Они пришли ночью с восточной стороны. Казалось бы, что могли сделать два десятка нежданных гостей не самому большому, но всё же городу!

Ганцгла́йх всегда славился своим свободолюбием. Несмотря на то что городок был помоложе Ро́ттена, его жители отличались крайней неприязнью к чужакам и ко всем, кто так или иначе пытался навязать им свои устои и порядки. При этом население всецело поддерживало князя. Представители духовенства Верхней Земли, независимо от того, как они назывались в разные промежутки времени, будь то исповедники Святого Круга, пастыри Праведного Квадрата, рыцари Священных Фигур или же, как сейчас, – воины Истинного Треугольника – в почёте никогда не были.

Местный кузнец отличался крутым нравом. Горожане его уважали, а духовенство ненавидело и побаивалось. Масла в огонь непростых отношений подлило и то, что незадолго до произошедших событий этот самый кузнец хорошенько поколотил одного из воинов Истинного Треугольника. Не просто так – за дело. Пока дородный член Ордена Лилейника высокомерно указывал мастеру, как надо работать, тот молчал. Когда воин заговорил о бездуховности и непочтительности князя к «святым людям», кузнец молча положил молот на наковальню, взял черенок от грабель и отходил воина по спине за непочтение к князю. Услышав пронзительные вопли, жители соседних домов выскочили кто с чем. В разборку между уважаемым горожанином и абсолютно не уважаемым всем городом священником никто не влез. Жители просто последовали за лупящим воина кузнецом. Так и гнали его до самой окраины города, не сказав ни единого слова. Мастер вытолкал воина за ворота, напоследок отвесив ему пинка под толстый зад.

Понося город и его жителей, священник, брызжа слюной, начал сыпать проклятьями. Единственное, что он услышал в ответ, как кожевенник шмыгнул носом. Воин поспешил убежать, а жители вернулись к своим делам, даже не спрашивая мастера, из-за чего он так поступил.

Через несколько дней сгорела кузня. Пожар потушили быстро. Так же быстро построили новую.

Прошло время, и они пришли ночью с восточной стороны.

В этот раз всё было иначе…

Гю́нтер шёл через лес напролом. Лоску́тик еле поспевал за ним, прижимая к груди потрёпанный чехол. Уставший арфист хотел есть и хотя бы самую малость отдышаться, но солдат упрямо двигался к одному ему известной цели. Музыкант хотел было спросить, куда же блондин его ведёт, но передумал, заметив на лице Гюнтера не свойственную ему серьёзность.

– Стой, – шепнул синеглазый.

Лоскутик облегчённо вздохнул и привалился к дереву.

– Отдохни немного.

Всё ещё часто дыша, арфист лишь молча кивнул в ответ.

– Дела-а-а, – многозначительно протянул Гюнтер.

Музыкант облегч      ённо вздохнул. Во рту пересохло, губы не слушались, а язык будто онемел. Расскажи ему кто-нибудь, что их будет ждать в Ганцглайхе, арфист, вероятнее всего, не поверил бы. Сейчас же было не до смеха. Лоскутик в который раз подивился выдержке блондина и тому, на какие интересные и странные вещи тот был способен.

***

Несколько дней назад, когда Гюнтер снова появился в Ро́ттене, музыкант обрадовался встрече. Не так, чтобы очень сильно, но обрадовался. К тому моменту арфист почивал на лаврах после крайне удачного выступления на дне рождения обер-бургомистра. Хозяин таверны сдержал своё обещание. Полюбившаяся красноглазому комната стала бесплатной на целый месяц. Насладиться наградой удалось лишь четыре дня.

Когда блондинчик зашёл в харчевню, первым, кого он встретил, оказалась Ху́лда. Именно тогда Лоскутик ещё больше укрепился во мнении, что все его догадки в отношении девушки были верны. Дже́бург покраснела то ли от смущения, то ли от гнева. Но от наблюдательного Бе́рнхарда это обстоятельство не ускользнуло. Гюнтер бегло взглянул на помощницу тавернщика и тут же потерял к ней интерес. Та же в свою очередь поспешила скрыться на кухне.

