Потерявшись в ощущении его губ, у меня не было времени на подготовку. Он замер на мгновение, прежде чем зарычать мне в рот. Мои глаза распахнулись от потрясения, когда он сильно толкнулся, вжимаясь в меня глубже, чем я когда-либо чувствовала, и его суровый взгляд, остановившись на мне, держал меня в плену, пока я чувствовала, как его член беспорядочно дергается.

Я почувствовала связь. Увидела в ту же секунду, как он смягчился. Но он отказался подарить мне этот момент.

Саша отвернул голову в сторону, пряча лицо, скрывая то, чему, как я знала, я была свидетельницей. Он вышел из моего тела, отпустив мою ногу, позволив ей бесцеремонно упасть, моя ступня на каблуке приземлилась на пол с глухим стуком. И пока стена поддерживала меня, я хмуро смотрела на его удаляющуюся спину. Из меня вытекала влага, стекая по внутренней стороне бедер, а Саша достал из коробки на столе салфетку, вытираясь подальше от моих пытливых глаз.

Это заняло всего мгновение. Он посмотрел на салфетку и замер на секунду, прежде чем бросить ее в мусорное ведро и снова заправить штаны.

Проклятие. Все это, и я даже не видела его член. Какое разочарование.

Он взял еще салфетку из коробки, повернулся и протянул ее мне с непроницаемым выражением лица. Я осторожно взяла ее, но застыла, когда услышала, как он сказал:

— У тебя идет кровь.

Все мое тело замерло.

Что?

Он внимательно наблюдал за мной, пока я пыталась привести себя в порядок как можно грациознее. Я убрала салфетку и…

Ой.

Да. Я тоже их видела.

Полосы красного цвета.

Вы только посмотрите на это! Я даже не почувствовала этого.

Когда я закончил вытирать наши совместные выбросы, Саша протянул мусорное ведро, и я выбросила салфетку. Он задвинул его под стол и постоял с минуту, выглядя так, как будто хотел что-то сказать.

Я ждала, нервничая.

Скажи что-то.

Что-нибудь.

Но в конечном итоге все, что он хотел сказать, было отвергнуто. Его поза расслабилась, он глубоко вдохнул и холодно произнес:

— Возьми сумочку. Я отвезу тебя домой.

Он проводил меня через заднюю дверь и усадил в свою машину.

Это была тихая поездка домой.

Пока, остановившись на красный свет, он, не удосужившись взглянуть на меня, спросил:

— Ты принимаешь противозачаточные?

Сейчас было не время обсуждать, почему мне это не нужно. Я покачала головой и пробормотала:

— Нет.

Он, казалось, колебался, не сводя глаз с дороги, когда предложил отчужденно:

— Может, тебе стоит начать.

Я моргнула, глядя на него через всю машину.

Подождите.

Означало ли это то, что я думала?

Я на это надеялся.

Боже. Я на это надеялась.

Мой желудок перевернулся, и я отвернулась, чтобы посмотреть в окно, чтобы он не увидел жалкую улыбку, которая украсила мои губы.

Глава 38

Настасья

Последние пару недель прошли в блаженстве без драмы, и хотя мы с Виком продолжали ссориться, как кошка с собакой, из-за того, что есть на ужин, что смотреть по телевизору, из-за того, что он умолял меня оставить фильм, а через десять минут засыпал, что он не споласкивал посуду, перед тем, как ставил ее в посудомоечную машину, — мы всегда заканчивали наши разногласия закатыванием глаз и нежным поцелуем в губы, чувствуя, что мы оба выиграли.

А секс…

Черт возьми.

Секс был хорош.

Мы вернулись к этому, как пара похотливых подростков. Никто не упоминает, насколько влюбчивыми становятся беременные женщины. Это было похоже на секс на скорости. В одну минуту мы целовались, а в следующую — я была в огне, тяжело дыша: «Сними штаны, или да поможет мне Бог».

Когда он затянул с этим, я убрала его руки от его ремня и вскрикнула от восторга, когда наконец освободила его длинную, толстую эрекцию, а затем, не теряя времени, опустилась на него с долгим, протяжным стоном. Вик выглядел в равной степени обеспокоенным и восторженным, но он не собирался жаловаться на безумный, срывающий одежду, отчаянный вид секса.

