Глава 5

Поппи

“Muddy Waters” — LP

Поднимается ветер, и от внезапного холода у меня по спине пробегает дрожь. Я стягиваю пальто и согреваю руки дыханием. Прошло почти два часа с тех пор, как я вышла из паба. И готова поспорить, к настоящему времени Брэндон, скорее всего, сильно пьян. Я просто жду, когда он, спотыкаясь, выйдет из двери паба. Мне просто следовало войти туда, но я знаю Брэндона, и, если хочу с ним справиться, мне нужно, чтобы он был в стельку пьян.

Улица почти пуста, за исключением старика, что ошивается перед пабом, курит и свистит каждой проходящей мимо девушке.

Зачем я здесь? Что я ожидаю получить? Вразумить его, потому что мне нужно что-нибудь или кто-нибудь. Ему нужен кто-нибудь. Коннор хотел бы, чтобы мы опирались друг на друга. Он бы хотел этого. И я не позволю Брэндону так растрачивать свою жизнь, драться в грязных барах и, вероятно, каждую ночь топиться в виски. Вот в чем дело. Я люблю Брэндона, и хочет он признавать это или нет, мы связаны друг с другом с детства. Зная, что он жив, я просто не могу его бросить. Я не из тех, кто бросает. Это то, чему меня всегда учил Коннор — мы. И клянусь, я почти слышу его голос, повторяющий поговорку, которую он уже говорил миллион раз: «Друг — это тот, кто понимает твое прошлое, принимает тебя со всеми твоими ошибками и позаботится о тебе, когда никто другой этого не сделает».

Погруженная в свои мысли, я слышу, как из паба на улицу выливается шум. Я поднимаю взгляд как раз перед тем, как дверь бара закрывается. Брэндон спотыкается у входа, и, хихикая, женщина сжимает его руку. Я закатываю глаза. Блондинка, ну, конечно. Я стою и наблюдаю, как они исчезают в переулке, слыша ее надоедливый смех, отражающийся от стен зданий.

Закатив глаза, я запахиваю поплотнее пальто, проверяю, нет ли машин, и бегу через дорогу прямо к тому переулку.

Я едва могу рассмотреть их в тени и замираю, слыша стон Брэндона.

— Черт, детка, — произносит он, и меня пробирает дрожь.

Сделав глубокий вдох, я расправляю плечи и шагаю прямо в переулок, останавливаюсь позади блондинки, что стоит на коленях перед ним.

— Серьезно? — я скрещиваю руки на груди и приподнимаю бедро. Девушка перестает качать головой и бросает на меня взгляд через плечо. Брэндон сжимает в кулаке ее крашеные волосы, возвращая ее к работе.

— Я занят, — говорит он, с ухмылкой выгибая бровь.

— Я заметила.

— Можешь посмотреть, но Коннор наверняка надрал бы мне за это зад, — смеется Брэндон.

Мои щеки полыхают. Подбородок напряжен. Это было низко, даже для такого засранца, как Брэндон О'Кифф. Я хочу его ударить, но вместо этого прочищаю горло и жду.

— Полагаю, раз разбитого в кровь лица недостаточно, подхватить СПИД или гребанный герпес от этой сучки показалось тебе хорошей затеей?

Девчонка отрывается от своего занятия и, поднявшись на ноги, поворачивается. Она вытирает уголок рта и подходит ко мне. Заносит руку, чтобы ударить меня, но Брэндон хватает ее за запястье и оттаскивает в сторону.

— Можешь идти, — он ее отпускает, и девчонка бросает на меня убийственный взгляд, а после разворачивается на каблуках и уходит прочь.

— Брэндон, — вздыхаю я, — спрячь это.

Он смеется.

— Моему члену все еще нужно, чтобы его пососали. А ты спугнула того, кто добровольно хотел это сделать.

С раздраженным стоном хватаю его за ухо и сжимаю пальцы.

— Спрячь его.

— Оу, бля… — он поспешно заправляет джинсы и застегивает их.

— От тебя несет виски и мочой, — говорю ему, отпустив ухо.

— Это запах мужчины, — выдает он.

— Мужчины? — сдерживаю смех, потому что я зла на него и не хочу, чтобы его пьяный мозг думал о чем-либо другом. — Это вонь, как ни крути.

Он путается в ногах и врезается в стену. Я подхватываю его и поддерживаю, чтобы он не упал.

— Идем, — говорю я, направляясь к своей машине. — Отвезу тебя домой, пьяная ты крыса.

