Своей карьере Миних был обязан прежде всего Остерману, с которым в конце 1720-х – начале 1730-х годов находился в дружеских отношениях. Андрей Иванович усердно хлопотал о пожалованиях Миниху перед Екатериной I, Петром II и Анной Иоанновной. Миних принимал хлопоты друга как должное, безотказно получал просимые денежные вознаграждения и поместья и до времени довольствовался скромной ролью строителя Ладожского канала, начальника артиллерии русской армии, шефа кадетского корпуса и полковника Ладожского и Кирасирского полков. Милости, посыпавшиеся на Миниха в 1732 году, вскружили ему голову настолько, что он решился на открытый выпад против своего друга Остермана. К удивлению современников, фельдмаршал отважился придерживаться взглядов, противоположных взглядам Остермана: вице-канцлер выступал противником утверждения на польском троне ставленника французского короля Станислава Лещинского, в то время как Миних осмелился его поддерживать. Противостояние бывших друзей усилилось после того, как Миних, вопреки желанию вице-канцлера, добился зачисления в Иностранную коллегию своего брата.
Фельдмаршал, как и следовало ожидать, проиграл единоборство с более опытным интриганом вице-канцлером, сумевшим обуздать притязания зарвавшегося бывшего друга, использовав влияние могущественного фаворита: Андрей Иванович в привычной для себя манере исподволь настраивал Бирона против Миниха и в конце концов достиг своей цели сообщением, что Миних неодобрительно о нем отзывался. Этого было достаточно, чтобы вызвать гнев фаворита, ранее покровительствовавшего Миниху, так как, по словам Маньяна, намеревался «сосредоточить власть над русскими войсками в руках верного человека»[124].
Усилия Остермана увенчались успехом. Еще 13 мая 1732 года саксонский министр при русском дворе Лефорт извещал свой двор: «Граф Бирон сам признался мне, что удивляется его (Миниха. – Н. П.) образу действий и сожалеет все, что сделал для этого хамелеона, у которого ложь должна заменять правду».
Недовольство, вызванное самоуправством и заносчивостью Миниха, распространилось среди различных кругов столичного общества. Купечество, в частности, было раздражено тем, что генерал-губернатор отправил отряды солдат на купеческие склады и в их дома для проверки, уплачена ли пошлина за хранимые товары.
Говоря по правде, Лефорт и Маньян выдавали желаемое за действительное, преувеличивая степень утраты Минихом влияния при дворе: должность генерал-фельдцейхмейстера Миних потерял в 1735 году, сохранив за собой три ключевых поста – президента Военной коллегии, генерал-губернатора столичного города, главнокомандующего русской армией во время русско-турецкой войны и право отправлять реляции в адрес не Кабинета министров, а императрице.
Прослеживая карьеру Миниха, отметим, что она протекала в соответствии с традициями, унаследованными от предшествующего столетия, когда считалось, что боярин или воевода с одинаковым успехом мог командовать войсками, вести дипломатические переговоры, осуществлять административные и судебные функции и т. д. Миних тоже отправлял разнообразные поручения, но преуспел только в одном – в строительстве Ладожского канала, где он обнаружил талант инженера.
Между Минихом, с одной стороны, и Бироном и Остерманом – с другой, сложились неприязненные отношения, о чем свидетельствует публичная пощечина, нанесенная Бироном самолюбию фельдмаршала. Миних намеревался породниться с фаворитом благодаря женитьбе своего сына на сестре его супруги. На этот счет была достигнута договоренность. Миних вызвал сына из-за границы, но брак не состоялся – как только Бирону стал известен недоброжелательный отзыв Миниха о своей персоне, сестра супруги была тут же обвенчана с генерал-майором Бисмарком.
Не безоблачными были отношения у Бирона с Остерманом. Последний, в отличие от Миниха, не претендовал на роль фаворита, стремился угодить Бирону, но незаметно приобрел такую власть в Кабинете министров, что вызывал беспокойство у Бирона. Фаворит, как отмечалось выше, противодействовал росту влияния Остермана включением в состав Кабинета министров своих людей: Ягужинского, Волынского, Бестужева-Рюмина.
В управлении страной принимал горячее участие не только упомянутый «триумвират». Этим не исчерпывалось немецкое засилье – существовал, если так можно выразиться, второй эшелон власти, в котором немцы выполняли хотя и менее масштабную, но ведущую роль. Остановимся подробнее на двух из них, выступавших откровенными грабителями казны и народного достояния, – Розене и Шемберге. Барон Ганс Густав фон Розен, назначенный генерал-директором дворцовых волостей в 1732 году, был примитивным грабителем находившихся в его управлении дворцовых крестьян, вымогая у них дополнительные сборы в свою пользу. В 1735 году он инспектировал дворцовые волости, но от его поездки, по мнению Главной дворцовой канцелярии, «интересу не было и толку тоже». Главная дворцовая канцелярия обвинила барона в самоуправстве, превышении своих полномочий, в игнорировании указов вышестоящих инстанций, в результате чего крестьянам последовало «вместо пользы – разорение».