После долгого отсутствия синеглазый казался другим. Даже от предложения хозяина таверны выпить за встречу отказался. Только спросил об оставленных вещах. Бородач долго собирался с духом, прежде чем ответить, что продал доспехи, совершенно не надеясь вновь увидеть депортированного солдата. Забирать шлем-штурмак, когда-то полученный в качестве платы за работу, синеглазый не захотел, а вот любовно хранимому кобольтом альшпису обрадовался. Показав Бернхарду какие-то бумаги, Гюнтер заказал себе квашеной капусты с колбасками и уселся за свободный стол. Тогда-то всё и началось.

Как только Лоскутик закончил выступление, он подсел к старому знакомому.

– Вернулся?

– Стало быть…

– Неожиданно встретить тебя снова.

– Многое изменилось, – улыбнулся блондин.

– В лучшую сторону?

Гюнтер кивнул в сторону двух свитков, лежавших на столе. Истолковав это движение головы, как разрешение ознакомиться с содержимым, Лоскутик медлить не стал. Через мгновение он читал текст, беззвучно шевеля губами, а его брови ползли всё выше и выше. С заметной неохотой оторвавшись от документов, Лоскутик уставился на солдата.

– Почётный житель княжества? Серьёзно?

– Вполне.

– Тебя же изгнали!

– Лилейник. А у князя другое мнение. И планы.

– Если подумать, то новость хорошая. Надолго к нам в этот раз?

– Как получится, – Гюнтер пожал плечами и вонзил вилку в сочный кусок колбасы. – Хочешь со мной?

Лоскутик ответил «да», и они тихо ушли из Роттена ранним утром. Музыкант не жалел об этом. Даже несмотря на то, что сейчас приходилось в спешке убираться как можно дальше от Ганцглайха…

– Отдохнул? – спросил блондин.

– Да, – арфист выдохнул

– Тогда идём дальше. Знаешь эти места?

– Нет. Я не отсюда.

– А я думал ты местный, – удивился Гюнтер, ускоряя шаг.

– Я из герцогства. И вообще-то житель мегаполиса.

Синеглазый тихо рассмеялся:

– Захотел острых ощущений?

– Не мог смириться с тем, что простые люди вынуждены выживать.

– Понимаю…

– А, ну да. Совсем забыл. Для нижних же мы как одичалые собачонки.

– Не так язвительно, камрад. Больше младшие братья, которые строят замки из песка, пока мы возводим каменные дома. А твоё сравнение – то, как о вас думает Орден Лилейника. В самую точку. Ещё они показывают вам фокусы с исчезновением сахарка, и вы думаете – это волшебство, даже не догадываясь, что вас просто дурят.

– Удивительно, – улыбнулся Лоскутик. – Гюнтер стал разговорчивее.

– Скажи, раз ты из мегаполиса, как появились Фигуры?

– Не знаю, – признался музыкант.

Солдат снова остановился, на этот раз резко и без предупреждения. Арфист чуть было не врезался ему в спину.

– Как не знаешь? Вообще?

– Ну, когда-то была какая-то война. Ваши пришли, помогли. Мы победили и всё. Тогда были Круг и Квадрат, а потом появился Треугольник, и все стали чтить его.

– Вас здесь хоть чему-то учат? – сокрушённо покачал головой Гюнтер.

– Что не так?

Блондин покачал головой.

– Расскажу, когда придёт время. Поговорим потом. В спокойной обстановке.

И они снова устремились вперед через лес.

Всего одну ночь тому назад в Ганцглайхе на центральной площади праздновали рождение двойни в семье плотника. Лоскутик и Гюнтер появились в разгар веселья. Развлекавшие жителей шпильманы1 поначалу оказались крайне подозрительны и неприветливы. Некоторые даже попытались затеять ссору с арфистом, думая, что он покушается на их хлеб, но после того, как Гюнтер без особого труда отобрал у одного из них лютню и пригрозил надеть её на голову любому обидчику, запал приутих. Поползли слушки, что забредший в Ганцглайх музыкантишка припёрся с телохранителем, а значит, он или какой-то статусный типчик или зарабатывает столько, что может позволить содержать не только себя. Конфликт с таким может закончиться не самым благоприятным для репутации образом. И хотя шпильманы вряд ли бы оказались удостоенными чести быть представленными перед княжеским двором в той же степени, как и опозоренными на всю страну, рисковать никто не хотел.