Протяжно зевнув, я ушла, но не слишком далеко: спряталась за высокой сочной травой и навострила уши. Мне не хотелось пропускать разговор двух влюбленных тенинов. Стало интересно, поддастся ли Мандзю уговорам Сягэ.

– Доброй ночи, Мизуки, – донесся до моих ушей ласковый голос Мандзю. Отчего у меня кольнуло в животе и в сердце. Оказывается, слышать голос любимого, который не может быть с тобой, так мучительно!

– Угу, – буркнула я в ответ.

– Спи сладко, дорогая Мизуки, – эхом повторила Сягэ. Вот ей я не ответила. Лишь как можно громче и противней зевнула во всю пасть, клацнув клыками.

Их голоса превратились в шепот, но я не спускала с них глаз.

– Ты мне так и не ответила, почему ты страдаешь? – тихо промолвил Мандзю. – Разве плохо быть природным духом?

– Очень плохо, – снова вздохнула Сягэ.

– Отчего же? – Мандзю провел ладонью по ее спине.

– От того, что боги, создавая нас, запретили нам любить. Но ведь все живое имеет право на любовь – это чувство всегда приветствуется богами. Тогда почему только для тенинов любовь – преступление, почему, Мандзю?

– Мы созданы, чтобы дарить любовь богам, высшим существам и даже смертным, но друг друга любить не можем, иначе во всех мирах наступит хаос. Мы не имеем права создавать пары, увлекаться чувствами, нельзя, чтобы страсти нас захватили. Тенины – слуги богов, и мы не можем иметь пару. Таков закон.

– Ты все еще любишь ее? – Сягэ скинула руку Мандзю со своей спины и сердито посмотрела на него. – Девушку из прошлой жизни?

– Я не помню ее лица, но помню чувства, которые испытывал к ней. Они были сильными. Чтобы сохранить их в себе, я отказался от мирской жизни. Любовь была настолько сильна, что даже всемогущая Аматерасу не смогла вытравить ее из моего сердца.

– Как я завидую той смертной девушке, – дрожащим голосом произнесла Сягэ.

– Здесь нечему завидовать. Она бросилась со скалы в море, чтобы не быть с тем, кого она не любила. Родные, выдав замуж за другого мужчину, разбили ей сердце. Ты так же хочешь? – Мандзю заглянул ей в глаза и склонил голову набок.

– Нет, не хочу. Но мое сердце и без жестоких родителей плачет от боли. Я знаю, что нравлюсь тебе так же сильно, как и ты мне. Твоя нежность читается во взгляде, в жестах, во всем, что ты делаешь. Ты бы видел, как поменялся в лице, когда увидел меня сегодня. Пусть с твоих уст не срываются слова любви ко мне, но все, что ты делаешь, кричит мне об этом.

Мандзю встал и прошелся перед Сягэ. Он заложил руки за голову и шумно втянул ночной воздух. Луна уже вступила в свои права и освещала долину серебристым светом. Он повернул лицо к небесному светилу и прикрыл глаза. Мы обе, каждая со своего места, завороженно смотрели на него. Мандзю боролся с собой. Я видела по его лицу, что внутри него идет битва. Брови то сходились вместе, то, отталкиваясь, разбегались вновь. Мандзю набрал ртом воздух, раздул щеки, задержал дыхание на несколько долгих мгновений. Зажмурился и протяжно выдохнул. Затем он сделал шаг в сторону Сягэ, а потом резко отпрянул и отошел подальше. Опустил руки, и те безвольно повисли вдоль тела. Мандзю вновь набрал побольше воздуха, желая что-то сказать, протянул руки к Сягэ и тут же опустил их. В конце концов он сдался и, проиграв эту битву, снова сел рядом с белокурой Сягэ.

– Да! Я люблю тебя, моя прекрасная Сягэ, но эта любовь преступна. И если поддамся ей, Аматерасу покарает нас, и я снова испытаю невыносимую боль из-за разбитого сердца. Ты меня понимаешь?

Мандзю согнул ноги, положил на них руки и опустил голову. Сягэ приподнялась и обняла его, прижав к плечам возлюбленного голову.

– Спасибо, что не стал скрывать от меня свои чувства. Было очень мучительно подозревать тебя в них, но не знать, так ли это на самом деле.

– Все так, Сягэ, – голосом мученика произнес Мандзю и положил ладонь на руку Сягэ. Голову он так и не смог поднять. – Только это признание бессмысленно. Нам не суждено быть вместе.

– Если мы будем встречаться с тобой под покровом ночи, никто и не узнает. Мизуки обещала не рассказывать о нас никому.

– О нас все равно узнают. Аматерасу все видит. Не стоит недооценивать высшую богиню.

– Мы будем очень осторожны. – Сягэ подняла голову и прикоснулась губами к щеке Мандзю. Он вздрогнул, сбросил с себя руки Сягэ и поднялся на ноги.

– Умоляю, не делай так больше!

– Хорошо, не буду, – согласилась она и хитро посмотрела на него. – Садись рядом, будем любоваться звездами. Не бойся, я не буду больше тебя целовать.

