– Помогай, Гончаров, – уже в конвульсиях прохрипел он.

– Некогда, дай машину на полчаса.

– За-а-бирай…

Больше слушать и смотреть я не решился, боясь быть насильно или добровольно втянутым в этот клубок человеческих тел.

Тузика я застал за некрасивым занятием. Через бинокль он разглядывал барахтающуюся на пляже парочку.

– Уважаешь? – насмешливо спросил я.

– Да нет, просто делать нечего.

– Твой хозяин мне машину на полчаса дал.

– Ну и езжай.

– Я не умею, свози, тут недалеко.

– Делать мне нечего. Ну да ладно, поехали.

Мне повезло: и на первом и на втором посту ГАИ дежурили те же бригады. Но, к моему великому сожалению; они не помнили одиноко идущего верзилу в тот день, первого августа.

– Поехали назад, – велел я водителю. – Тебя как зовут?

– Тузубай.

– А почему Тузиком кличут?

– Делать нечего.

– Тузубай, а для чего ты замочил Гену?

– …?

– Ага, когда ты возвращался к хозяину, то по дороге встретил Гену. Он попросил тебя отвезти его в город, а ты по пути его и пришил. Где труп?

– Что мне, делать нечего?..

– Шутка. Тузик, ты пляж разглядывал?

– Ну и что?

– Это хорошо. Скажи, от трактира вниз есть тропинка?

– Ну есть, только ей редко кто пользуется. Она крутая. Минут десять спускаться надо. Иногда хозяйка искупаться сходит, или из пляжников кто за «Фантой» приползет. Но тоже редко. Бар дорогой.

– А мог бы по ней идти Гена?

– Но он же в сиську был, шею б поломал. Ты сам прикинь, поймешь.

Прикидывая и матерясь, я улиткой полз по крутому склону тропинки, цепляясь за сучья, ветки и корневища. Пройти по ней даже трезвому человеку было непросто, что уж говорить о Длинном Гене, что, по свидетельству многих очевидцев, был пьян вдрызг.

Спускаясь, я размышлял. Но лучше бы я этого не делал. Запнувшись о коварную корягу, я полетел куда-то вниз. К черту на рога.

Очнулся я оттого, что в моем затылке прочно торчит огромный раскаленный гвоздь. А перед глазами плывет вибрирующая мутно-серая пелена. Кажется, такая атмосфера висит в приемной у Сатаны. И похоже, аудиенция вот-вот начнется.

Но рано я понадеялся. Постепенно туман развеялся, и прямо перед носом я сфокусировал красивый позолоченный колпачок дорогой авторучки. Как он сюда попал? И не мираж ли это? Я попробовал протянуть к нему руку и опять улетел в небытие.

Когда за мной пришли, я был уже в сознании. Тузик хотел тут же перевернуть меня на спину, но, услышав мой тихий мат, оставил в покое.

– Что же делать? – только и спросил он.

– Слушай сюда, – негромко, но внятно приказал я. – Поднимайся наверх, сооруди носилки. Возьми целлофановый пакет и пинцет. Потом подгони машину на пляж. Спускать меня будет легче, чем поднимать. А ты, Григорий, попробуй усадить меня на задницу. Очень больно лежать ногами вверх.

Перевернув, он кое-как придал мне сидячее положение. Во время этой процедуры меня вырвало – боль была адской. Я едва балансировал на грани новой потери сознания, зная, что это может закончиться печально. И все-таки я победил. Дождался Тузика с носилками и его долговязым шефом. Слава Богу, оценив обстановку, он вопросов не задавал, а попытался сразу водрузить меня на носилки.

– Подождите, – остановил я их, – где пинцет и пакет?

– Здесь, все принесли.

– Хорошо. Возле моей правой ноги лежит авторучка. Тузик, возьми ее пинцетом, не касаясь руками и аккуратно положи в пакетик. Хорошо. Теперь завяжи его, но воздух не спускай.

– Стой, – вдруг заорал Длинный Вован, – это же Генкин «паркер», я ему сам его дарил на Новый год. Как он тут оказался? Дай его сюда.

– Не лапай, – предупредил я. – Можешь стереть отпечатки.

– Почему? Это же его ручка, точно говорю. И отпечатки там его.

– Не сомневаюсь, но могут быть и не его.

– Да, ты прав.

К машине меня сносили долго и больно. Широкий «мерседес» шел плавно, заботливо качая меня, лежащего на заднем сиденье.

– Куда едем-то? – обернулся ко мне Вован.

– Домой.

– А может, лучше в больничку? Зелено-серый ты, Гончаров. Краше в гроб кладут. У меня в элитной больничке свой мужик есть. Нейрохирург. Я прикидываю, он тебе как раз нужен.

– Вези, – не желая помирать, согласился я. – А потом привезешь мне Николая Подвойко, эксперта из РОВД моего района. Достань его из-под земли. Только тихо. Кажется, у нас что-то получается.

– Все сделаю как надо. Притараню его живого или мертвого. Ты смотри только не помирай.

– Про нашу находку никому не говори и своих предупреди. Это в наших интересах. Если что, отдашь ручку Подвойко.

– Ежу понятно. Приехали, лежи, я схожу за санитарами и договорюсь с Самуилом Исааковичем.

Через пять минут он явился с двумя быками в белых халатах с жесткими носилками под мышкой.

– Исааковича пока нет, но я обо всем договорился с его шефом. Считай, тебе повезло, попал к лучшему хирургу лучшей больницы города. Тащите его в двадцать пятый кабинет. Да осторожней, балбесы. Коновалы, вам только быков кастрировать.

Куда я попал? Понять было трудно. То ли лаборатория, то ли операционная, то ли одноместная больничная палата. Кушетка жесткая, но удобная и широкая.

Результаты диагностики, проведенной тут же, оказались неутешительными, а в латинской транскрипции просто ужасающими. Из блиц-консилиума, проведенного у моего ложа, я понял, что повторно я сотряс свои мозги совершенно напрасно и, по медицинской логике, я должен был спокойно лежать абсолютным мертвецом. Но уж коли случился такой феноменальный факт, то я должен тихо, без движения, валяться десять дней. В ляжку мне засобачили несколько уколов, и я провалился в темную мягкую вату забытья.

То ли во сне, то ли наяву ко мне подходило множество знакомых и незнакомых людей. Кто-то с добрыми намерениями, они гладили меня по щеке, протирали влажными салфетками, осторожно поворачивали голову. Мне слышалось равномерное ласковое урчание, тихие щелчки и негромкий успокаивающий говор. Иногда появлялся длинный худой человек в темных очках с тяжелой бейсбольной битой. Почему-то он был в белом халате. Наверное, доктор. Но тогда почему он хочет меня убить? В полной темноте он замахивается на меня дубинкой. Я слышу громкий звук удара и кричу от ужаса и боли. Опять становится светло. Возле убийцы появляется женщина. В руках у нее шприц. Убийца говорит ей что-то резкое, поворачивается и уходит. Она согласно кивает головой и втыкает в мою ляжку иглу. Через несколько мгновений ни с чем не сравнимое блаженство заботливо берет меня в свои сказочные объятия. С высоты птичьего полета я наблюдаю за жизнью Земли. Я ясно вижу, как крутится планета, подставляя мне то один, то другой бок. Желтая, синяя и зеленая, она раскрашена во все мыслимые цвета. И разноцветные люди совершают разноцветные дела. Черные, белые, красные. Вскинулось к небу заминированное высотное здание, и сотни недвижимых людей лежат в руинах. Автоматная очередь, и человек, сломавшийся пополам, у ног автоматчика. Блеснул нож в руках насильника, и бьется в конвульсиях жертва, а нетерпеливый подонок уже выворачивает ее карманы. Но мне-то все равно, я уже не связан с тобой, проклятая Богом Земля. Я эфир. Я сама эйфория. Ангелы и святые окружают меня.