— Пока я никого ни в чем не подозреваю, — терпеливо разъяснял следователь, — я собираю факты, на основании которых буду строить версии.

— Если вы никого не подозреваете, тогда к чему эти вопросы: где Светлана Федоровна была все эти дни и тому подобное? — вмешалась, не выдержав, Лепницкая.

— Я имею право по делам моей фирмы уехать в Москву, никого об этом не ставя в известность! — выкрикнула Прибыткова.

В глазах ее стояли злые слезы.

— А я имею право требовать, чтобы вас отстранили от следствия! — заявила вдруг Галина.

— На каком основании? — спокойно посмотрел на нее Кронин.

— На том основании, что ты спал со мной, на том основании, что я тебя бросила и ты теперь мстишь, вторгаясь в наш круг со своими идиотскими допросами!

Виктор Петрович продолжал спокойно смотреть на Галину. Действительно ведь спал. И что он только в ней нашел? Сейчас лицо ее, искаженное злобной гримасой, было настолько неприятно, что Кронин даже поморщился. Бывает же такое! Поразит женщина воображение мужчины независимым видом, надменным и одновременно призывным взглядом, гордой осанкой и, конечно, своей ухоженностью, дорогими тряпками — и все! И ходит этот мужичок как под гипнозом, и выполняет все ее капризы. Но вот настает такая минута, когда падает маска и под ней оказывается настоящая физиономия «истинной леди» — сморщенная от нескрываемой злобы, готовая плеваться ядовитыми словами. И наваждение исчезает. Кобра красивая змея. Да уж больно опасная тварь.

— Ты записываешь? — продолжала Галина. — Вот и записывай, ничтожество, мент поганый. Ты что — надеялся, что я выйду замуж за тебя?! — Она истерически расхохоталась. — Размечта-а-лся!

И она стала сыпать вдруг таким отборным матом, что на террасе все, кроме нее, затихли.

— Ваша подруга, кажется, пьяна, — обратился следователь к Лепницкой, — вы уложите ее где-нибудь, чтобы не мешала нашему… общению.

— Ах ты, дрянь! — взорвалась Галина. — Да я тебя в клочья порву! С волчьим билетом вылетишь с работы. Ты знаешь, с кем ты имеешь дело?! Мне стоит пальцем шевельнуть! Ты же, дурак, был только ширмой для Меня, как ты не понял?! Я тобой прикрывалась! А у меня такие мужики, которым ты в подметки не годишься!

Кронину стало вдруг нестерпимо жаль свою бывшую подругу: в ней говорила та же самая обида, что и в девчушке с искореженной судьбой, Валентине. Но к Валентине он испытывал искреннее сострадание, Галина же со своим высокомерием, снобизмом, эгоистичностью вызывала отторжение и жалость, смешанную лишь с брезгливостью. Она была душевно грязной, хотя телесно отполированной до неживого, неестественного блеска, как дорогая статуя из мрамора. Кронину неприятно было даже вспоминать, что когда-то он целовал эти искривленные ненавистью губы.

Галина Николаевна Высоцкая потеряла лицо. Аристократка проиграла «поганому менту» по всем позициям. Это поняли не только ее подруги, но, похоже, и она сама. Вскочив, она убежала с террасы в дом. Лепницкая двинулась было за ней, но Кронин остановил ее словами:

— Пожалуйста, не уходите, Лидия Васильевна, я хочу восстановить ход событий накануне убийства, точнее, в ночь с третьего на четвертое мая.

Лепницкая остановилась. На террасе повисла тишина. Женщинам явно не хотелось ворошить неприятные воспоминания.

— Я вам как будто бы все рассказала. — Лепницкая отвела глаза.

— Я хочу точно знать: кто где стоял, кто принимал участие в драке…

Вера Витальевна Додикова, супруга владельца казино, очень хорошенькая, с пухлыми губками и платиновыми кудряшками «а-ля Мэрилин Монро», капризно протянула:

— Вы можете себе представить меня дерущейся?

— Могу, ответил Кронин.

— Хам! выкрикнула дамочка, тотчас утратив всю свою сексапильность.

— Говорят, у клонированной овечки Долли были волчьи зубы и она любила ими рвать сырое мясо.

— Я на вас в суд подам! — вскричала Вера Витальевна. Кронин пожал плечами:

— Ваше право. Я просто хотел сказать, что ничему уже не удивляюсь.

