Переход в политическую сферу отношений поляризовал круг знакомых писателя. Из-за «Патрика Генри» Хайнлайн потерял довольно много друзей. В его списке рассылки были сотни писателей и издателей, большинство просто проигнорировали присланную петицию, а некоторые категорически отказались ее подписывать. Давний редактор Хайнлайна в журнале «Astounding» Джон Кэмпбелл ответил письмом, в котором полностью согласился с мнением Боба, но подписывать петицию отказался, объяснив, что все это бесполезная трата времени: демократия неработоспособна в критической ситуации. Все это Джон, как обычно, изложил на нескольких страницах отменно длинного письма. Издательство «Scribner’s» тоже ничем не порадовало писателя. Его редактор Алиса Далглиш «написала мне мутное письмо, согласившись со мной по каждому пункту, но твердо отказалась подписаться, думаю, старушка жутко боится Третьей мировой войны и надеется, что если она закроет глаза, то страшилка пропадет сама собой…». Второй (более лояльный к писателю) редактор, Джинни Фаулер, вообще не ответила, глава издательства Чарльз Скрибнер также не снизошел до ответа, «может, он думает, что он – господь бог, но я думаю, что, будь я издателем и получи я письмо от одного из моих писателей, чьи книги принесли фирме прибыль свыше ста тысяч долларов, я, как минимум, проявил бы любезность и ответил. Да провались он ко всем чертям – мне досадно, что приходится иметь дело со „Scribner’s“…»

В июне кампания «Патрик Генри» была прекращена – Хайнлайны были ею истощены физически и финансово. В политической сфере она не принесла никаких результатов – президент Эйзенхауэр ввел мораторий на ядерные испытания, правда продлился он всего до 1961 года. В сфере профессиональной она обеспечила писателю несколько потерянных друзей и несколько недоброжелательно настроенных критиков.

В октябре 1958 года Хайнлайн попытался сесть за очередной подростковый роман – его героиней была Фрис Подкейн, марсианка, которая никогда не была на Земле. Роман медленно подползал к сотой странице, однако легкомысленные приключения юной особы не совпадали с настроем писателя.

«Прямо сейчас для меня самое неподходящее время начинать новый роман. Мне все больше и больше не нравится то, что сейчас витает в воздухе, и от этого мне крайне тяжело писать популярную фантастику…»

То, что витало в воздухе, побудило Хайнлайна решиться на поездку в СССР – ему нужно было наконец-то увидеть врага своими собственными глазами. Он отправил Вирджинию на курсы русского языка (в их семье лингвистом была она), а сам отложил рукопись о юной марсианке в архив и начал думать совсем в ином направлении – свобода и ответственность, гражданский долг и тому подобные вещи. Джон Кэмпбелл, отказавшись участвовать в движении «Лига Патрика Генри», объясняя Хайнлайну бесперспективность стандартных демократических процедур, заявил, что в самой сути демократии «есть нечто, что не позволяет ее лидерам принимать правильные решения». По-видимому, нужно было менять что-то в базовых основах демократии. Политическая и гражданская незрелость его профессиональных коллег (а также полная безответственность республиканцев перед лицом красной угрозы) с неизбежностью привела его к мысли об избирательном цензе. Демократия крайне неэффективна, но у человечества нет ничего получше на замену, поэтому нужно было попытаться как-то ее модифицировать.

Собственно, готовую схему он позаимствовал у древнегреческих полисов, где избирательным правом пользовались только граждане, готовые в любой момент вступить в ополчение. Позднее он вспоминал, что эту мысль его отец Рекс Ивар Хайнлайн вложил в голову маленького Бобби еще в 1912 году: «Лишь те, кто воевал за свою страну, достойны ею управлять». Разумеется, схема была не более чем мысленным экспериментом, способом поставить вопрос, а не готовым рецептом:

«Я не утверждаю, что эта система приведет к более эффективному правительству, и не знаю ни одного способа, как обеспечить „осмысленные“ и „взвешенные“ выборы. Но я рискну предположить, что эта вымышленная система даст результаты не хуже, чем наша нынешняя. Я, конечно же, не думаю, что существует даже отдаленная вероятность, что мы когда-нибудь примем подобную систему…»

Приравняв в своей аксиоме социальную зрелость с готовностью сражаться, Хайнлайн с неизбежностью вынужден был исследовать вопрос о войне, насилии и противоборстве как таковых. Проблема соотнесения личной и общественной морали и насилия достаточно сложна, но Хайнлайн разрешил ее как чисто биологическую проблему, заняв позицию наивного материалиста. В этом он очень сильно напомнил мне Ефремова, который столь же лихо «разъяснил» красоту биологической целесообразностью. В своем письме Теодору Старджону от 5 марта 1962 года Хайнлайн обозначил ключевую тему романа таким образом:

«…этот роман – исследование, вопрос о том, почему люди сражаются, исследуется как моральная проблема… я попытался ее проанализировать как писатель. Почему люди сражаются? Какова природа силы и насилия, этично ли их применение, и если да, то при каких обстоятельствах?

И я пытался выявить на основе наблюдений некую фундаментальную основу поведения человека, и я пришел к выводу, что единственная основа, которая не требует бездоказательных предположений, – это вопрос выживания как альтернатива невыживания в самом широком смысле этого слова. То есть я определил „моральное“ поведение как поведение, ведущее к выживанию… человека, семьи, племени, нации, расы.

Истинный этот тезис или нет, но он стал главной темой книги… и каждая ее часть, каждый эпизод исследует некие выводы или следствия из основной теоремы.

Морален ли призыв на военную службу? Нет, потому что моральные решения не могут быть определены законом. Вопрос о том, сражаться или нет, является личным моральным решением… И все прочее в этой книге основывается на этой единственной теореме…»

Роман был задуман в обычной скрибнеровской схеме бильдунгсромана, где герой:

а) покидает привычную социальную среду;

б) сталкивается с трудностями и узнает, как устроена жизнь, – не без помощи одного или двух наставников (людей Хайнлайна Третьего типа по классификации Паншина, таких как Джубал Хэршоу и другие);

в) самостоятельно делает какой-нибудь нелегкий моральный выбор;

г) в процессе становления приходит к осознанию предложенных писателем истин.

Как и «Скафандр», это был заход на второй круг, переосмысление прежнего материала. На этот раз пришла очередь «Космического кадета», поэтому пункты а) и б) были очевидны. С пунктом в) все было несколько сложнее. Если перед героем «Кадета» стоял нелегкий выбор – бомбить или нет родной город во имя мира на Земле, то перед героем нового романа стояла перспектива личного участия в полномасштабной галактической войне. Не столь драматично, как удар по совести, зато куда более материалистично, ведь на войне могут и убить. Чтобы подкрепить моральность выбора, оппонентами человечества, живущего, по выражению самого Хайнлайна, в «либертарианской, демократической, почти идиллической утопии», стали жукоглазые коллективисты с планеты Клендату.

Первым рабочим названием романа было «Shoulder the Sky» («Взвалить небо на плечи», «Подпирая плечом небо» или что-то в этом роде). Хайнлайн любил вставлять «Небо» в названия, у него есть «Фермер в небе», «Школа/Туннель в небе», «Сироты неба», «Лифт в небо» и тому подобное, а теперь в небе появилось «плечо». Само название происходит из стихотворения А. Э. Хаусмана: