Вот так наша маленькая группа закончила распутываться.

— Владыр! Тебе следовало сначала спросить ее, — упрекает его Анжелика, но моя нижняя часть так взволнована этим. Я бы снова встала в очередь на эти американские горки.

— Все в порядке. Не знаю, смогла бы я перешагнуть через вас двоих на этих каблуках, — ухитряюсь сказать я вместо того, чтобы пытаться взобраться на него.

Анжелика снова усмехается, но уходит с Биллом, вероятно, чтобы спросить Лили, каковы дальнейшие правила.

Я должна воспользоваться этим моментом наедине с Владом.

— Хм, на всякий случай, если это когда-нибудь всплывет. Никому не говори, кто я, — как-то слабо говорю я, привлекая его внимание.

Я полагаю, он мог бы думать обо мне хуже, если я хочу это скрыть. Не у каждого монстра есть такая возможность. Но я не могу доверять всем.

— Профессионал по работе с монстрами? — его брови хмурятся, когда он оглядывает нас и бормочет: — Или сирена?

Я на мгновение прикусываю губу.

Я не знаю, что он знает о моем виде, но я знаю, что есть много мифов, когда речь заходит о сиренах. Предполагается, что мы должны петь, соблазнять и заманивать мужчин на верную смерть. Что ж, любой пол справится с работой. Мы питаемся сексуальной химией. Лично я никогда никого не убивала, питаясь за счет них, просто истощала их ауру настолько, чтобы создать эффект, подобный похмелью. И некоторые из нас, включая меня, довольно явно лишены слуха. Я никогда никого не убеждала переспать своим пением.

Но вся эта история с сиренами затрудняет сближение с людьми. Люди часто сначала думают, что ты одна из них, но когда узнают, кто ты на самом деле, они принимают тебя за волка в овечьей шкуре. Большинство монстров считают тебя кем-то вроде падальщика. Либо у людей есть определенные представления о том, как я должна себя вести, либо они думают, что я просто сплю с ними, чтобы ими питаться.

— Люди смотрят на меня по-другому. Это просто… — я пожимаю плечами и как бы без энтузиазма пытаюсь объяснить это, когда Лили начинает громко кричать, перекрывая всеобщую болтовню, что на сегодня мы закончили, а до ужина в банкетном зале еще полчаса. — Я была бы просто признательна, если бы ты держал это при себе.

В его нахмуренных бровях скрыт вопрос, на который он предоставляет мне ответить.

Обычно я бы этого не сделала. Я действительно, действительно, действительно ненавижу все дерьмовые «внеклассные» мероприятия, которые подразумевают, что для того, чтобы по-настоящему «быть самой собой», тебе нужно делиться с людьми каждой мелочью.

Например, что это тебе дает? Обычно твою личность крадут.

Но во Владе есть такая серьезность, что я не могу просто сорваться с места и оставить все как есть. Я оглядываюсь по сторонам, и, к счастью, мы практически одни.

Не успеваю я опомниться, как смущенно пожимаю плечами и бормочу:

— Это больше багажа, чем я хочу брать с собой на работу. В какой-то момент люди вокруг меня нормальные, а потом…

Я не могу закончить мысль. Тот факт, что мне приходится разделять себя на человека, которым я являюсь каждый день, и ту часть, которая должна терпеть худшие из всех предположений, просто чтобы существовать среди других людей, уже эмоционально истощает.

— Ты думаешь, тебе есть чего стыдиться?

На мгновение я замолкаю.

— Нет, просто. Если бы во мне было что-то, что нравилось людям, возможно, это не было бы так трудно побороть их заранее сформированные стереотипы.

— Например, какие?

— Ну, есть обычные вещи, что я, должно быть, помешана на сексе и охочусь на людей, — я скрещиваю руки на груди, пытаясь сдержать чувства, пока позволяю этим мыслям хоть раз увидеть свет божий. — И иногда, для разнообразия, еще то, что я получила эту работу только потому, что я сирена.

— Так вот в чем дело?

— Я имею в виду, ты своими глазами видел, какая я в своем цикле, — пожимаю я плечами, делая самоуничижительное выражение. — Это не совсем годовой цикл.

— Я имел в виду часть про работу.

— О.

