И так продолжалось до тех пор, пока к оставшимся на берегах Куивиэнен эльфам не явился из Валинора Ороме. Он тоже поселился с эльфами на берегах озера и тоже учил их, но не преуспел и вернулся в Валинор, терзаемый завистью и желанием отомстить, ибо эльфы выгнали его с позором и освистали. Там наплёл всяких небылиц про Мелькора и его последователей, убеждая Валар, что эльфов нужно немедленно спасать от дурного влияния Отступника. И убедил-таки. Вторгшееся в Арду войско «воинов света» учинило там форменную резню и геноцид. Иные и те эльфы, что поддерживали Мелькора, были уничтожены полностью и память о них тоже постарались вытравить. Только поле, заросшее чёрными маками, и осталось на месте, где стоял когда-то их город. Но орки не забыли своих друзей. В их песнях и преданиях, в узелках-чорролл сохранилась память об Иных. С тех пор орки и эльфы стали врагами.

* **

Прошла неделя с того дня, как Йорг причалил к левому берегу Андуина. С тех пор ему с Серёгой пришлось сидеть в лагере и никуда не отлучаться. Грин постоянно проводил время в разговорах с Прониным, хотя бывший беглец называл их "допросами". Лодочник не понимал, как такое возможно, ведь эти разговоры не заканчивались связыванием рук и запиранием под замок. Они просто о чём-то постоянно спорили и потом свободно ходили по лагерю, зачастую продолжая спорить. И Йорг с удивлением слышал, что Пронин всё чаще соглашается с Грином.

В Управление Лагерей Грин так и не попал. Пронин получил от рассыльного приказ, согласно которому он имел право мобилизовать в отряд любых жителей и уж тем более попаданцев. А после разведывательного рейда приступить к фортификационным работам. Похоже, вскоре ожидалось нападение из Гондора. По крайней мере, слухи об этом ходили упорные.

Грину пришлось сесть писать длинный рапорт о своих приключениях. Йорг с лодкой занялся разведкой прибрежных территорий. А Серёга попытался пропасть, но в Бурых Землях бежать некуда. Он ушёл после того, как все улеглись спать, но утром вернулся обратно. Потому и пришлось ему взять в руки лопату, хотя и кривился от этого так, что чуть не заработал наряд вне очереди от лейтенанта спецназа. Посмотрев ему в глаза, бывший беглец решил "не отсвечивать" и потихоньку втянулся в работу.

Работы развернулись по всему берегу Андуина. Строились опорные пункты, рылись окопы, возводились блиндажи. Для жителей Средиземья всё это было странно и необычно. Весь их опыт говорил, что лучшая оборона может быть только с высоких стен. Никто не зарывался в землю. Но попаданцы считали по-другому. Орки начали ворчать. И их недовольство могло вылиться в бунт. Пронин не знал, как поступить и что говорить этим суровым детям Мордора, которых он недавно мобилизовал и, честно говоря, не знал, как их использовать для фортификационных работ. А потому просто стал отправлять их в разъезды и охранение. Это сняло напряжение. Орки с радостью отправились в дальние рейды в Бурые Земли, откуда вскоре стали приводить пленных истирлингов, которых Пронин с превеликим удовольствием стал использовать на строительных работах.

Время шло. Всё больше появлялось укреплений вдоль реки. Между ними непрерывно сновали разъезды орков, отчего вдоль всей линии обороны появилась утоптанная и достаточно широкая рокадная дорога, которая соединила Мордор и Лихолесье. Самое интересное, что даже в Бурых Землях вдоль этого тракта стали появляться поселения, где жили люди, орки, тролли, гномы. Правда гномов осталось очень мало, но они приходили сюда со своих гор и на вопрос "Почему?" гордо отвечали - "Мы отстоим право на магию!!!"

Не было только ни одного эльфа. Они пропали и никто не знал, как и когда это произошло. А в Средиземье их магия была самой сильной. Об этом часто рассуждал Грин. Но почему произошло всё именно так, он не мог разгадать. Да и знал ли кто об этом достоверно?

В один из таких суматошных дней в лагерь и прибыл Карацупа со своим караваном.

