Честность всегда давалась мне легко, но прямо сейчас слова резали так сильно, что причиняли боль.

— Ты задаешь не тот вопрос, Ани. — Я откинулась на спинку кровати, крепко обхватив колени. — Ты должна спросить, почему Вик так боится связать себя обязательствами.

Она приподнялась на локте, опустив уголки рта. Выражение ее лица обвиняло меня в том, что я сумасшедшая.

— Боится что сделать? — Она бросилась обратно на кровать, издав звук, который я могу описать только как полусмех-полустон. Когда она остановилась, то недоверчиво произнесла: — Вик навсегда предан тебе, Нас. О чем ты говоришь?

Я достаточно хорошо знала Ани, чтобы понимать, она не хотела, чтобы это звучало издевательски, но так оно и было. Это было тяжело для меня. Говоря об этом, я только чувствовала себя маленькой и неполноценной. Но, может быть, если бы она знала, она бы отпустила это.

Здесь ничего не происходит.

У меня пересохло в горле, и я сказала.

— Когда ты связываешь себя с кем-то, то не спишь, с кем попало.

Аника замерла. Она долго не шевелилась и ничего не говорила. И когда она обрела свой голос, он был слабым, но непоколебимым.

— Вик никогда, никогда и ни за что не изменил бы тебе.

О, Аника. Бедная, наивная Аника.

Видите? Вот почему мы не говорили о Вике.

И может быть, это был алкоголь или неприятие — я не знаю — но моя грудь сжалась, и я почувствовала, как холодная слеза стекает по щеке.

Аника изо всех сил пыталась сесть, глядя мне в лицо, медленно моргая, борясь с тягой ко сну.

— Я серьезно, Нас. Не знаю, кто тебе сказал, что он изменял, но говорю тебе прямо сейчас, что этого никогда не было. Я бы не стала тебе лгать.

Мои губы задрожали, когда я выдавила горький смешок.

— Послушай, может, я и не гений, но, черт возьми, никому не нужно знать, что, когда мужчина уходит в 2 часа ночи, больше не пускает тебя к себе в квартиру и пробирается в твою кровать на рассвете, значит что-то не так. Как ты объясняешь это?

— Его квартира, — прошептала она, и то, как она это сказала, было странным. Моя подруга нерешительно посмотрела на свои руки. Потом она заговорила, и это вышло грубо. — О Боже. Я собираюсь убить его. — Она облизала губы, избегая моего прищуренного взгляда. — Тебе следует поговорить с ним.

Это было все? Это был ее великий совет? Поговорить с ним? Просто... я не знаю... спросить, спал ли он с другими женщинами?

Ха!

Я лучше побегу через поле ядовитого плюща в одних шлепанцах.

Но я прокручивала то, что она сказала, повторяя снова и снова, внимательно вслушивалась и услышала кое-что, чего она не говорила. Она сказала это так, словно знала что-то, чего мне не хватало. И большой груз сомнений лег на мои плечи.

— О чем ты говоришь, Ани?

Мои подозрения подтвердились, когда она тихонько подсказала.

— Не мне объяснять, Настасья. Может, тебе стоило высказать свои опасения и поговорить об этом с Виком. Я лишь спрошу, за все время, что ты его знаешь, за те почти тринадцать лет, что вы с Виком были тобой и Виком, ты когда-нибудь видела, чтобы он смотрел на другую женщину так, как смотрит на тебя?

Видела ли я?

Естественно я попыталась вспомнить.

Я пробежалась по своим воспоминаниям и… ну, нет. Я думаю, что нет.

Наши проблемы начались, когда он начал что-то скрывать от меня. Общение всегда было нашей сильной стороной. Но в последние шесть недель наших отношений он начал вести себя странно.

Всякий раз, когда я писала ему, он отвечал через несколько часов и не оправдывался из-за задержки.

Я звонила, и он тихо сообщал мне, что не может сейчас говорить, что перезвонит позже. Только он никогда этого не делал.

Он приходил, но его как будто и не было рядом со мной. Он не присутствовал. Часто то уставал и был угрюмым, то засыпал в моей постели, а я молча гадала, с какой девушкой он провел ночь, что вызвало у него такое изнеможение.

Сомнение определило это. Оно засело глубоко.

