Летом следующего года я не покладая рук трудился, а зимой играл в хоккей и ходил в школу. В 1953 году я уехал в Хеспелер, что в провинции Онтарио, где начал играть среди юниоров по группе «Б». Мне было тогда четырнадцать лет, я снимал угол в меблированных комнатах и ходил в среднюю школу. К этому времени у меня уже был заключен контракт с «Чикаго Блэк Хокс», и играть в высшей лиге профессионального хоккея я мог только в системе этого клуба, если, конечно, не было бы принято решение о продаже меня в другой клуб.
Каждый год представители команд, входящих в Национальную хоккейную лигу, собираются вместе и ведут переговоры о купле и продаже игроков. И каждый год спортивные обозреватели газет разглагольствуют о так называемом «рабстве и работорговле». Обычно газетные полосы отводятся под обозрения важнейших текущих событий, но душераздирающие рассказы о том, как мальчиков, отнятых у родителей в нежном возрасте, пожирают безликие хоккейные клубы, всегда годятся для небольшой статьи. Поверьте, я читал подобные статьи десятки раз, и во многих из них авторы описывали меня в качестве одной из жертв такого бессердечия.
Мало кто из пишущих эти статьи предлагает иной путь подготовки хоккеистов для профессиональной лиги. Да такого пути нет и не может быть до тех пор, пока хоккейные клубы в средних школах и высших учебных заведениях не достигнут той степени организации, какую они имеют в низших лигах канадского профессионального хоккея.
Однажды хоккейный обозреватель в разговоре о моей спортивной биографии спросил меня, согласился бы я, чтобы мои сыновья в четырнадцать лет покинули родительский кров и вступили на путь спортсменов-профессионалов. Я ответил отрицательно, добавив при этом, что у меня самого были совершенно особые обстоятельства. Этими словами я дал обильную пищу домыслам журналистской братии: в дружном хоре негодования раздавались голоса, утверждавшие, что мой ответ является фактически косвенным осуждением системы комплектования Национальной хоккейной лиги. Делались даже весьма прозрачные намеки, что мой отец продал меня в рабство для удовлетворения своих несбывшихся честолюбивых устремлений стать игроком Национальной хоккейной лиги.
Тот факт, что у меня при заключении контракта с профессиональным клубом были особые обстоятельства, является сущей правдой. Отец оставил решение на мое усмотрение, а когда я уехал в Хеспелер, то никому из нас и в голову не приходило, что я остаюсь брошенным на произвол судьбы. Наоборот, отец и мать регулярно навещали меня в те годы, что я играл в Хеспелере, Вудстоке и Сент-Катаринсе. Я всегда знал, что в любое время могу поехать домой и буду принят с распростертыми объятиями, что в трудную минуту мои родные мне помогут.
Меня раздражают журналисты, которые критикуют поступки моей семьи, временами они просто приводят меня в бешенство, тем более что сделать это довольно легко, так как по натуре я человек вспыльчивый. Речь идет не о том, что журналисты не имеют права кого-либо критиковать, а о том, что, берясь критиковать, они не утруждают себя необходимостью установить истину. А истина-то здесь необыкновенно проста.
У нас в семье было одиннадцать детей, я же в то время был одержим хоккеем не меньше, чем сейчас, а может быть, и больше. Отец никогда не внушал нам необходимости побыстрее выбрать свою дорогу и помогать семье, но я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что жалованье отца не поспевает за ростом потребностей нашей «артели»: всех надо было прокормить, одеть, обуть. И я решил, что, если представится благоприятная возможность, я ее упускать не буду. Если бы обстоятельства сложились так, что какой-нибудь университет предложил бы мне спортивную стипендию[5] с обязательством с моей стороны играть в университетской хоккейной команде, я бы такое предложение принял. Мои родители были рады, что я нашел свое призвание в хоккее, но они никогда не теряли из виду важность получения мною образования. Помнил об этом всегда и я, Да и сейчас еще не забыл.