* * *

Где-то внизу, на площади, или возле неё, кричал комиссар. Каждый день он пытался проводить политинформацию, но каждый день срывался на откровенную площадную брань в адрес "узурпаторов власти народа" и "прочих политических проституток". Иногда его поддерживали неясным гулом собравшиеся на площади бойцы "Красной Освободительной Армии Гондора". Всё это из окон уцелевшего крыла бывшего королевского дворца слушал Павка Корчагин. Вот уже месяц слушал и даже для себя не мог понять - а столь уж необходимы эти ежедневные митинги? Но так он рассуждал только стоя у окна. Стоило ему самому прийти на митинг, как он, помимо своей воли, оказывался на трибуне и тряс кулаком в сторону Мордора. Именно там находилось Управление Лагерей, через которое он и попал в этот странный, далёкий от привычного ему вихря Гражданской войны на Земле, мир.

Наверное, его судьба в этом мире была бы другой. Но в один прекрасный день, когда он уже работал на Комбинате и даже стал выдавать норму не хуже легендарного Стаханова, с ним вдруг разговорился один из попаданцев из более поздних времён. Тот сказал ему в таверне за ужином, под лёгкое вино, что, вообще-то, Корчагин просто герой какой-то весьма средней книжки и ничего выдающегося в своей жизни не сделал. Это было неожиданно и Павка сначала отмахнулся от этих слов. Но его собеседник стал приводить факты, которые никто не мог знать. Выпив ещё бокал вина, тот стал рассказывать о подловатости натуры Павки, начав с того, как тот подсыпал махорки в тесто для куличей, которое затеяла перед Пасхой матушка отца Василия. Даже то, что вместо махорки Павка хотел насыпать толчёного стекла, тоже не осталось втайне. А потом рассказал о распущенности самого Павки, о том, как тот обошёлся с Тосей Тумановой. Павка возмутился! И тогда ему в лицо дословно пересказали слова дальнего родственника из Крыма:

— Семейные законы теперешние осуждаю, — говорил Корчагин. — Захотел — женился, а захотел — разженился. Полная свобода.На что приютивший его родственник ответил:— Вот Лёля со своим хахалем сошлась, не спросясь, и разошлась, не спрашивая. А теперь, извольте радоваться, корми её и чьего-то ребенка. Безобразие!

И что в итоге? Павка отомстил всей крымской родне за эти слова, превратив их жизнь буквально в ад. А ведь по своей сути сказанные ему в лицо стариком слова были правильные. Так утверждал его собеседник в таверне - представляете, жили спокойно люди, пусть не всегда ладили друг с другом, пусть жизнь их "убога и сера", но было спокойно. Но вот вихрем враждебным врывается ррррреволюционер – и тут же среди членов семьи вспыхивают вражда и ненависть. Семья раскололась. А Павка уехал.

И про строительство узкоколейки Корчагину припомнил его странный собутыльник. Аргумент был довольно весом - вместо того, чтобы летом заниматься заготовкой и вывозом дров, Павка с товарищами занимались агитацией и постоянными митингами, собраниями, то есть ничегонеделанием. А потом, когда ударили морозы, пришлось губить людей на доставке необходимого топлива. Элементарная безответственность. И больше того – преступная глупость. Так и сказал – преступная глупость. Корчагин не стерпел. Не желая признать правоту собеседника, он кинулся на него с кулаками. Дело кончилось банальной дракой. А наутро Корчагин решил устроить революцию... Но вот где?

Митинг на площади закончился. Толпа стала расходиться, выкрикивая различные лозунги. А Павка Корчагин сел за стол. Надо было написать новое постановление Реввоенсовета. Предстояло готовиться к переправе через Андуин. Пора было приступать к решительным действиям. На той стороне, в Мордоре, окопались оппортунисты, соглашатели и прочая контра, с которой надо было покончить одним ударом.

* * *

- А ведь говорил я тебе, Гриша. Говорил. – Грин поставил кружку на стол, - Все эти «великие идеи»…

- Ну, говорил. – уныло согласился Карацупа, - И что теперь? Лапки в гору и сдаться? И потом – нельзя ведь без идей! Люди за них кто на крест, кто на плаху, кто на костёр шли.