Сохранившиеся в летописях даты некоторых событий времен Ивана Калиты свидетельствуют о том, что «основатель могущества Москвы» был большим знатоком церковной символики. Любое календарное совпадение он наполнял глубоким смыслом. Исходя из этого, можно полагать, что Калита с особой теплотой относился к своему второму сыну, предвидел его особое предназначение. Вероятно, он говорил об этом с сыном.

К сожалению, очень мало известно о матери князя Дмитрия и всей родне по материнской линии. Заметим, что «женская» история ранней Москвы практически отсутствует в источниках. Последнее время историки пытаются заполнить этот пробел. Однако состояние источников делает любые построения в этой области весьма шаткими.

А между тем в средневековой Руси (как и в Золотой Орде) женщины играли самостоятельную роль. Они пользовались всеми имущественными правами. Достаточно сказать, что женщина приносила в дом мужа приданое, которое считалось ее собственностью и в случае развода возвращалось ее родителям.

В княжеской среде роль женщины особенно возрастала в тревожные времена, когда княгиня-вдова становилась правительницей при своем малолетнем сыне. Характер ярко проявлялся и тогда, когда княгиня отстаивала свои интересы во враждебном окружении. Жена Дмитрия Донского Евдокия, жена Василия Дмитриевича Софья Витовтовна, жена Василия Темного Мария Ярославна, наконец, знаменитая Софья Палеолог… Это лишь первый ряд выдающихся женщин той эпохи.

Все, что осталось на долю историков из семейных анналов Дмитрия Донского, напоминает справку, выданную какой-то погорелой канцелярией. И вот что в этой справке сообщается.

Будущий герой Куликова поля родился во втором браке. Заметим, что такая же судьба была у целой плеяды великих правителей – Александра Невского, Ивана Грозного и Петра Великого.

Иван Красный первым браком был женат на княгине Феодосии, дочери Дмитрия Брянского. Свадьба состоялась зимой 1341/42 года. «Тое же зимы князь Иван Иванович оженися у князя Дмитрея у Брянскаго», – лаконично сообщает летописец (45, 94). Жениху было тогда неполных 16 лет, а невесте, вероятно, и того меньше.

В Москве брянскую княжну ожидала печальная участь. Уже на следующий год летописец все с тем же бесстрастным лаконизмом записал: «Тое же зимы преставися Феодосиа, княгини Иванова Ивановича» (45, 94). Годичный срок ее пребывания в Москве позволяет предположить, что причиной ранней кончины юной княгини стали неудачные роды.

Плодом первого брака Ивана Красного стала дочь по имени Любовь (67, 171). Дата ее рождения неизвестна. Но известно, что в 1356 году отец дал ее в жены литовскому князю Дмитрию Кориатовичу, внуку Гедимина (106, 264).

По разделу владений между сыновьями Гедимина, осуществленному на рубеже 30-х и 40-х годов, Кориат был князем в Новгородке (Новогрудке) (140, 107). В начале 1360-х годов Ольгерд дал ему и его сыновьям отвоеванное у татар Подолье – «пространство между Днестром, Днепром, его притоком Росью и Черным морем» (140, 138). Однако вскоре сыновья Кориата Юрий, Александр и Константин (отметим христианские имена литовских Кориатовичей!) вынуждены были признать над собой верховную власть польского короля Казимира Великого (140, 140). Полагают, что Дмитрий Кориатович, не найдя себе достойного места в Литве, выехал в Москву и здесь прославился как храбрый воевода Дмитрий Михайлович Боброк Волынский (106, 264).

Династические связи с Москвой возникли у Кориата не случайно. В 1349 году великий князь Литовский Ольгерд послал его вместе с сыном по имени Эйкша к хану Золотой Орды Джанибеку с предложением совместных действий против Москвы. Эта идея не встретила одобрения у хана, и он выдал литовских послов москвичам. В Москве литовцев держали под стражей до тех пор, пока Ольгерд в качестве выкупа за брата и племянника не отказался от претензий на Верховские княжества. Этот регион (верховья Оки) имел важное стратегическое значение. Отсюда расходились дороги на Рязань и Смоленск, Москву и Киев. Местные князья – воинственные потомки Михаила Черниговского – постоянно лавировали между Москвой и Литвой.

