Я вспомнила, что Вик оставил памятку, на случай форс-мажора. Отыскав капсулу в шкафу и раскрыв её, я стала быстро читать: «… если всё-таки накормили его сладким, необходимо посадить цаклиана в клетку или домик и накрыть сверху тёмной материей. В таком состоянии он моментально погружается в сон».

– Ребята, живо несите тёмную тряпку и накрывайте ей клетку. Тонкую только, чтоб не задохнулся.

– Злодеи! – орал попугай. – Узурпаторы, садисты!!!

Никто не стал со мной спорить. Под руку попалась чёрная блузка Светки, ей и накрыли клетку с Петруччо. Какое-то время ещё слышались редкие шорохи, но вскоре наступила долгожданная тишина. Пришлось всем рассказывать ту же историю, что я поведала девчонкам про то, как появился у нас этот летающий говорящий обормот. Нас сочувственно подбадривали и обещали комендантше не сдавать. Немного обсудив происходящее, студенты начали расходиться по своим комнатам.

До утра никаких происшествий не было, поэтому проснулись мы в более-менее нормальном расположении духа.

– Девчонки, – заговорщицки проговорила Света, открыв глаза, – а давайте вообще клетку открывать не будем.

– Да ты что, Свет! – возмутилась сердобольная Мари. – Он же у нас от голода умрёт.

– А мне идея Светки нравится, – я потянулась со злорадной улыбкой, – вот никогда бы не подумала, что так буду тишину любить.

– Да вы что, девочки! – Мари была до глубины души возмущена нашей циничной бездушности.

Мари, как хорошая девочка, подкупала своей чистотой и наивностью. Наш чёрный юмор она не воспринимала и считала многие наши со Светкой шутки тупыми и безвкусными. Мы же, зная особенность нашей подруги, по возможности старались держать себя в руках и не травмировать её нежное мировосприятие перчёными комментариями. Но, в силу последних событий, сдерживать свои порывы я уже не могла и не хотела. Конечно, мы не собирались вечно держать взаперти нашего попугая. Но помечтать-то ведь можно…

– А что, – не унималась я, смеясь, – месяцок так поживёт, глядишь и перевоспитается наш Петька, приличным попугаем станет. Как шёлковый у нас ходить будет.

– Да ну вас, – Мари, наконец, поняла, что мы шутим, и первая побежала открывать клетку, снимая чёрную накидку.

Петруччо выпорхнул оттуда уже нормальной птицей. Понимая, что накосячил, он примостился на стол и виновато опустил голову.

– Прростите меня, – как-то жалобно проговорил попугай, – я больше так не буду.

– Да ладно, Петь, расслабься, – Светка по-дружески потрепала его по загривку, – мы тоже виноваты. Но на сладкое ты нас больше не раскрутишь, так и знай, хитрый манипулятор.

Петруччо лишь шмыгнул клювом, но тактично промолчал.

Сегодня нам нужно было к первой паре, поэтому мы бегло собирались, судорожно натыкаясь друг на друга. Петруччо за всё утро не проронил ни слова, и во мне стала просыпаться прежняя симпатия к этому пернатому созданию. Он всё понимал и чувствовал, как человек, и от этого было как-то вдвойне умилительно смотреть на раскаянья нашкодившего попугая.

После занятий я должна была встретиться с магом Мартином для обсуждения темы дипломной. Маг Мартин – профессор, доктор межпараллельных филологических наук. Сам он мартианец, но в преподавательском составе академии задержался уже более десяти лет. У нас профессор преподаёт мартианский и культурологию. Для темы дипломной мне хотелось взять за основу происхождение мартианского языка и его магические особенности. Я была очень счастлива, что маг Мартин согласился стать моим научным руководителем. Многие сокурсники удивлялись моей фанатичной одержимостью учёбой. Развлекаться я, конечно, тоже любила. Но когда дело касалось новых знаний, а в особенности важных для меня тем, раскрывающих мир Мартиана, я могла погружаться в них часами, не замечая ничего и никого вокруг.

