Он подходит к столу и поднимает сложенный квадрат ткани. Разворачивает его и держит красно-чёрный предмет одежды за воротник. Это майка Чикаго, старого образца, до того, как они сменили форму. Улыбаясь, он поворачивает её. На спине вышито ЛИНДЛИ.

— Ни фига себе, — восклицаю я. — Это твоя майка Чикаго Блэкхокс, когда ты там играл?

— Ты имеешь в виду, когда я играл пять минут в одном матче? — Говорит он сухо.

— Всё равно круто. — Я беру майку у него и провожу пальцами по швам на логотипе. — Это та самая форма, в которой ты был на своём первом матче НХЛ?

— Да. Та, в которой закончилась моя карьера.

Он говорит это без особой грусти, но я всё равно вздрагиваю от его прямоты.

Он замечает это и пожимает плечами. — Я давно оплакал ту жизнь. Создал что-то гораздо лучшее. Что-то, что останется тебе и твоей сестре, более осязаемое, чем хоккейные деньги.

Я улыбаюсь. — Ну, мы могли бы вложить хоккейные деньги.

— Эй, ты можешь вложить и деньги от недвижимости.

— Шучу. — Я указываю на майку. — Ты правда хочешь отдать мне это?

— Да, но сначала я её оформлю в рамку.

— Подпишешь?

— Конечно.

Сияя глазами, папа достаёт из ящика стола металлический серебряный маркер и расписывается на чёрной части майки.

Р. Линдли.

Он выглядит таким гордым, что у меня на глазах появляются слёзы. Потому что, чёрт возьми, я даже не могу представить, как это — потерять свою мечту вот так. В одно мгновение. Секунда — и всё.

— Где Диана? — Спрашивает он.

— Она наверху с Мэрианнн.

Папа кладёт руку мне на плечо и треплет мою голову. У меня не так много волос, так что он просто гладит мою стриженную макушку. — Я рад, что ты дома. Рад, что ты с Дианой. Она хорошая.

— Я тоже так думаю.

— Рад, что ты одумался.

Я поднимаю бровь. — Что это значит?

— Мы с мамой начали беспокоиться, что ты можешь снова сойтись с Линси.

— Вау. — Я не могу сдержать смех. — Ты действительно её не любил, да?

— Дело не в том, чтобы любить или не любить её. Дело в том, подходила ли она тебе. Она была не для тебя. Слишком серьёзная. Чересчур амбициозная.

— Мама тоже серьёзная и амбициозная, — замечаю я.

— Да, и она идеально мне подходит. Потому что я — спокойный лентяй, которому нужна такая женщина, чтобы мотивировать его. — Папа облокачивается на стол, руки свободно скрещены. — Но ты не я. Ты громкий, нахальный и упрямый, как черт. Тебе нужна такая, как Диана, чтобы поставить тебя на место. Линси этого никогда не делала, потому что... — Он пожимает плечами. — Потому что, думаю, она была слишком поглощена собой, чтобы заметить, чем ты занимаешься.

Не буду врать — это ранит. И его слова развеивают любые иллюзии о том, что им она нравилась. Видимо, они просто были мастерски сдержанны.

— Жаль, что вы не сказали мне этого, пока мы встречались, — признаюсь я. — Четыре года, чувак. Мог бы сэкономить мне время.

Папа смеётся. — Ты бы не послушал. Упрямый, помнишь? — Он отталкивается от стола. — Пойдём, присоединимся к остальным.

День благодарения проходит весело. В этом году у нас нет гостей из других городов, но мы принимаем родителей мамы, мою тётю Эшли, кучу кузенов со стороны отца и ещё больше со стороны мамы. Мы смотрим футбол, объедаемся на ужине и играем в шарады после него.

Это идеальный день, за исключением одного момента напряжения между моими родителями. Папа хочет пойти на прогулку после того, как гости разойдутся, но моя сестра настолько возбуждена от сахара, что мама предлагает вместо этого посмотреть фильм. Папа настаивает, и в конце концов мама уступает, ворча от раздражения, когда они одеваются и выходят, оставляя нас с Дианой вдвоём в доме.

Я не теряю времени даром, хватаю её за руку. — Наверх! Быстро! У нас мало времени!

Диана не может перестать смеяться, пока мы спешим наверх. Я знаю, что у нас есть как минимум полчаса, но на всякий случай прохожу мимо своей комнаты и затаскиваю её в ванную в коридоре.

— О, секс в душе? — Её зелёные глаза искрятся озорством, пока я включаю воду.

Я выставляю температуру на горячую и снимаю свитер, бросая его на кафельный пол. — Я подумал, что струи воды заглушат все твои стоны.

— Мои? Ты самый шумный мужчина, с которым я когда-либо была. Ты и твои мужские стоны.

— Тебе нравится, когда я стону тебе на ухо, — самодовольно говорю я, расстегивая штаны.

Через мгновение мои боксеры падают на коврик, и я вхожу в душ. С занавеской, всё ещё широко распахнутой, я наклоняю голову под струю и позволяю воде течь по моему обнажённому телу.

— Ты идёшь?

Диана быстро снимает одежду и присоединяется ко мне. Я вижу, как её ягодицы немного подскакивают, когда она заходит, и не сдерживаюсь, хватаю их ладонями. Когда она прижимает свою попу к моему обнажённому торсу, мой член начинает подниматься между её упругих половинок. Я мог бы прямо сейчас войти в неё и трахнуть до потери сознания. Именно этого жаждет моё нутро. Но я сдерживаюсь, потому что если я это сделаю, всё закончится за две минуты. А я хочу растянуть это удовольствие.

Я начинаю целовать её шею, и, как я и предсказал, вода заглушает её стон.

— Нам стоит использовать этот трюк с душем дома для Найла, — говорю я, продолжая целовать её шею.

— Он всё равно нас услышит, — бормочет она. — У него слух как у гепарда.

Я перестаю целовать её. — У гепардов действительно хороший слух?

—Не знаю. Думаю, он лучше, чем у людей. Ты не мог бы прекратить думать о Найле и сделать что-нибудь полезное?

Я смеюсь, прижимаясь губами к её волосам, и обхватываю её грудь руками. Её кожа такая нежная под моими пальцами. Я разворачиваю её к себе, потому что не хочу просто ощущать её грудь. Я хочу видеть её. Я хочу видеть желание, горящее в её глазах.

— Чего ты ждёшь? — Шепчет Диана.

Чёрт, я мог бы смотреть на неё всю ночь, но если она хочет, чтобы я взял её, я с радостью выполню её желание. Я опускаю руку между её ног, чтобы проверить, насколько она мокрая. До чертиков мокрая. Я знаю, что она без проблем примет мой член.

Но место в душе ограничено, поэтому я поднимаю её и вытаскиваю из ванны. Она обвивает ноги вокруг меня, пока я несу её к стойке, где осторожно усаживаю её.