Это погубило нас.

Аника посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

— Мой брат — это многое. Виктор упрямый. Он горд, и — позволь мне сказать тебе — я думаю, начинает понимать, что его гордость, возможно, стоила ему единственной вещи в жизни, которая действительно что-то для него значила. Тебя.

О, яйца. Почему у меня мгновенно возникло ощущение, что я не располагаю всеми фактами?

Я выпрямилась.

— Поговори со мной, Аника. Если ты что-то знаешь…

Но она прервала меня.

— Я уже и так сказала слишком много. Я обещала, что не буду вмешиваться. — Она приняла извиняющийся вид. — Но это трудно, Нас. Ты несчастна. Он несчастен. Пожалуйста, — умоляла она, — не говори ему, что я что-то сказала. Просто… — Она задумалась. — Поговори с ним.

Мое сердце не бешено колотилось, но я прекрасно осознавала устойчивый, тяжелый стук в груди.

Нет. Она не могла этого сделать. Это было нечестно. Потому что, если то, что она говорила, было правдой, это все меняло.

Я на некоторое время погрузилась в себя, обдумывая все, что она сказала, и когда я повернулась, чтобы задать ей еще один вопрос, услышала ее легкое сопение и посмотрела в ее закрытые глаза.

Черт возьми.

Выстрел Аники попал в мое сердце, и любопытная чертовка, которой я была, взяла верх над моими мыслями.

Я была идиоткой. Это было единственное оправдание, которое у меня было, чтобы стоять сбоку от двери квартиры Вика, репетируя именно то, что я скажу.

Мой живот сжался от возможности быть здесь нежеланной.

Какого черта я делаю?

Мои глаза закрылись, и я легонько хлопнула себя по лбу.

Я почувствовала себя глупой, отчаянной и обиженной одновременно.

Покачав головой, я начала ходить вперед-назад, облизнула губы и зашептала:

— Хорошо. Ты можешь это сделать. Под лежачий камень вода не течет.

Мой взволнованный желудок скрутило, и я тяжело сглотнула, а затем прошептала себе:

— Привет. Привет, Вик.

Фу, что, черт возьми, это было?

Я съежилась, затем попытался снова.

— Привет. Я только что была по соседству и... — я закатила глаза, — …решила спросить тебя, с кем ты трахался. — Невеселый смешок покинул меня, прежде чем я оттянула свою футболку и отпустила, хлопнув тканью, пытаясь охладить пылающие щеки и шею.

Почему было так сложно разговаривать с Виком?

Я могла выражать себя своим телом намного лучше, чем ртом. Ну, я думаю, это зависело от того, как это делать. Целоваться, лизать и сосать было легко. Слова, с другой стороны? Жестко.

Еще раз.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервный желудок, и медленно выдохнула.

— Эй, — прошептала я себе. — Мы можем поговорить?

Ага. Вот оно. То, что нужно.

— Хорошо, — пробормотала я, делая несколько шагов к двери, и подняла сжатый кулак, чтобы постучать, пока не потеряла самообладания. Минуту спустя замок щелкнул, и мой живот сжался в предвкушении. Я ненавидела себя за то, как страстно хотела его увидеть.

Дверь открылась, и ее открыла невысокая симпатичная женщина лет тридцати.

Мое лицо упало прямо на землю.

Хрясь.

Черт возьми, Аника.

Я собиралась убить ее.

Вот, вот причина, почему ты не приходишь к парню без предупреждения. Иногда ваши худшие опасения воплощались в жизнь.

На ее лице отразилось ожидание, и она протянула фразу:

— Могу ли я вам помочь?

Никто не мог мне помочь.

Я изобразила улыбку, которой не чувствовала, и вежливо спросила:

— Привет, Вик здесь?

Ее лицо скривилось в раздумьях.

— Вик? — Она покачала головой. — Э-э, нет.

Я ждала продолжения, но она не предложила ничего другого. Чувствуя себя немного уязвленной, я прикусила щеку изнутри, чтобы не наброситься на женщину, которая этого не заслуживала.

— Ты знаешь, когда он будет дома?

— Куколка, — начала она, и мне захотелось ее ударить, — я думаю, ты перепутала. Здесь нет Вика.