5 сентября 1739 года в ответ на донесение Санкт-Петербургской дворцовой канцелярии от 18 мая того же года последовала именная резолюция: генерал-директору Дворцовой канцелярии «у дел не быть», ибо он по жалобам дворцовых крестьян находится под следствием за взятки, а также «за многотысячное упущение денежных и прочих дворцовых доходов наших и что он учинил знатно чрез такие взятки в дворцовой нашей пашне и в посеве хлеба великое уменьшение; он же, Розен, собственных своих лошадей сам у себя на нас покупал и за них себе из казны нашей без указа нашего деньги брал». Резолюция повелевала расследовать преступление и привлечь всех виновных к ответственности[125].
В ответ в феврале 1740 года Розен подал челобитную, на которую 25 февраля последовала резолюция Анны Иоанновны: «В дом свой ехать позволяется, а ежели по комиссии важное что касаться до него будет, то должен он ответствовать». Поскольку на Розене значились взятки в сумме 27 338 рублей 68 копеек и прочее, то Сенат запросил у Кабинета министров: руководствоваться ли ему резолюцией императрицы, разрешавшей выезд из России, или «ответствовать» за содеянное преступление?
Если бы в таком преступлении был уличен русский вельможа, то ему грозила бы виселица либо по меньшей мере ссылка в Сибирь с конфискацией имущества. Но у Розена, видимо, нашлись могущественные покровители, и при Анне Иоанновне его судьба так и не была решена, а в правление Анны Леопольдовны должность генерал-директора над дворцовыми волостями была восстановлена и ее вновь занял Розен. В конце мая 1742 года по донесению обер-гофмейстера Салтыкова Сенату, повторившему старые обвинения в адрес Розена с предложением освободить его от занимаемой должности, так как он «экономии никакой к приращению интереса… не показал, а между тем на содержание канцелярии тратилась немалая сумма», сообщалось, что за ним числятся «многотысячные взятки». Указом Сената 8 июня 1742 года Розен «за непорядочные его поступки от ведомства дворцовых дел был отрешен» вновь и взят под следствие Юстиц-коллегии[126]. Дальнейшая судьба Розена нам неизвестна.
Проделки Розена по сравнению с разграблением казны немцем Шембергом представляются детскими забавами.
Александра-Курта Шемберга – саксонского обер-гауптмана и королевско-польского камергера – на русскую службу нанял другой немец – посол России в Варшаве Кейзерлинг. По заключенному с Шембергом контракту должность, которую ему предстояло занять, получила название генерал-берг-директор, а возглавляемое им учреждение – Генерал-берг-директориум. Это беспрецедентный случай, когда учреждению присваивалось название по чину его руководителя.
Хотя указ 31 августа 1736 года объявлял Генерал-берг-директориум на таких же правах, «как прежде Берг-коллегия была», в действительности вновь созданное учреждение имело мало сходства с коллегией. Штат Берг-коллегии, как и остальных коллегий, состоял из десяти персон: президента, вице-президента, четырех советников и такого же числа асессоров. Штат Генерал-берг-директориума состоял из двух человек: Шемберга и другого немца – советника В. Рейзера. Права Шемберга были значительно шире прав президента Берг-коллегии, находившейся в подчинении Сената, в то время как Генерал-берг-директориум подчинялся «беспосредственно от ее императорского величества высочайших повелений и указов» и состоял в ведении Кабинета министров. Позже Генерал-берг-директориум пополнился новыми чиновниками, но вновь иноземцами: проворовавшимся шведским военнопленным В. Бланкенгагеном и немцем Кохиусом. Принятый на русскую службу Бланкенгаген ведал экспортом казенного железа и меди за границу, в 1734 году был уличен в подлоге, караемом смертной казнью, но Шемберг добился освобождения Бланкенгагена от наказания и назначил его без ведома Сената берг-асессором на Урале. Расставляя своих людей в горной администрации, Шемберг избавился от В. П. Татищева, сопротивлявшегося передаче Казенных Горноблагодатских заводов, жемчужины уральской металлургии, Шембергу. В марте 1739 года Шемберг получил Горноблагодатские заводы, стоившие казне свыше 42 тысяч рублей, а также ссуду в 65 тысяч рублей. Кроме того, он взял на откуп продажу сибирского железа, овладел Лапландскими медными и серебряными рудниками. Все эти сделки совершались при покровительстве, разумеется не безвозмездном, Шемберга. В результате трехлетнего содержания откупа по продаже железа и меди и эксплуатации Горноблагодатских заводов Шембергом сумма долга казне, которую он так и не погасил, составила около 135 тысяч рублей[127].
