– Скажите, пожалуйста, здесь живет Огэстос Макнил?
– Он лежит в больнице. Где ему еще быть?
– Без сомнения. А может быть, здесь живет кто-нибудь из его родных?
– А что вам от них надо?
– У меня к ним дело.
– Поднимитесь в верхний этаж, там найдете его жену. Но я не думаю, чтобы вам удалось ее увидеть, – бедняжка ужасно потрясена несчастьем, случившимся с ее мужем. Они только полтора года как повенчались.
Лестница была испещрена следами грязных ног и кое-где посыпана золой. Наверху он увидел свежевыкрашенную темно-зеленую дверь и постучал.
– Кто там? – раздался женский голос.
Он дрогнул. Должно быть, молоденькая.
– Миссис Макнил дома?
– Да, – ответил звонкий женский голос. – В чем дело?
– Я по поводу несчастного случая с мистером Макнилом.
– По поводу несчастного случая?
Дверь осторожно приоткрылась. У женщины был резко очерченный молочно-белый нос, такой же подбородок и масса волнистых рыжевато-коричневых волос, которые мелкими плоскими кудрями лежали на ее высоком узком лбу. Серые глаза остро и подозрительно посмотрели ему прямо в лицо.
– Могу я с вами минуту поговорить о несчастном случае с мистером Макнилом? Существует целый ряд законов, и я считаю своим долгом поставить вас о них в известность… Кстати, я надеюсь, ему лучше?
– О да. Он скоро вернется домой.
– Можно войти? Это довольно долго объяснять.
– Я думаю, что можно. – Ее пухлые губки сложились в лукавую улыбку. – Я думаю, вы меня не съедите.
– Нет, честное слово, не съем. – Он нервно рассмеялся.
Она повела его в темную гостиную.
– Я не открываю ставен, чтобы вы не видели беспорядка.
– Позвольте представиться, миссис Макнил. Джордж Болдуин, восемьдесят восемь, Мэйден-лейн. Моя специальность, видите ли, несчастные случаи вроде вашего. В двух словах: вашего мужа переехал поезд и он чуть не погиб благодаря преступной халатности служащих Нью-Йоркской центральной железной дороги. Вы имеете все основания возбудить дело против железной дороги. Я также думаю, что «Эксцельсиор и K°» предъявит иск за убытки, причиненные фирме несчастным случаем, то есть за потерю лошади, тележки и тому подобного.
– Вы хотите сказать, что Гэсу возместят все убытки?
– Совершенно верно.
– А как вы думаете, сколько он получит?
– Ну, это зависит от того, насколько тяжелы его увечья, от судебного решения и, может быть, от ловкости адвоката. Я думаю, десять тысяч долларов – подходящая сумма.
– А вы сейчас не берете денег?
– Гонорар адвоката редко уплачивается до того, как дело доведено до успешного конца.
– А вы настоящий адвокат? Правда? Вы выглядите слишком молодым.
Серые глаза метнули на него взгляд. Оба рассмеялись. Он почувствовал, как теплая, неизъяснимая волна пробежала по его телу.
– Я адвокат, моя специальность – несчастные случаи. Не далее как в прошлый вторник я взыскал шесть тысяч долларов в пользу одного клиента, который попал под почтовый фургон. В настоящее время, как вам, вероятно, известно, поднята усиленная кампания за упорядочение уличного движения на Одиннадцатой авеню. Момент, как мне кажется, чрезвычайно подходящий.
– Скажите, вы всегда так говорите? Или только в деловом разговоре?
Он откинул голову и рассмеялся.
– Бедный старый Гэс, я всегда говорила, что ему везет.
Плач ребенка раздался из-за перегородки.
– Что это такое?
– Это ребенок. Малютка все время только пищит.
– Так у вас есть дети, миссис Макнил? – Это открытие несколько охладило его.
– Только один. А что?
– Ваш муж лежит в больнице скорой помощи?
– Да, и я думаю, что вам позволят повидаться с ним, если вы по делу. Он ужасно стонет.
– Если бы я мог достать несколько человек свидетелей…
– Майк Дойни, полисмен, все видел. Он приятель Гэса.
– Ей-богу, это верное дело! Мы им покажем. Я пойду прямо в больницу.
Новый взрыв плача раздался из соседней комнаты.
– Ах ты, дрянь, – прошептала она, скривив лицо. – Деньги нам очень пригодились бы, мистер Болдуин.
