Когда начались дожди и мама всучила мне сменку, я, чтоб не пересекаться с Марусей в раздевалке, придумал освоить настольный теннис – в спортзале как раз поставили пару столов. Папа купил две ракетки, и я уговорил Никиту составить мне компанию.
Но вскоре на горизонте замаячил её день рожденья. А вместе с ним и ненавистный вопрос – «что ты хочешь сказать своим подарком?». На сей раз я знал ответ: я хочу сказать, что мы не просто друзья, но усугублять не готов. И какой подарок соответствует такому посылу? Наверное, три розы как раз будут означать, что всё по-прежнему. А лучше пять – то есть мы подросли, но только количественно. Да, всё сходится.
Ситуация осложнялась тем, что Марусин ДР выпадал на субботу. Я давно понял, что её мама не любитель принимать гостей, так что отмечают они обычно в ресторанах узким семейным кругом. Я, само собой, позвоню поздравить, а в понедельник вручу букет.
Но вопрос о подарке пришёлся очень кстати, когда понадобилось завести очередной ни к чему не обязывающий разговор. Потому что пять роз – неплохой вариант, но снова дарить их при всём честном классе так себе удовольствие. А вот если б она книжку заказала, было бы просто идеально.
– У тебя ко дню рожденья пожеланий случайно нет? – спросил я у Маруси на перемене.
Она искренне удивилась и помотала головой.
– Не поможешь значит? – изобразил я огорчение.
– Так не интересно, – улыбнулась Маруся.
– Интересно, чтоб я помучился?
– Не мучайся, – пожала она плечами.
– Не получается.
– Ну извини.
Я особенно не расстроился. Вариант «пять роз» вполне устраивал. И кто же тянул меня за язык, когда я решил спросить у мамы, нет ли у неё в запасе какой-нибудь гениальной идеи (опять же имея в виду книжную новинку). С чего я взял, что ничего хуже корзинки цветов придумать всё равно невозможно? Наивный!
– Я как раз хотела тебе кое-что предложить! – обрадовалась мама и, выдержав паузу, за которую я успел осознать всю глубину своей ошибки, выдала: – Билеты в театр! На «Алые паруса», в воскресенье после дня рожденья. В субботу встретитесь, вручишь цветы и билеты, она как раз успеет сориентироваться. Давай прямо сейчас куплю, а то уже мало мест осталось.
Я не сдержал глухой стон. «Это не совсем то, что я хотел сказать своим подарком, –подумал я, – а точнее – совсем не то!» И на сей раз решил крепко держать оборону.
– Не, мам, я не готов. И в субботу я к ней не поеду – она не приглашала.
Мама мгновенно сменила радостное воодушевление на горестное возмущение.
– Что значит – «не приглашала»? А как она должна тебя пригласить? «Костя, приезжай меня поздравить»?
– Не знаю. Но у неё наверняка свои планы. Может, они за город уедут. А у меня матч в одиннадцать.
– Значит, позвони утром и спроси: «Ты не против, если я через час заеду поздравить?»
– Ни за что, – упёрся я («ни за что» обычно приводит маму в исступление, и дискуссия закругляется). – В понедельник я подарю ей цветы и, если ты посоветуешь книжку, то ещё книжку в придачу.
– Ты цветы дарил в пятом классе! – воскликнула мама. – А сейчас девятый!
– Ну, тогда я поспешил. А сейчас самое время.
Мама закатила глаза.
– Поразительно, неужели и это передаётся генетически?
– Что – это? – уточнил я.
– Да-да, что – «это»? – Папа спешил к нам из прихожей. – Чем ещё я наградил сыночка?
И тут же схлопотал испепеляющий взгляд. Но у него давно выработалась защита от испепелений.
– Что мамочка на сей раз придумала? – обратился он ко мне.
– Предлагает подарить Марусе билеты в театр, – пожаловался я. – На «Алые паруса».
– Мама у нас неисправимый романтик, – улыбнулся папа.
– По-твоему, билеты в театр – это неисправимая романтика? – не по-доброму сощурилась мама.
– Нет, это не романтика, – с издевательским спокойствием отвечал папа, – а стереотипные представления о ней.
– Где-то я это уже слышала! Двадцать лет назад. Нестереотипные – это пригласить девушку напечь тебе блинов!
– Идеально! – согласился папа.
