— А откуда вы знаете? — осторожно спросил его Виктор Петрович.

Кричавший тотчас затих. Он снизу вверх посмотрел на стоявшего рядом с ним следователя, затем дрожавшей рукой указал на пол:

— А это кто? Кто тут лежал? Кого убили? Не Алину?..

Узнав, что именно Алину, Евгений Леонидович вновь забился в истерике. И как-то все ненатурально это было. Как будто он заранее готовился к подобной роли, репетировал, но на премьере чересчур перестарался и «наиграл». Виктор поймал себя на мысли, что использует в своих умозаключениях театральные термины. Вот ведь… Зацепила старушка его за живое. Что-то в ней есть. Как будто знает и понимает в этой жизни нечто такое, что пока недоступно ему. И не в силу возраста. Нет. Создается впечатление, что эта женщина владеет некой информацией, которая и позволяет ей так точно разбираться в людях и в происходящих с этими людьми событиях. Но, однако, нельзя отвлекаться от размышлений об убийстве.

Итак, поведение мужа убитой весьма подозрительно. Но к сожалению, свидетелей убийства нет. И улик — никаких. По словам мужа, в доме ничего не тронуто, ничего не пропало. Да там и красть-то явно нечего. Судя по обстановке, эта семья буквально нищенствовала. Даже в комнате девочки вся мебель старая, обшарпанная, занавески на окнах похожи на грязные тряпки… Хозяйкой убитая была никудышной — повсюду пыль и грязь. Какой-то медвежий угол, ночлежка, а не жилище пусть бедных, но чистоплотных и хозяйственных людей. В этой семье не было лада. Здесь не было уюта и тепла. И завершающим аккордом в совместном существовании обитателей этой запущенной и неухоженной обители стало убийство. Вполне логический финал полуразрушенной конструкции под названием «семья», созданной наспех, непродуманно, без любви и без искреннего желания свить уютное гнездышко, в котором зародилась бы новая жизнь… И в такой атмосфере муж вполне мог убить нелюбимую или же неверную — это предстояло выяснить, — жену.

От бесплодных раздумий Виктора Петровича оторвал телефонный звонок.

— Ну как ты? — прозвучал в трубке голос отца.

Виктор вздохнул:

— С переменным успехом.

— А мать вот говорит, что у тебя какие-то проблемы. Передаю ей трубку.

— Сынок, — взволнованно заговорила мать, — ты бы зашел к нам, хоть показался на глаза, ты же знаешь, как мы волнуемся. Сон вот приснился: ты такой. озабоченный сидишь за столом, а вокруг бумаги, бумаги… Трудное дело?

Виктор невольно рассмеялся:

— Ты, мама, просто экстрасенс у меня.

— Материнское сердце — вещун. Я же с тобой на одну волну настроена. Так что там у тебя?

— Убийство. Никаких улик. Кстати, я познакомился с актрисой. С бывшей актрисой. Живет в том же доме, где и произошло убийство. Елена Ивановна Гринева.

— А-а… — Голос матери стал суше. — Бывшая пассия нашего папеньки. Любит разыгрывать из себя королеву. А на самом деле просто старая хулиганка. Живет как хочет. На общественное мнение просто плюет. Мне чудом удалось вырвать отца из ее когтей. О! Трубку рвет из рук…

— Что там за пассия? Кого убили? — вновь послышался голос отца.

— Да нет, она только соседка убитой. Актриса Гринева. Занятная особа. Набивается к нам в группу расследования.

— А ты не отвергай, пусть набивается. Улик-то мало?

— Никаких.

— Ну вот и пусть себе тоже расследует. Она тетка неглупая. Поговорит с одним, с другим, глядишь — и принесет что-нибудь в клювике. Птичка по зернышку клюет.

— А у тебя с ней было что-то в пору твоей далекой юности?

— Что за вопросы, сын… Упаси Бог! У нее кавалеры только столичные водились. Кинозвездуны всевозможные. Куда уж обыкновенному лейтенанту милиции, каковым я являлся тогда. И потом, я же маму любил твою. Это она не верит мне и дуется. Ну, хватит дуться, — заговорил он в сторону от трубки, — что ты как маленькая, в самом деле…

— Ладно, па, у меня тут дела. Может быть, вечером и заскочу.