– Ну, мне пора. – Он взял свою шляпу. – Я, конечно, сделаю все возможное. Можно заходить к вам время от времени и докладывать о ходе дела?
– Надеюсь, вы придете.
Когда они прощались, стоя у дверей, он не мог сразу отпустить ее руку. Она покраснела.
– Ну, до свидания и большое спасибо за то, что вы зашли, – сказала она.
Чувствуя головокружение и спотыкаясь, Болдуин спустился по лестнице. Кровь стучала ему в виски. Самая красивая девочка, какую я когда-либо видел. На улице шел снег. Снежные хлопья робко ласкали его пылавшие щеки.
Небо над парком было усеяно маленькими облачками, точно лужайка белыми цыплятами.
– Алиса, пойдем по этой тропинке.
– Нет, Эллен, папа приказал мне идти из школы прямо домой.
– Трусиха!
– Эллен, ты ведь знаешь, как воруют детей.
– Я же тебя просила не называть меня Эллен.
– Ну хорошо – Элайн.
На Эллен было новое черное шотландское платьице. Алиса носила очки; ноги у нее были тонкие, как шпильки.
– Трусиха!
– Вот видишь, какие страшные люди сидят на скамейке. Идем, Элайн, красотка, идем домой!
– А я не боюсь. Я умею летать, как Питер Пэн в сказке.
– Что же ты не летаешь?
– Сейчас не хочется.
Алиса начала хныкать:
– Эллен, какая ты скверная! Ну идем же домой, Элайн.
– Нет, я пойду гулять в парк.
Эллен спустилась с лестницы. Алиса несколько секунд стояла на верхней площадке, балансируя то на одной, то на другой ноге.
– Трусиха, трусиха, трусиха! – закричала Эллен.
Алиса убежала плача:
– Я скажу твоей маме.
Эллен пошла по асфальтовой дорожке между кустами, высоко вскидывая ноги.
В новом шотландском платьице, купленном мамой в магазине Херна, Эллен шла по асфальтовой дорожке, высоко вскидывая ноги. Серебряная брошка сверкала на плече нового черного шотландского платьица, купленного мамой в магазине Херна. Элайн из Ламмермура шла к венцу. Невеста. Там-там-там, там-там-там – гудят волынки по полям. У человека на скамье пятно под глазом. Подстерегающее черное пятно. Черное, подстерегающее пятно. Черный шотландец, похититель детей. Среди шелестящих кустов похитители детей – на черной страже. Эллен уже не вскидывает ноги. Эллен ужасно боится черного шотландца, похитителя детей, огромного, скверно пахнувшего шотландца с черным пятном под глазом. Она боится бежать. Ее отяжелевшие ноги шаркают по асфальту – она пытается бежать по дорожке. Она боится повернуть голову. Черный шотландец, похититель детей, в двух шагах за ней. Когда я добегу до фонаря, я догоню няньку с ребенком; когда я догоню няньку с ребенком, я добегу до большого дерева; когда я добегу до большого дерева… Ох, как я устала… Я пробегу по Центральному Западному парку и прямо по улице домой. Она боялась свернуть. Она бежала, и у нее кололо в боку. Она бежала до тех пор, пока во рту у нее не стало горько.
– Куда ты бежишь, Элли? – спросила Глория Дрейтон – она прыгала через скакалку на опушке парка.
– Так мне хочется, – задыхаясь, сказала Эллен.
Винная вечерняя заря окрашивала тюлевые занавески и просачивалась в голубой мрак комнаты. Они стояли у стола. Звездные нарциссы в горшке, еще завернутом в папиросную бумагу, блестели фосфорическим блеском и издавали влажный запах земли, смешанный с острым, бесстыдным ароматом.
– Вы очень любезны, мистер Болдуин. Я завтра снесу цветы Гэсу в больницу.
– Ради бога, не называйте меня так.
– Но мне не нравится имя Джордж.
– А мне нравится ваше имя, Нелли.
Он стоял, глядя на нее. Тяжелый аромат струился с ее рук. Его руки болтались, как пустые перчатки. Ее глаза почернели, зрачки расширились, припухшие губы тянулись к нему из-за цветов. Она подняла руки, чтобы закрыть лицо. Он обнял ее худенькие плечи.
– Право, Джордж, мы должны быть осторожны. Вы не должны приходить сюда так часто. Я не хочу, чтобы все старые сплетницы в доме начали болтать.