Есть и другие вещи, о которых вам не говорят о беременности. Быть подавленной, с одной стороны. Гормоны, циркулировавшие по моему телу, заставляли меня плакать в самые неподходящие моменты, из-за самых нелепых вещей.

Например, когда Аника принесла кексы с черникой, потому что вспомнила, что они мне нравятся. Потом было время, когда я не могла перестать икать, а Вик смеялся надо мной. И когда Лев положил руку мне на живот и сказал, что молится, чтобы мой ребенок был таким же, как я, потому что никто не защищал его так, как я. Или когда Алессио спросил меня, какие цветы нравятся Каре, потому что такая сладкая парочка.

Сквозь всхлипы я сказала ему, что Кара не любит цветы.

Ей нравился член.

Теперь, когда мой живот стал немного более заметным, и удовлетворенность моими отношениями захлестнула меня, это было предсказуемо, но возникло сомнение. К счастью, Вик и я учились на наших прошлых ошибках, и когда я рассказала ему об этом, позже той же ночью мы все обсудили.

— Что, если я плохая мать? — Я села, скрестив ноги, обняв себя. — Что, если я такая же, как она?

Вик, одетый только в пижамные штаны, хмуро посмотрел на меня, явно не понимая, откуда это идет.

— Ты совсем не похожа на нее. Ты будешь отличной мамой.

— Откуда ты знаешь? — с тревогой спросила я. — Я даже не смогла посидеть с пятилетним ребенком, чтобы он не пропал. Как я собираюсь быть матерью, Вик?

— Легко, — искренне произнес он. — Как и все остальные, ты будешь учиться по ходу дела. Когда Лев впервые взял Лиди на руки, ты помнишь, как мы все волновались, когда она начала плакать? — Я помню. Лев был очень чувствителен к звуку. — Но он знал, что должен был сделать, независимо от того, что это стоило ему его комфорта.

Блин. Конечно, он был прав.

— Боже мой. — Мое дыхание участилось, а глаза расширились, когда меня осенила эта мысль. — Мне нужно будет вытолкнуть эту фасоль из своего тела.

Но Вик оставался хладнокровным, лежа на боку, положив голову на запрокинутую руку.

— Необязательно. Ты могла бы сделать плановое кесарево сечение, если бы захотела.

Конечно, я могла. У нас были деньги. Но я не хотела этого, если только это не было абсолютно необходимо.

— Дерьмо. — Мои руки поднялись, чтобы прикрыть мои горячие щеки. — У нас есть только пять месяцев, чтобы организовать детскую комнату.

Вик успокаивающе положил руку мне на колено.

— Завтра мы возьмем ручку с бумагой. Начнем это.

Казалось, у него есть ответ на все.

Почему это меня взбесило?

— Ты не понимаешь, — сказала я ему, слегка покачав головой.

— Понимаю, — сказал он, блуждая глазами по моему испуганному лицу.

— Ты не понимаешь, — сказала я слишком резко.

Но этот мужчина с небесно-голубыми глазами и легкой манерой поведения только улыбался мне.

— Понимаю, — поклялся он, сжимая мое колено. — Ты сходишь с ума. Тебе не нравится, как ты себя чувствуешь, и ты хочешь на кого-то наброситься, а именно на меня. Но я не кусаю в ответ, и это тебя бесит.

Хм.

Хорошо. Может, он знал, что я чувствую.

— Ну, я приложила все усилия. — Я надулась. — Ты мог бы хотя бы сделать вид, что споришь со мной.

Вик уставился на меня, как на сумасшедшую, прежде чем подавился смехом.

— Знаешь что? Ты права. — Он сел и придвинулся ближе ко мне, расположив свои сильные бедра по обе стороны от меня, притянув меня к клину своих раздвинутых ног и хлопая в ладоши. — Давай сделаем это.

Мое сердце растаяло.

Я закатила глаза, но не попыталась скрыть улыбку.

— Это не то же самое.

— Нет, — сказал он искренне, — я серьезно. — Когда я посмотрела на него, он тут же насмешливо посмотрел в ответ. — Хочешь поспорить? Давай спорить, детка.

Я не знаю, во что он играл, но когда задрала подбородок, чтобы с вызовом посмотреть на него, и увидела, что он готов спорить со мной ради того, чтобы утолить мою тревогу, я обнаружила, что просто не хочу этого… Уже нет. Мне не нужно было ничего большего, чем то, что было прямо передо мной.