— Я расскажу и покажу, кто где стоял и как все это происходило тут, — поднялась с деревянной резной скамьи Дина Валентиновна Большакова, до сих пор сохранявшая молчание, — но вы должны пообещать, что после этого оставите нас в покое. Никто из нас не убивал Алину, я ручаюсь.

— Она помолчала и оглядела присутствующих. Указав унизанной перстнями рукой на Лепницкую, задумчиво произнесла:

— Лида, я помню, жарила шашлык. Точнее, это делал ее супруг, а Лида стояла рядом с ним. Вон там мангал, видите? — Она указала в угол сада.

— А что это за яма рядом с ним?

— Для барбекю, — произнесла Лепницкая, усмехнувшись.

— Вы что, быка там целиком зажариваете?

— Быка не быка, но барашка — случается. Лепницкая закурила и села в плетеное кресло.

— Мы с мужем, — продолжала Большакова, — сидели за столом. Светлана Прибыткова с Женей Шиманским гуляли по территории дачи и о чем-то беседовали. Они, по-моему, наблюдали за Алиной с Сергеем. Эти двое танцевали в обнимку. А Додиковы сидели вон там, в углу террасы, и о чем-то шептались.

— Мы не шептались, — прервала ее Додикова, — а просто разговаривали. Музыка громко играла, вот и приходилось говорить прямо на ухо.

— Да какое это имеет значение? — вмешалась Лепницкая. Она повернулась к следователю: — Вы узнали все, что хотели?

Не отвечая на ее вопрос, Кронин обратился к Большаковой:

— Как начался скандал? Большакова замялась.

— Н-ну-у… Кажется, Сергей с Алиной стали целоваться…

— Боже мой! Да они просто много выпили! — вскипела Лепницкая. — С каждым может случиться.

— Он полез ей под юбку, — хихикнула Додикова, — а Женька матом заорал, и бросился к ним. И Прибытков а тоже.

— Так и было? — спросил у Прибытковой следователь.

— Да, так и было. Они вели себя как животные. Тискались при всех. Евгению давно надо было развестись с этой шлюхой.

— и на тебе жениться? — снова хихикнула Додикова.

— Я ему нравлюсь, ну и что? По крайней мере я не веду себя как шлюха.

— Это ты-то?! — Додикова расхохоталась.

— Да, я, — повернулась к ней Прибыткова, — я на глазах у всех не тискаюсь. И по темным комнатам с завязанными глазами не уединяюсь с неизвестным мужчиной.

— Господи Боже мой! — вздохнула Додикова. — Да мы все тут друг друга знаем и на глаз, и на ощупь. Хоть бы кто свеженький пришел в нашу компанию. Так надоели эти импотенты. Одна радость — соберемся вот так вот, девичником, без мужиков, выпьем, поговорим, походим голыми по даче…

— Вера! — осадила ее Лепницкая. — Ты чего мелешь? Много выпила? Иди проспись.

— С кем? — подняла на нее голубые невинные глазки Вера Витальевна. Следователь ведь не пойдет со мной? А я не против. Нет, конечно, Лидуся, твои ручки нежнее, но иногда ведь и мужчину тоже хочется…

Кронин смотрел на нее во все глаза. Додикова опьянела как-то внезапно, враз. Может, нанюхалась чего-нибудь? У них, у дам высшего света, говорят, кокаин опять в моде… Или же «травки» накурилась? Но говорит она такие вещи… Так они что тут все… Эти самые штучки? Амазонки третьего тысячелетия? И Галя тоже? Тьфу ты, какая мерзость!..

Кронин скривился.

— Я ему не нравлюсь! — заметила его гримасу Додикова. — Лидуся, ты со мной пойдешь в постельку?

Она встала и, пошатываясь, побрела в помещение.

— Там Галка, подкачусь к ней под бочок, — пробормотала нимфоманка.

Кронину стало так противно, что он не смог продолжать допрос. Молча собрал все документы в папку, выключил и забрал магнитофон и, не прощаясь, пошел к калитке.

— Ведь вы же ничему не удивляетесь! — крикнула вслед ему Лепницкая.

Вместо ответа он так хлопнул калиткой, что чуть не сорвал ее с петель.

После отъезда следователя на даче все пришло в движение. Дамочки стали спешно собираться. Вывели пьяненькую Додикову, расселись по машинам и укатили. Дача опустела.

— Что там произошло? — спросила Елена Ивановна у своего напарника. — Виктор Петрович даже и о нас забыл. А я надеялась, что он нас подвезет.