Положив трубку, Виктор улыбнулся, представив, как его немолодые родители «дуются» друг на друга на почве ревности.

Раздался негромкий стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Виктор.

В глупейшей фетровой шляпке с белым кантом по краям, в суконной юбке и таком же жакетике цвета кофе с молоком появилась на пороге Елена Ивановна. На ногах у нее были аккуратные ботиночки на небольшом каблучке, в руках — крохотная сумочка. Сейчас она не казалась величественной, больше была похожа на старуху Шапокляк из мультфильма.

— Вы здесь один? — поинтересовалась она, оглядев кабинет.

— Мой напарник временно отсутствует, — произнес Кронин, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. «Ну точно, хулиганистая-тетка», — подумал он. А ему нравились такие чудаки. Они так украшали серую, будничную жизнь!

— Вы позволите мне на минутку присесть?

— Разумеется,

— Я только хотела узнать, обнаружены ли отпечатки на орудии убийства.

— Нет, молоток был тщательно протерт.

— Вот видите! — воскликнула радостно Елена Ивановна.

— А что это, по-вашему, значит?

— Пока не знаю, — пожала она плечами, — но я подумаю над этим.

— Вы только это хотели узнать?

— Нет, я пришла сказать — ищите женщину.

— Вот как? — поднял брови следователь.

— О, я прошу вас, только не смейтесь надо мной. В этой квартире была женщина. Я туда заходила выразить соболезнование Евгению Леонидовичу…

Виктор Петрович неопределенно хмыкнул.

— Я понимаю, — торопливо заговорила Елена Ивановна, — это не очень-то этично — лезть в квартиру, где людей постигло горе, но что же делать? Надо ведь по горячим следам расследовать. Иначе многое можно упустить. По крайней мере, не зайди я вовремя, запах духов уж точно улетучился бы.

— Запах духов?!

— Преотвратительный! Не знаю, как они там называются, но пахнут мерзостью какой-то. Алина не употребляла таких. Она любила пахнуть как конфетка. Сейчас ведь в моде и такие запахи. А эти, специфические, я их тотчас же различаю среди других — уж очень не люблю. Моя врагиня ими пользовалась. Очень и очень злая женщина была, царство ей небесное.

— Хм-хм, — похмыкал Виктор Петрович, — но вы зашли в эту квартиру…

— Сразу же после вашего отъезда. Я видела в окно, как отъехала ваша машина.

«Прямо мысли читает», — подумал Кронин.

— Да, я читаю ваши мысли, — заявила тотчас же Елена Ивановна.

У следователя брови от удивления на лоб полезли.

— И нечему тут удивляться, — продолжала она, — я ведь всю жизнь живу одна… Гм… За исключением коротких периодов замужества. Мне никто не мешает заниматься анализом и самоанализом, а это развивает экстрасенсорные способности. Вы в самом деле можете мне доверять. Я помогала даже вашему отцу. Мы с ним были дружны. Но ваша мама как-то не понимала этой дружбы, и мне пришлось расстаться с таким увлекательным занятием — помогать в расследовании преступлений. Не отвергайте меня, я вас умоляю!

Пожилая дама даже сложила руки на груди в просительном жесте.

— Да я, собственно… Мне, откровенно говоря…

— Вот и чудесно! — перебила его невнятные возражения Елена Ивановна. — И ваша дама ревновать меня не будет. Мы ей не скажем о наших отношениях. Утаим.

Виктор Петрович рассмеялся.

— Стало быть, подозрительный запах духов? — спросил он, снова став серьезным.

— Подозрительный запах неприятных духов. И он не выветрился через два часа после убийства. Знаете, почему? Во-первых, это стойкие духи. Настоящие французские. То есть женщина эта богата. А во-вторых, — она торжественно достала вложенный в целлофановый пакет носовой платок, — я нашла это. У Алины не водилось подобных платков. Видите — тончайший кружевной платочек из натурального батиста. Теперь таких почти не выпускают. Только очень богатые люди с претензией на принадлежность к высшему свету придают значение подобным мелочам. Алина была в общем-то простушкой. Она пользовалась огромными мужскими носовыми платками.

— Вы говорили, что плохо знали эту семью, а между тем…

— Говорю же: я привыкла все анализировать, брать на заметку. Память автоматически уже отмечает все, даже самые незначительные, детали.