Задержавшись в академии, в общежитие я вернулась уже под вечер. В холле толпился народ, и я недоумевала: что за собрание в такое позднее время? Каково же было моё удивление, когда я увидела в эпицентре толпы нашего Петруччо, возвышающегося на стуле, который в свою очередь стоял на появившемся откуда-то столе. И на этом своеобразном подиуме, попугай, картинно жестикулируя крыльями и закатывая глазки, выводил дребезжащим голоском очень жалостливую песню. Аки ангел: прям не попугай, а голубь сизокрылый! Видимо я опоздала на начало этого душещипательного повествования. Но мне объяснили, что пел он про то, как родился и вырос в сиротском приюте, и как тяжело ему приходилось зарабатывать на пропитание. Я застала лишь последний завершающий куплет, подытоживающий его страдания:

– Незавидна сиротская доля:

Обижали и били меня.

Дайте, добрые люди, мне волю,

Злата, серебра или рубля.

Я хмыкнула. На волю, оказывается, наша пташка захотела, но, не забыв при этом деньжат прихватить. Откровенно говоря, «добрые люди» не скупились, и наш Петруччо наклянчил уже приличный гонорар. Я стала пробираться к нему, протискиваясь сквозь толпу студентов. Когда попугай меня заметил, то начал судорожно сгребать крыльями свой заработок в какой-то тряпичный мешок.

– Концерт окончен! – воскликнула я в гневе. – Петруччо, живо в комнату лети!

Петька не стал спорить, лишь чинно поклонился под свист и бурные аплодисменты и полетел в нужном направлении. Куда он при этом деньги спрятал, я так и не смогла определить. Студенты начали нехотя расходиться, бурно обсуждая происходящее.

– Всё, – я устало и обречённо вздохнула, подойдя к подругам, – комендантша теперь меня выставит из общаги вместе с этой образиной летающей. Ведь обещал же, как рыба молчать.

– Да расслабься ты, Сашка, – Света беззаботно улыбалась, обняв меня по-дружески, – комендантша уже видела нашего попугая. Вначале примчалась со свирепым лицом, но прослушав несколько Петькиных песен про нелёгкую сиротскую житуху, расчувствовалась, даже слезу пустила. Кажется, и сотку ему подкинула.

– Это правда, Сашенька, – Мари тоже включилась в беседу. – Она согласилась оставить Петеньку с нами. Предупредила только, чтобы в случае проверки прятали его хорошенько.

Я лишь недоумённо пожала плечами на это. Железокаменная Марта Андреевна – наша комендантша. Она никогда не отличалась сердобольностью и за нарушения каких-либо пунктов в правилах проживания, нещадно карала вплоть до выселения. Все её боялись, как огня и старались как можно реже попадаться ей на глаза. Ко мне она относилась нейтрально, потому что в нужный момент я и ответить умела, и подлизаться. До этого случая крупных нареканий от неё я не получала. На моё счастье, буря миновала и сейчас. И в этот раз Петруччо смог сухим из воды выйти. Но всё же провести с ним серьёзную беседу в целях профилактики было необходимо.

– Саш, мы в киноцентр собираемся. Ты с нами? – Мари вывела меня из задумчивого состояния.

– Нет, девчонки, идите без меня. Устала слишком, да и настроения нет.

– Ну, как знаешь, отдыхай, – Света похлопала меня по плечу, ободряюще улыбаясь.

Подруги ушли, а я поспешила в свою комнату. Петруччо с большой заинтересованностью смотрел в окно, делая вид, что меня не замечает. На этот раз, как я поняла, он не считал себя в чём-то виноватым, чтобы снизойти до извинений.

– Сам расскажешь, что сейчас происходило, или допрос с пристрастием устроить? – я развернула попугая к себе.

– А что я такого сделал? Всё законно!

– Деньги, что ты наклянчил нужно вернуть. Ты понимаешь, что это нечестное вымогательство?

– Как это нечестное?! – Петька стал как-то судорожно ходить по столу, маленькие чёрные глазки при этом нервно забегали. – Деньги честные, кровно заработанные. Я, между прочим, когда пел, выкладывался, всю душу актёрскую выворачивал наизнанку. И потом, эти средства я на благое дело собираю. Он как-то многозначительно посмотрел и продолжил:

– В Беллиньере мне Вик обещал общество орнитологов под моим началом помочь открыть. А в любом новом деле какой-то начальный капитал нужен.

– Так! – я очень строго на него посмотрела. – Значит общество орнитологов? В Мартиане?