– Давай, Кость, перенимай ценный опыт. – И мама, бросив на стол кухонное полотенце, ушла. Папа, вздохнув, поплёлся за ней.
– Ты хочешь в театр? Скажи!
– Не хочу.
– Ну вот всегда так.
«Действительно, всегда так», – вздохнул и я.
Хотя я понимал, что мама с Марусей похожи и что Маруся наверняка обрадуется такому подарку, но идти в театр вдвоём – брр. Я вообще только с классом туда ходил, причём каждый раз воевал с мамой по поводу внешнего вида.
Может, не в театр, а в кино? А чем, спрашивается, кино лучше? Только тем, что наряжаться не надо. Терпеть не могу эти решения. А советоваться больше не с кем – Никитка тут не помощник, а Вергилия дожмёт «Алые паруса». И я решил забить, проявить характер, отстоять своё мнение. «В таких вопросах не должно быть ничего через силу, – напомнил я себе собственный вывод из поездки в дом отдыха. – Однажды мне захочется встречаться с ней на выходных, держать за руку и всё такое. А пока не хочется, и никто в этом не виноват. Включая папу».
На следующий день мы с Никиткой увидели Марусю и Таньку весело болтающими с тем самым Кириллом. Я и бровью не повёл.
– Тебя не напрягает этот тип? – неожиданно спросил Никита.
– Ни капли.
– Чего он к ним привязался? В их классе мало девочек, что ли?
– Да какая разница.
– Не нравится мне такое нахальство, – продолжал ворчать Никита. – Мы к их девочкам не лезем.
– А оно нам надо? – усмехнулся я.
– Может, поговорим с ним? – ещё больше удивил Никита.
– Да что ты так волнуешься? Мне вообще показалось, что его Танька интересует, а Вергилия сочинила про интерес к Марусе, чтоб меня припугнуть.
– И что? Чем Танька хуже?
– В смысле? – не понял я.
– Ладно, забей.
После уроков мы, как обычно, отправились играть в теннис. А стол оказался занят. И не кем-нибудь, а Танькой и Кириллом. При этом оба играли как профи. Мы с Никитой синхронно спрятали ракетки за спиной, а то ещё предложат двое на двое – тут-то мы и опозоримся. Но они нас не замечали.
Я Таньку такой и не представлял: в этой специфической стойке, с ракеткой наготове и взглядом хищницы. Как загасит Кириллу – я даже шарик из виду потерял. Потом Кирилл ей ответил тем же, а она взяла! На расстоянии метров двух от стола! Мы с Никитой растерянно переглянулись. Второй стол был свободен, но нас туда не тянуло. Мы уже пятились к выходу, когда Танька нас всё-таки заметила. Заулыбалась. Но Никита уже был в дверях, и я, помахав Таньке рукой, последовал за ним.
Никитка был мрачнее тучи.
– И тут он! И как нам, спрашивается, играть?
– Ну они ж не виноваты, – заступился я. – А вообще удивительно – столько лет учимся в одном классе и даже не знали, что она настольным теннисом занимается.
– Я знал.
– Откуда?
– Да не помню. У неё разряд.
– Круто. Ей идёт ракетка. Но не будут же они каждый день играть.
– Почему нет…
Пришли в раздевалку, а там Маруся.
– Вы уже поиграли? – спрашивает.
– Мы? – растерялся я. – Нет, столы заняты. Мы подождём немного.
– А-а, – протянула она, собралась и ушла.
Мы с Никитой уселись на скамейку, и вдруг Никита то ли нервно засмеялся, то ли заплакал.
– Ты чего? – испугался я.
– Идиот! – И Никита с размаху треснул себя по лбу ракеткой. У меня самого в голове зазвенело.
– Эй, эй… – И я предотвратил очередной удар.
– Надо пойти его выбить, – сказал он.
– Кого? Кирилла?
И тут до меня начало доходить.
– Погоди выбивать, всё образуется, – я похлопал его по спине. – Выкладывай, что к чему.
И Никита рассказал, что летом, после поездки в дом отдыха, Танька пригласила его в цирк, потому что ей подарили два билета, а пойти было не с кем. Ну и закрутилось. Две недели они встречались каждый день, а потом разъехались кто куда, переписывались, а за неделю до школы Никита сдрейфил и перестал сам писать. Она обиделась, а теперь ещё вот.