Проходит несколько тихих секунд. Я подумываю о том, чтобы рассказать ему все: что у меня нет ученой степени, что я бросила школу, что это первая и единственная работа «белым воротничком», на которой мне действительно платили, после всех этих стажировок в Пике.

— Некоторые люди считают, что это помогает в работе. По статистике, в отделах по работе с монстрами больше сирен, чем любого другого вида монстров.

Через мгновение я слабо вздыхаю.

Он кивает, и я расцениваю это как достаточное основание для того, чтобы быстро покончить с этой темой.

Мы покидаем комнату последними, но Влад все равно оставляет последнее, затяжное прикосновение к моей спине. Это прием, с которым я знакома, поскольку его постоянно использовали в Пике, но впервые у меня от него подкашивались колени вместо того, чтобы я закатила глаза.

Я без особых раздумий следую за ним в коридор, где находятся все остальные, паря в этом чувстве, когда он и все остальные возвращаются в свои гостиничные номера, и мечтаю о том, чтобы измять каждый дюйм его идеального костюма до такой степени, что химчистке было бы трудно исправить мой ущерб.

Похоже, я не единственная. Я не могу с уверенностью сказать, что Кэти и Тед обмениваются пылкими взглядами, но одежда Теда проходит мимо нас, и Кэти переминается на месте, как птица, подавляющая желание начать свой брачный танец, взъерошивая свое более яркое оперение в его направлении. Черт возьми, возможно, я выглядела также всего несколько минут назад.

Она понимает, что я рядом с ней, и резко поворачивает ко мне голову.

— Я ничего не видела, — пожимаю плечами, потому что у нее очень острый клюв. Через мгновение я деликатно добавляю: — То, что происходит в рабочих поездках, остается в рабочих поездках.

9

Когда вся эта поездка закончится, возможно, будет достаточно расстояния или психотерапевта, чтобы помочь мне разложить все по аккуратным коробочкам. По крайней мере, я пережила еще один день презентаций, и Влад не испытывает ко мне ненависти. Он так сказал. Я не знаю, верю ли я в это. Но, учитывая, что эмоций, которые я испытываю по отношению к нему прямо сейчас, слишком много, чтобы справиться с ними здесь, я не знаю, смогу ли я дать уверенный ответ о том, что я чувствую по отношению к нему. Странно трепещу? Слегка травмирована и возбуждена?

До тех пор мне просто придется жить, не разбираясь в чувствах. Это утомительно.

Конечно, в тот момент, когда я думаю, что могу прийти в себя после того упражнения по тимбилдингу, все собираются в вестибюле отеля, чтобы отправиться на очередную прогулку по барам, оплачиваемую компанией.

Впереди еще два дня, а мне уже кажется, что это длится месяц. От начала до конца. У нас почти не было свободного времени, и теперь мы все должны посетить какое-то мероприятие типа «веселой экскурсии по городу».

Нет. Я собираюсь побродить по отелю, посмотреть, есть ли там спа или что-нибудь в этом роде. Мне нужно немного времени вне компании коллег.

Я останавливаюсь и прислоняюсь к стене, чтобы поправить обувь, а затем раскрываю программу этой поездки, позволяя потоку моих коллег проходить мимо меня, болтая друг с другом. Я отстраняюсь от группы так незаметно, как только могу.

Я жду лифта, когда Владыр замечает меня, одиноко стоящую в нише.

Он бросает взгляд на меня, а затем на вестибюль отеля, где остальная часть нашей компании уже высыпает из дверей и садится в такси.

— Ты не присоединишься?

Я случайно выбрасываю пустую упаковку от батончика не в то мусорное ведро и в итоге выуживаю ее из того, на котором написано «Переработка».

Я пожимаю плечами и прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать тираду о том, что моя социальная выносливость на исходе. Находиться в одном помещении с коллегами в течение восьмичасового рабочего дня, в основном слушая, как начальники моего босса обсуждают вещи, которые я на самом деле не понимаю, вполне достаточно для меня. Я не думаю, что смогла бы пройти несколько миль только для того, чтобы зайти в комнату поменьше, где все сидят за крошечными, засаленными столиками, просто чтобы выпить вместе. В моем номере есть мини-бар; я пас.