Находясь в Москве в качестве почетного пленника, Кориат имел время присмотреться не только к здешним правителям, но и к их дочерям – возможным невестам для его сыновей.

После кончины первой жены Иван Красный долго не думал о новом браке. Вероятно, он был потрясен случившимся. Но княжеское звание налагало определенные обязательства. Наличие ясной перспективы престолонаследия укрепляло верность придворных, вселяло оптимизм в подданных. Многодетность считалась признаком Божьего благоволения, а отсутствие детей – карой за грехи.

Второй женой Ивана Красного, матерью Дмитрия Донского и его рано умершего младшего брата Ивана, стала княгиня Александра. О ней практически ничего не известно. Полагают, что она была дочерью московского тысяцкого Василия Вельяминова (320, 24).

Тысяцкий был своего рода «старостой» посадской общины. Он представлял интересы горожан перед князем и боярами. В вечевых республиках тысяцкий избирался народом и был наряду с посадником и архиепископом важнейшей политической фигурой города. О статусе тысяцкого в княжеской Москве известно очень мало. Однако тот факт, что Дмитрий Донской незадолго до Куликовской битвы отменил саму должность московского тысяцкого, свидетельствует о ее самостоятельном политическом потенциале.

Подобно другим русским княгиням той эпохи, Александра была независима в имущественном отношении. Помимо приданого, которое она принесла московскому княжескому дому и которое подлежало возвращению в случае расторжения брака, княгиня получила от мужа несколько сел в Коломенском уделе (231, 133).

Княгиня Александра скончалась 27 декабря 1364 года во время последней волны «великого мора» – эпидемии чумы. Ее похоронили в соборе придворного Спасского монастыря, который со времен Калиты служил усыпальницей для женской половины московского княжеского дома.

«Тое же зимы (1364/65) месяца декабря 27 день, на память святаго пръвомученика Стефана преставися княгини великаа Александра Иванова Ивановича в черницах и в схиме, наречено бысть имя ей в мнишьском чину Мариа и положена бысть в монастыри у Святаго Спаса на Москве в притворе в приделе» (43, 78).

Сообщая о кончине княгини Александры в декабре 1364 года, летописец добавляет: «Того же лета в осенине на Москве князь Ивашко дитя преставися» (43, 78). Когда родился младший брат Дмитрия Донского, источники не сообщают. Однако некоторые летописи дают точную дату его кончины: «В лето 6872 (1364)… Тое же осени месяца октября в 23 преставися князь Иван Иванович, брат князя великаго Дмитрея Ивановича и положен бысть в церкви Святого Архаггела на Москве» (45, 102).

(В сбивчивом тексте Московского свода начала XV века за 1364–1365 годы известие о кончине Ивашки повторено дважды и словно тонет в столь же «удвоенных» рассказах о бедствиях чумы.)

Таким образом, за два месяца до своей кончины княгиня Александра пережила большое горе – кончину младшего сына Ивана. Летописец называет его «князь Ивашко дитя» или более почтительно – «князь Иван Иванович Малой» (37, 435; 55, 121; 51, 118). Очевидно, эти имена (Ивашка, Иван Малой) были в ходу, предотвращая путаницу между Иваном Ивановичем Красным и его младшим сыном – «дитятей» Иваном Ивановичем.

Ко времени кончины «дитя» было не менее шести лет (столько лет прошло от упоминания сына Ивана в духовной грамоте Ивана Красного 1358 года до кончины самого Ивашки в октябре 1364 года). Однако можно думать, что в действительности Ивашка был значительно старше. Потребность отличать Ивана-сына от Ивана-отца могла возникнуть только тогда, когда первый из них стал хотя бы мало-мальски самостоятельной фигурой, то есть достиг возраста четырех-пяти лет. Таким образом, можно думать, что Ивашка был лишь годом или двумя младше Дмитрия.

Один хорошо осведомленный книжник конца XIV столетия называет Ивашку «любимым братом» Дмитрия Донского (25, 208). Возможно, это живая черта отношений двух отроков.