В школе у меня была хорошая успеваемость, а тяга к учению до сих пор не ослабла. Был бы я вольный человек – бросил бы летом все на свете и пошел бы, например, на ускоренные курсы иностранного языка, лучше всего французского. Конечно, зимой играть в хоккей а летом учиться – это не самый легкий путь получения образования, но многие игроки так делают, и я могу это только приветствовать. Неважно, где и в качестве кого человек работает, но чем он образованнее, тем лучше спорится его работа. Сейчас с неуклонной быстротой приближается день «мозговитых» хоккеистов. Рэд Хей, игравший раньше в нашем клубе, и юный Рон Эллис[6] могут служить примером счастливого сочетания ума, физической силы и игровых способностей. Рэд пришел в «Чикаго Блэк Хокс» из университетской команды штата Колорадо. По мере расширения состава Национальной хоккейной лиги таких, как Рэд Хей, будет все больше и больше. И тогда – берегись, сила без ума. Хоккей же от этого только выиграет.
Входящие в Национальную хоккейную лигу клубы дают молодому человеку путевку в жизнь, испытывая его то в одной команде, то в другой и тем самым давая ему возможность пройти хорошую школу у разных тренеров, развить в себе чувство самоутверждения и попытаться сформировать собственный хоккейный характер Билл Хастингз, который был моим тренером в первый год моего пребывания в Хеспелере, первым попытался искоренить во мне привычку носиться по льду, затмевая остальных игроков.
Каждую неделю меня навещал отец, а с ним неизменно была и мать. Родители не пропускали случая, чтобы поприсутствовать на игре или побывать на тренировке. Они, естественно, интересовались моими успехами в хоккее. но не меньше их заботила и моя успеваемость в школе. Без поддержки приезжавших ко мне родителей упорства на все мои занятия у меня, наверное, не хватило бы.
Лето того года я снова провел в Пойнт Энн, в поте лица трудился, работая иногда в двух, а то и в трех местах одновременно. На следующий год я поехал в Вудсток, где тренером команды юниоров был Билл Янг.
Этот год в Вудстоке оказался для меня удачным. Я никогда не оглядываюсь на прошлое, чтобы укорять себя за дурные поступки, и никогда у меня не появляется желание снова прожить счастливые годы, но в тот год кругом были почти одни удачи.
И опять-таки все дело было в людях. Наша команда выиграла первенство провинции Онтарио среди юниоров по группе «Б», что само по себе уже не могло не вызвать моего восторга, а кроме того, я оказался в списке отличников в школе. Выигрыш первенства был волнующим событием, но не меньшим событием было и получение похвальной грамоты за отличную учебу в школе.
И в хоккее, и в учебе я был обязан своими успехами не только самому себе. Жил я в отрыве от семьи уже второй год, и хотя разлуку я переносил теперь легче, чем вначале, меня по-прежнему, как я уже говорил, навещали родители, ободрявшие меня радостными сообщениями о житье-бытье нашей семьи.
В Вудстоке меня также окружали очень добрые и заботливые люди. Из-за большой занятости и напряженного хоккейного календаря (мы играем семьдесят игр в сезон) я ни разу не смог впоследствии повидать этих людей. Но я их никогда не забуду, а однажды летом брошу все и поеду по городам, где мне пришлось играть в командах низших лиг и посчастливилось встретить многих хороших людей (причем вопреки моему прежнему убеждению, что хороших людей можно найти только в Пойнт Энн и Белвилле). И когда такая поездка состоится, ее маршрут будет непременно включать в себя и Сент-Катаринс.
Сент-Катаринс – это чудеснейший городок, где все помешаны на хоккее. Расположен он на юге провинции Онтарио, километрах в пятидесяти от города Буффало. Местная команда юниоров группы «А» также входит в систему хоккейного клуба «Чикаго Блэк Хокс». Я переехал сюда из Вудстока, когда мне было шестнадцать лет. Для некоторых хоккеистов группа «А» среди юниоров является последней остановкой перед Национальной хоккейной лигой. Была она последней и для меня, но раньше мне предстояло еще немного подрасти.