Одну маленькую победу Сягэ сегодня уже одержала. Она была страшно довольна признанием Мандзю. Когда тот снова сел с ней рядом, Сягэ положила голову ему на плечо. Мандзю расслабился и, как будто забывшись, осторожно обнял ее за талию. Меня терзала ревность. В сердце вонзилась заноза и колола его всякий раз, как я бросала взгляд на тенинов. Но, как хорошая подруга, я все же нашла в себе силы сделать доброе дело для них. Я выпустила в темноту блуждающие огоньки. Они кружились над головами природных духов, играя тихую мелодию, наполняя сладостным чувством сердце и душу.

Дерзкий ветер грубо прижимал траву к земле, пуская волны по поляне. От его дуновений из стороны в сторону раскачивался стебель хиганбана, заставляя своих хранителей тревожиться. Спящая головка цветка то и дело клонилась к земле. Сягэ и Мандзю поочередно подставляли ладони к цветку, желая защитить хрупкую реликвию. Порой они вместе протягивали к цветку руки, встречаясь при этом глазами. Сягэ, счастливая и довольная, стыдливо отводила взгляд и опускала голову. Мандзю, напротив, не отводил глаз от возлюбленной, затем убирал ладонь от цветка и легкими касаниями проводил пальцами по щеке Сягэ. Она не отстранялась, лишь сильнее прижимала его ладонь к щеке. Блуждающие голубые огоньки кружились рядом, освещая их счастливые влюбленные лица. Этим двоим не нужно было слов, чтобы говорить друг с другом. Они объяснялись взглядом. Наверное, так и выглядят взаимные чувства.

Чтобы не переживали за хиганбану, я направила поток энергии к ней и создала защитный купол. Он накрыл цветок, и нежный стебель перестал гнуться от ветра. Успокоившись, цветок уснул, дав возможность своим хранителям вдоволь насладиться друг другом.

Неунимавшийся шалун-ветер разогнал все облака в небе, и круглолицая луна заглянула на поляну. Тонкий серебристый свет упал на два силуэта, окруженных мерцающими огоньками. Двое сидели, прижавшись друг к другу, наслаждаясь безмолвной ночью. Богиня ночи Цукуеми щедро рассыпала в небе звезды, и теперь их можно было читать на небесном покрывале. Природные духи тихо смеялись над своими шутками, стараясь не разбудить меня. Зависть и ревность жгучим ядом разливались внутри меня. Но я боролась с собой, позволяя этим двоим насладиться друг другом. По крайней мере, небесный закон они не нарушали. Нет ничего страшного, что хранители сидят рядом и любуются звездами. Но, похоже, Мандзю видел звезды лишь в глазах Сягэ, и от этого у меня щемило сердце.

– Приходи завтра ночью снова, – прошептал ей в волосы Мандзю.

Это последнее, что я услышала, прежде чем сон забрал меня в свое царство.

ПЛЕЙЛИСТ:

Toshiro Masuda – Hinata vs. Neji (Naruto)

Billie Eilish – I love you

BTS – Fake love (slowed)

Солнечные лучи уже давно грели мою лисью морду и били в глаза – я видела их красный свет сквозь закрытые веки. Я хотела прикрыть морду хвостом, чтобы поспать еще чуть-чуть, но кончика моего носа коснулся дымный аромат готовящейся еды. Он вырвал меня из сна.

Мне снился отец. Разгневанный, он бежал за мной с толстенной палкой в руках по Ёми и кричал. В Ёми нет эха. Ничто не разносило его голос по царству мертвых. Он проклинал меня. Кричал, что я не имела права лезть в Книгу Жизней и самовольно дарить лучшую жизнь Когими. Отец почти догнал меня, но я, поднырнув под палкой, бросилась в желтую реку и поплыла что есть мочи, гребя лапами. Недвижные воды тянули на глубину. Мне казалось, что я не плыву, а лишь барахтаюсь на месте. Но маленькая точка на том берегу увеличивалась с каждым гребком. Это дало мне надежду. Я начала перебирать лапами в мутной желтой воде еще быстрее, и вот размытая точка обрела четкие очертания. Это был Когими. Протянув руку, он схватил меня за лапу и вытянул из смрадных вод на берег. Обессиленная, я легла на желтый песок, пытаясь отдышаться после быстрого бега и мучительно долгого барахтанья в воде. Голос отца, оставшегося на том берегу, стих. Я повернулась к нему: он упер руки в бока и, прищурившись, наблюдал за нами. «Совсем выбилась из сил, бедняжка», – душа смертного склонилась надо мной и потрепала за морду. Я уткнулась носом в его ладонь. Рука ничем не пахла – от нее лишь веяло холодом. «У меня будет к тебе просьба, Мизуки. Сможешь выполнить?» – Когими заглянул мне в глаза. «Конечно», – попыталась ответить я, но не услышала своего голоса. Смертный склонился надо мной и, едва касаясь губами уха, тихо произнес: «Не трогай моего сына, Мизуки. Оставь его в покое, отступись от него». – «Я и не собиралась трогать твоего сына», – попыталась сказать я, но голос снова изменил мне. Слова беззвучно вылетали изо рта. «Мизуки!» – разорвал тишину крик отца, и Ёми тут же исчезло.