- Ладно, - неловко откашлялся Глеб, вставая на ноги, - пойду я. Сильно не хандри тут. Я уверен, что Федя непременно выкарабкается. Ему ведь есть ради кого жить. Вот увидишь, все будет хорошо, - ободряюще произнес он напоследок, пытаясь уверить в этом и себя, и все еще хранящего молчание Митяя.

Не прощаясь, Глеб вышел из палаты, оставив погруженного в нелегкие думы Митяя, который слукавил бы, если бы сказал, что рассказ командира не произвел на него впечатления. Слова Глеба упали на благодатную почву, изборожденную переживаниями самого Митяя, и нашли в его душе отклик. И это при том, что Глеб грезил всего лишь об образе из своего прошлого – малознакомой девушке, с которой его не связывало ничего, кроме мимолетной симпатии. У Митяя же все было более конкретно. Как бы ему не хотелось признаваться, но он скучал по времени, проведенном с Кариной. Пожалуй, самое удивительное было для него то, что большее сожаление об утрате вызывали не воспоминания о сексуальной близости, а какие-то отвлеченные моменты, которым он раньше не придавал особого значения – прогулкам, разговорам, совместной готовке, утренним пробежкам. Просыпаясь в одиночестве или с малознакомой девицей, скрасившей ему ночь, Митяй неосознанно хотел найти на другой половине кровати спящую Карину. И каждый раз, когда этого сделать не получалось, испытывал укол разочарования.

«Что же это получается?– Размышлял про себя Митяй. - Пройдет год, два, три, и Карина выйдет замуж, может, родит ребенка…» Дальше его мысли путались и сбивались из-за переполнявших сердце ревности и злости. Причем злился он, по большей части, на самого себя за то, что изначально обрек их отношения на провал, не давая себе даже малейшего шанса надеяться на что-то иное. Митяй устал воевать с собственной душой, которая не внимала никаким разумным доводам и желала, с его точки зрения, невозможного. Под грузом навалившихся мыслей Митяй, незаметно для себя, крепко уснул и впервые за всю свою сознательную жизнь увидел, а главное запомнил сон.

Митяй опять был ребенком, смотрел на мир откуда-то снизу, и все казалось таким непривычно огромным. Он с любопытством поглядывал по сторонам и на проходивших мимо людей. А еще он ждал и очень сильно боялся, что она не придет. Этот страх засел где-то в горле холодным комом, который у него никак не получалось проглотить. Уличный шум вокруг нарастал, пугая его громкими звуками. Высокие люди шли по своим делам и не замечали одинокого мальчишку, жалко переминавшегося с ноги на ногу. Митяй уже был готов расплакаться от страха и обиды, как вдруг все изменилось. Он увидел ее, незнакомую, но самую родную, которую сразу признал, и протянул к ней руки. Женщина, чем-то неуловимо похожая на самого Митяя, наклонилась к нему и крепко обняла. От ее тела исходило тепло, которое мгновенно согрело и успокоило озябшего маленького мальчика, подарив ему ни с чем не сравнимое чувство любви и защищенности. От переполнявших его эмоций Митяй тихо заплакал, обнимая маму, а та гладила его по дрожащей спине и шептала:

- Прости меня, сыночек…

Глава 15. «Недоверчивый взгляд, неоконченный бой, непоследний герой»

Митяй медленно шел по кладбищу, ориентируясь по табличкам, на которых были указаны номера участков захоронений. Опавшие листья шелестели под его ногами, напоминая о том, что сентябрь подходил к концу, и уже совсем скоро «золотая» пора осени должна была смениться промозглой сыростью и холодом. В левой руке Митяя были зажаты цветы, которые своей естественной яркостью и свежестью резко контрастировали со спокойным пейзажем осеннего кладбища. Царившая в месте вечного упокоения тишина с налетом скорби не дарила ему желанного умиротворения, и все же Митяй был полон решимости отдать дань мертвым, прежде чем вплотную заниматься делами живых, сулившие значительные перемены в его собственной судьбе.

