтожили микроскопические организмы – чумные палочки. Под сильным микроскопом они предстают в виде коротеньких, слегка овальных образований. Так невзрачно выглядит страшный враг человечества, которого ставили в один ряд с войной, голодом и стихийными бедствиями. И словно не желая признавать свое поражение от такого ничтожного противника, люди до последней возможности признавали чуму орудием в руках разгневанного Бога.

Эпидемия чумы, захлестнувшая не только Русь, но и всю Европу в середине XIV столетия, не случайно получила свое устрашающее имя – «черная смерть». Это имя, похожее на мрачную поэтическую метафору, в действительности отражало специфические признаки болезни. При некоторых формах чумы на коже больного перед кончиной появлялись большие черные пятна. Воспаленные лимфатические железы превращались в огромный нарыв (бубон), наполненный черным гноем.

В середине XIV столетия разгул «черной смерти» достиг небывалого размаха. По самым примерным подсчетам, эта эпидемия унесла около трети всего населения Европы (325, 155). Однако старая Европа далеко не в первый раз испытывала на себе грозную силу невидимого врага. О губительной эпидемии чумы в Афинах рассказывает в своей «Истории» древнегреческий историк Фукидид (ок. 460–400 до н. э.). Чума была известна и в Римской империи. Знаменитый историк Евсевий Памфил (ок. 260–340) в своем труде «Церковная история» приводит письмо святителя Дионисия Александрийского (ум. 265) пастве, посвященное эпидемии чумы, свирепствовавшей по всей Римской империи с 250 по 265 год (146, 262). Наиболее важная часть этого письма – картина самоотверженного поведения христиан в охваченном чумой городе:

«Весьма многие из наших братьев по преизбытку милосердия и по братолюбию, не жалея себя, поддерживали друг друга, безбоязненно навещали больных, безотказно служили им, ухаживая за ними ради Христа, радостно умирали вместе; исполняясь чужого страдания, заражались от ближних и охотно брали на себя их страдания» (146, 262).

М. Свертс. Чума в древнем городе. 1654–1662

Созданная Евсевием Памфилом модель поведения христианина в условиях гибельного мора стала стереотипом в византийской литературе. В частности, ее воспроизводит переведенная на Руси уже в XI веке Хроника Георгия Амартола (4, 253). Она служила образцом для русских летописцев при описании чумных эпидемий.

Распространение эпидемии в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе русские заметили быстро. Под 6854 (1346) годом Троицкая летопись сообщает:

«Того же лета бысть казнь от Бога на люди под восточною страною в Орде и в Орначи, и в Сарае, и в Бездеже, и в прочих градех и странах, и бысть мор велик на люди, на Бесермены и на Татары, и на Ормены, и на Обезы, и на Жиды, и на Фрязы, и на Черкассы, и на прочая человекы, тамо живущая в них. Толь же силен бысть мор в них, яко не бе мощно живым мертвых погребати» (здесь и далее курсив автора. – Н. Б.) (72, 368).

(Заметим, что последняя фраза – мор был так силен, что живые не успевали погребать мертвых, – относится к числу литературных клише, используемых в любом сообщении об эпидемии.)

Летописи свидетельствуют о том, что русские князья в разгар чумы продолжали как ни в чем не бывало ездить по своим делам в Орду. В 1347 году в охваченных эпидемией степях побывал московский великий князь Семен Иванович с братом Андреем (43, 58). Трудно сказать, что было причиной такой смелости: политическая необходимость или пресловутый русский фатализм? Как бы там ни было, но ордынская чума в 1347 году не тронула сыновей благочестивого Ивана Калиты…

Нанесенная на карту траектория распространения «черной смерти» в 1347–1352 годах напоминает огромную петлю, захлестнувшую всю Европу и Ближний Восток. В этой петле задохнулись сотни тысяч людей разных племен и народов.

Как это нередко бывало в истории, у начала больших событий оказался маленький, случайный человек – приближенный правителя Золотой Орды хана Джанибека по имени Могул-Буга. Занимая должность бекляри-бека (первого министра), он был назначен командующим войсками, посланными в Крым для взятия Каффы (современная Феодосия). Город был хорошо укреплен, а жившие в нем генуэзцы оказали степнякам упорное сопротивление. Ни первая (1344), ни повторная (1345) осада Каффы не принесли успеха. Раздосадованный Могул-Буга приказал с помощью катапульты перебросить в город тело человека, недавно умершего от чумы. Этот приказ имел ужасные последствия. В переполненном людьми осажденном городе болезнь стала распространяться очень быстро. Спасаясь от беды, местная знать поспешно отплыла на родину – в Геную и Венецию. Однако беженцы уносили с собой и невидимые бациллы чумы. Константинополь стал новой сценой для торжества «черной смерти». Вскоре Византия и все Средиземноморье были охвачены губительной заразой.

Средневековые арабские историки также отметили небывалую эпидемию и ее гибельные последствия. Ибн ал-Варди сообщает следующее: «В 747 году (24 апреля 1346–12 апреля 1347) приключилась в землях Узбековых чума, [от которой] обезлюдели деревни и города; потом чума перешла в Крым, из которого стала исторгать ежедневно по 1000 трупов, или около того, как мне рассказывал об этом заслуживающий доверия купец. Затем чума перешла в Рум (Константинополь. – Н. Б.), где погибло [много] народу. Сообщал мне купец из людей нашей земли, прибывший из того края, что кади (мусульманский судья. – Н. Б.) Крымский рассказывал [следующее]: “Сосчитали мы умерших от чумы, и оказалось их 85 тысяч, не считая тех, которых мы не знаем. В настоящее время чума на о. Кипре, да голод великий также”. В месяце реджебе 749 года (25 сентября – 24 октября 1348) чума перешла в Халеб (город Алеппо в Сирии. – Н. Б.) – да устранит Аллах от нас зло ее! Чума эта, говорили нам, началась в “Стране Мраков” (мифическая страна на крайнем севере Европы. – Н. Б.), за 15 лет до этого года. Сочинил я на нее Послание, которое назвал “Вестью о Чуме”» (11, 237).