— Ага, ага, — он машет рукой. — Просто испорти мне все долбаное веселье.

***

Брэндон безуспешно тыкает ключами в дверь и несколько раз роняет их, пока я не отбираю их у него и не вставляю в замок. Как только дверь открывается, он заваливается в комнату и проходит несколько коротких шагов, чтобы добраться до дивана, прежде чем упасть на него лицом. Его рука свешивается с края подушки, касаясь пальцами заляпанного ковра.

Я щелкаю выключателем. И у меня падает челюсть при виде его комнаты. Вокруг валяется около десятка пустых бутылок из-под виски. Смятые пивные банки. Коробки из-под пиццы с недоеденными остатками. И там, под дерьмовой заменой журнального столика, стоит стеклянная миска, полная обугленной травки. Запрокинув голову, я вздыхаю.

— Что за хрень, Брэндон? — бормочу себе под нос.

Он всегда был чистюлей, на грани обсессивно-компульсивного помешательства на чистоте. Как он может жить в этом беспорядке? Я снова осматриваю комнату, взгляд упирается в боксерскую грушу в углу комнаты. Я подхожу к ней и тыкаю пальцем. Она даже не шелохнулась. Белый материал был порядком изношен, а дырки заклеены серебряной изолентой. И кровь — эта проклятая штуковина была покрыта засохшей кровью. Брэндон… Я качаю головой, возвращаясь к его почти бессознательному телу, растянувшемуся на грязном диване.

— Ох, черт.

Он не двигается, но я слышу его урчащий желудок. Внезапно он садится и падает на пол.

— Черт, — снова стонет он и медленно ползет по полу.

— Что ты делаешь? — я иду за ним и наклоняюсь, пытаясь поднять его на ноги, но он лишь отталкивает меня. Он двигается к крохотной ванне за коридором и хватается за дверной косяк, чтобы подняться. Его ведет и шатает, и, прикрывая рот рукой, он бросается внутрь и захлопывает за собой дверь.

Следующее, что я слышу, это звуки рвоты и кашель, за которым следует поток ругательств. И вот я стою в его коридоре, а из-под двери доносится запах желчи и виски. Звуки ужасной рвоты стихают. Доносится шум смываемой воды в унитазе, и дверь распахивается. Брэндон стоит в дверном проеме, его глаза покраснели, а лицо горит. Он закатывает глаза, кряхтит и, спотыкаясь, идет по коридору в другую комнату.

— Брэндон…

Он снова взмахивает рукой и кряхтит. Я иду за ним в спальню. Он стягивает рубашку через голову, бросает ее на пол, затем плюхается спиной на хлипкий матрас.

— Я в норме, — выпаливает он.

— Да, я лишь… — я сажусь на край кровати и запускаю пальцы в его густые волосы. Я так по нему скучала. — Я… Я рада тебя видеть. Неважно, насколько я зла на тебя, я не могу не радоваться тому, что ты жив.

— И я не… — он икает, — не это имел в виду, — загадочно произносит он.

— Знаю.

— Ты всегда все знаешь, опоссум.

И в этот момент подступают слезы. Я отворачиваюсь, чтобы стереть их с лица.

— Ты все еще ненавидишь, когда я так тебя называю? — он ерошит мои волосы.

Я пожимаю плечами.

— Ты всегда ненавидела это, поэтому я тебя так называл… я… — и он захрапел. И отрубился.

Я смотрю на него в темноте, наблюдая, как его спина поднимается и опускается в такт глубоким вдохам. Его лицо покрыто синяками, а нижняя губа разбита в драке. И, оглядывая эту комнату, я знаю — он сломлен. Он страдает. И еще кое-что насчет Брэндона: он всегда выходил из себя при первой мысли о том, что ему будет больно. Думаю, здесь то же самое. Коннор был его братом не по крови, но по собственному выбору, а, если задуматься, это должно значить гораздо больше. Они решили заботиться друг о друге.

— Опоссум, — бормочет Брэндон сквозь сон, его дыхание все еще неровное.

Я могу лишь закрыть глаза и вспомнить тот момент, когда он впервые назвал меня так.

Мой взгляд прикован в окровавленной коленке. Брэндон останавливается на секунду и переводит дыхание.

— Сколько ты весишь? Господи, — произносит он, перехватывая меня за своей спиной. — Мне придется нести тебя на себе до самого дома, так ведь?

В ответ я всхлипываю, и он вздыхает.

— Ладно, но я говорил тебе, что ты едешь слишком быстро. Ты не можешь угнаться за теми взрослыми ребятами.