Найдя нужный участок, Митяй побрел вдоль могил, вчитываясь в надписи на надгробиях. Разные люди, разные судьбы, но итог у всех один. Хоть Митяй и был готов к тому, что увидит, у него все равно перехватило дыхание, когда в череде неизвестных имен взглядом выхватил знакомую фамилию: «Митяева С.К.». Ноги словно приросли к месту, и какое-то время он простоял неподвижно, собираясь с силами, чтобы сделать несколько шагов и приблизиться к вполне ухоженной могилке со скромным памятником и парой траурных венков из искусственных цветов.

Отделив белоснежные каллы от бордовых гвоздик, которые он отобрал для мужской могилы, Митяй бережно опустил свежие цветы у самого надгробия, жадно вглядываясь в фотографию женщины, которую видел первый раз в жизни. В ее чертах лица прослеживалась некоторая схожесть с Митяем, но он сделал вывод, что внешне больше пошел в породу неизвестного ему отца. Но, возможно, он просто был больше похож на кого-то из ее родителей, то есть своих бабушку или дедушку, впрочем, пока у него не было особого желания выяснять что-либо о других родственниках, вполне довольствуясь скудной информации о покойной матери.

- Здравствуй, - тихо произнес Митяй, обращаясь к надгробию с ее портретом.

Наверное, трудно было сыскать вещи глупее, чем пожелание здравствовать уже мертвому человеку, но в тот момент Митяй мало задумывался об этимологии устоявшейся формы приветствия.

- Никогда не думал, что мы встретимся вот так, - между тем продолжил он, обводя задумчивым взглядом ряды соседних могил. – Вернее, я вообще не думал, что мы когда-нибудь встретимся, - поправил он самого себя. – Честно говоря, я всегда, скорее, делал, а не думал, порой и вовсе не задумывался над тем, что делаю.

Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Митяй не строил иллюзий насчет загробной жизни или того, что умершие откуда-то с облачком наблюдали за живущими на земле, однако где-то на задворках сознания помимо его воли ютилась робкая надежда «а вдруг?». Кто знает, может его тихие слова, произнесенные в полнейшем одиночестве, ветер унесет куда-то очень далеко, где размыты границы привычного нам мира, и его услышат. Он механически перечитал надпись на табличке под фотографией, и его взгляд замер на выбитых после фамилии цифрах, которые сухо указывали на то, что его мать скончалась в позапрошлом году.

- Вот если бы я не раскачивался так долго, мы могли бы встретиться в более уютном месте, и ты была бы более разговорчивой, - со вздохом протянул Митяй, испытывая легкую досаду из-за упущенной возможности. – С другой стороны, что бы ты мне сказала? Все равно сделанного не воротишь, а семейного воссоединения со слезами счастья и радостными танцами, как в индийской мелодраме, точно бы не получилось. Максимум на что я мог бы рассчитывать, так это на более-менее честный ответ, почему ты меня бросила. Хотя, в сущности, какая разница? От ненужных детей всегда стараются избавиться. Делают аборты, выставляют на мороз, топят в нужниках, а ты не хотела причинять мне зла. Сейчас я это хорошо понимаю. Ты выносила, родила в нормальных условиях и оставила ребенка под присмотром врачей, вероятно, в надежде на то, что он обретет новую семью. Вон у кукушек это заложено природой, и никто их за это со свету не сживает, наоборот, прислушиваются к кукованию по суеверным поверьям, так что в какой-то мере это вполне нормальное явление…

Митяй остановил свой словесный поток, смысла в котором было не более, чем в журчании ручья. Ему необходимо было высказать то, что, как оказалось, тяжелым камнем лежало на дне его души, отравляя и терзая уже много лет.

- Жаль, что все так получилось. Знаешь, как я бы тебя любил… - голос Митяя дрогнул, но он продолжил с жаром говорить. – А я и любил. Любил и ненавидел, даже не зная тебя. Ненавидел, потому что тебя не было рядом, когда ты была мне так нужна, а любил просто за то, что ты есть. У каждого человека есть мать, и он будет ее любить, какая бы она не была, даже если он ее никогда не видел.

Митяй перевел дыхание и неожиданно для себя, протянув руку, погладил ладонью серый холодный камень.