Я улыбнулась сквозь нахмуренные брови.

— Не пойми меня неправильно, брат мой, но я думала, что мы говорим обо мне.

— Ты согласна, что я умный?

Это была проигранная битва.

Я выпалила:

— Да. Согласна.

Он нежно взял меня за руку, чтобы остановить, а когда я замерла, и он посмотрел на меня своими золотыми глазами, которые редко видели все, что происходило вокруг него, и красноречиво сказал:

— И все же в моменты безумия, когда мой разум переполнялся эмоциями, ты сотни раз поднимала меня с пола, кормила и укладывала в постель. — Он позволил этому дойти до меня. Моя грудь сжалась, когда он продолжил. — Ты видела меня в худшем виде, когда я не мог контролировать свою ярость, избивая мужчин до крови. — Он сделал паузу. — Теперь я спрошу тебя. После всего этого ты все еще считаешь меня умным?

Мой голос был мягким шепотом.

— Конечно.

— Как и ты, независимо от того, собралось ли у тебя дерьмо или нет. — Мой брат не всегда знал, как выразить себя, но, когда он это делал, это было прекрасно. — Каждый борется с чем-то внутри. У всех нас есть темное пятно, которое вспыхивает в трудные времена. Я обнаружил, что важно разумно выбирать сражения, потому что победить в каждом из них невозможно. И каждый раз, когда ты проигрываешь, потому что ты будешь время от времени проигрывать, остановись на мгновение и вдохни. — Его рука скользнула в мою и сжала. — Помни, ты не одинока.

Я была глупо близка к тому, чтобы расплакаться.

Боже. Он был чем-то.

Мои губы дрожали сквозь улыбку.

— Видишь? Умный.

Лев не улыбнулся, но глаза его смягчились, дальше мы пошли молча, он отворил дверь и пропустил меня. Я направилась на кухню, и когда все это появилось в поле зрения, мои глаза расширились от месива муки и теста, разбросанных по всему столу.

Мина повернулась, чтобы посмотреть на нас.

— Наконец-то. Эта партия почти готова.

Лидия села на табуретку, болтая ногами, и, пока Мирелла резала блин на кусочки, я подкралась к мышонку и быстро поцеловала ее в щеку, вызвав у племянницы визг и несколько сдавленных смешков.

— Лиди нравятся мои блины, — пробормотала Мина, бросив свирепый взгляд на мужа.

Моя племянница издала счастливый звук, покачивая своими пухлыми ножками.

— Они пахнут… — Интересно. — …отлично, — с энтузиазмом предложила я, потому что Мина училась готовить, и не каждый из ее рецептов был удачным.

— Мне жаль, что мы задержались. — Лев обошел стойку, чтобы поцеловать Мину в макушку. — Я не планировал, что Вик будет там.

Раздался стук, когда лопатка в руке Мины упала. Она медленно повернулась, не сводя с меня глаз, но спросила Льва:

— Это правда? И где именно был Вик?

Мои глаза закрылись, и я вздрогнула, когда Лев ковырял странный оранжевый блин, бесстрастно рассказывая:

— Спал в постели Настасьи.

— Конечно, спал. — Мина улыбнулась, но это было почти как у робота. И когда она взяла свою лопатку, она долго и упорно тыкала ею в меня. — Тебе лучше начать говорить, мисс Леди.

Я вздохнула, когда потянулась к тарелке племянницы и украла кусок блина. В тот момент, когда он коснулся моего языка, я рефлекторно выплюнула его обратно, пробормотав: «О, Боже», потому что блины обычно не имеют вкуса сырых грибов.

К счастью, Мина была сосредоточена на своем месиве, но, когда Лев протянул мне кружку кофе, я взяла ее с тихой благодарностью.

А потом я заговорила.

Было чуть больше одиннадцати, когда я остановилась, и в тот момент, когда вышла из машины, я замерла, поскольку начался жаркий спор, когда входная дверь распахнулась.

— Ты не можешь работать в таком виде, чувак.

Это был Алессио.

— Ну давай же. Всем плевать, как я выгляжу. Я здесь, чтобы не пускать подонков. Я должен выглядеть устрашающе.

Это исходило от Вика, а он меня еще не видел.

Алессио рассуждал:

— Меня волнует, как ты выглядишь. Ты представляешь меня, придурок, и я не позволю тебе стоять перед моим клубом, когда люди думают, что ты подонок. Ты выглядишь как бандит. — Тогда мужчина со шрамами заметил меня и дернул подбородком в мою сторону с коротким «Эй».

Теперь и Вик увидел меня. То, как он положил руки на бедра и опустил голову, было совсем не приветливым. Однако он резко пренебрежительно спросил меня:

— Что ты здесь делаешь?

Вот сука.

— Прости? — Как только я это сказала, брови Вика опасно опустились. — Я не в настроении, сэр. Я здесь, потому что хочу быть здесь. Это все, что ты получишь. — Наклонившись влево, я перевела взгляд с Вика на Алессио. — Хочешь пообедать?

С оттенком сожаления он слегка покачал головой.

— Сегодня занят, малышка.

— Как насчет Николаса? Или Дэви? — спросила я немного отчаянно. Черт, мне не нравился этот парень, но в этот момент я бы взяла чью-нибудь компанию. — Роман?

— А как насчет меня?

Моя голова метнулась к открытой двери, где стоял Филипп, прислонившись к ней, и когда мои глаза встретились с его, они смягчились.

— Привет.

Вик цокнул языком.

— Убирайся отсюда, французик. Если кому-нибудь понадобится багет, мы позвоним.

Они бы никогда не подружились. Не с нашей историей.

Я любила Вика. Я любила его так сильно, что в какой-то момент я была настолько поглощена им, что испугалась. Я никогда не хотела быть той женщиной. Той, кто любил мужчину больше, чем он любил ее.

Я была молода и глупа. В двадцать один год думала, что у меня есть ответы на все вопросы. До смерти напугана Виком и сильными, отчаянными чувствами, которые он вызывал во мне. Сделав поступок, о котором я буду вечно сожалеть, поступом, который сломал что-то внутри меня, что я никогда не смогу починить, я ушла от него.

А потом появился Филипп. Милый, добрый Филипп.

Он был рядом, когда мне так отчаянно нужно было отвлечься. Он был там таким образом, что притуплял боль. У меня никогда не было того, что он давал.

Душевное спокойствие.

Довольство.

И хотя мне было стыдно, какое-то время я принимала это довольство за любовь.

Он был глотком свежего воздуха в то время, когда мне казалось, что я задыхаюсь.

Мне никогда не приходилось угадывать, о чем он думает. Никогда не приходилось гадать, где я с ним. Он был открыт и так откровенен в своих чувствах, что, когда он сделал предложение всего через шесть недель, все замерло.

Убежденная, что я никогда не найду мужчину, который будет обращаться со мной лучше, я согласилась, хотя у меня болел живот.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я совершила ошибку. Мне потребовалось еще меньше времени, чтобы понять, что я никогда не буду любить Филиппа так, как он любил меня.

Как я могла так поступить с ним?

Короче говоря, я не могла.

С моей стороны было бы лицемерием просить этого человека провести со мной жизнь, зная, что мой разум переключился на другого, зная, что мое сердце уже принадлежит человеку, который, возможно, не заслуживал этого, но тем не менее владел мной.

Я отменила все, причем трусливо. Я собрала свои вещи, оставила ему записку на подушке и ушла, пока он был на работе.

Два месяца, но мне казалось, что это прошло намного больше. Два месяца без Вика показались мне вечностью. И когда я появилась у его двери со своими сумками в руках, мне было стыдно признаться, что мы продолжили почти с того же места, где остановились, не говоря уже о событиях предыдущих месяцев, отказываясь признавать наше время в разлуке.

Неудивительно, что Филипп не разговаривал со мной много лет после разлуки. Я не винила его. Я поступила с ним дерьмово, и мы оба знали это.

Теперь все стало лучше, но внутреннее напряжение между нами никогда не исчезало. Не желаю показаться тщеславной, но было ясно, что Филипп все еще держал для меня свечу, и сколько бы раз я ее ни задувала, он снова и снова зажигал фитиль, позволяя ему гореть. Но его дружба была так важна для меня, что я не обращала внимания на тени, отбрасываемые мерцающим пламенем в его глазах.