Вдалеке, как по команде, раздается одинокий жуткий вой, слышимый даже через двойные стеклопакеты. Не собачий, конечно. Где-то там волки, которых Дэш постоянно видел в лесу, все еще бродят по горам, бледные, как призраки, в поисках своей следующей добычи.
Когда подхожу к двери спальни Пакса Дэвиса, меня начинает трясти. Пакс никогда не был дружелюбен по отношению ко мне. Да и вообще ни к кому. В лучшие времена его дружелюбие можно было описать только как завуалированную враждебность, даже когда он общался с Рэном и Дэшем. При обычных обстоятельствах я бы не осмелилась постучать в дверь его спальни, но в последнее время что-то изменилось. Я видела, как он обращается с Пресли. Видела, как он смотрит на нее. Любой мужчина, который так смотрит на девушку, не может быть злым.
Я стучу, прижимаясь к дверной коробке, мысленно готовясь к тираде оскорблений, которую мне предстоит вынести. Но когда Пакс открывает дверь, тот не брызжет на меня ядом. Он хватает меня за плечо и с облегчением произносит: «О, это ты. Слава Богу», и тащит меня в свою комнату.
Я чуть не проглатываю свой язык.
— Ого. Боже. Я… Черт… — Хотелось бы мне не лопотать, когда нахожусь в замешательстве.
В комнате грязновато, но не так плохо, как я думала. Я могу видеть почти весь пол. На самом деле, немного повернувшись, чтобы осмотреть владения Пакса, я обнаруживаю, что здесь все довольно упорядоченно. Если не считать множества фотографий, прикрепленных к стенам и сложенных в неустойчивые стопки на всех доступных поверхностях.
Пресли сидит на кровати, завернувшись в пуховое одеяло, и… О, черт. Она что, голая? Я что-то прервала? Приблизившись, я с явным облегчением обнаруживаю, что нет, подруга полностью одета под одеялом. Толстовка на ней выглядит так, будто принадлежит Дэвису. Парень, который когда-то сделал из игнорирования Прес олимпийский вид спорта, ходит взад-вперед, перебирая пальцами несуществующие волосы; у меня такое ощущение, что, если бы его голова не была обрита, он бы вырывал их с корнем.
— Скажи ей. — Он смотрит на меня свирепым взглядом.
— Что ей сказать?
— Ее рвало все утро, а теперь, когда ей стало лучше, она не хочет ничего есть.
— Я не хочу ничего есть, потому что чувствую себя лучше, — горячо говорит Чейз из своего пухового гнезда. — Стоит мне положить что-нибудь в желудок, как оно тут же выскочит обратно. И это отстой, Пакс. Это действительно отстой. Так в чем, блядь, смысл?
— Смысл в том, что ты окажешься в больнице, Чейз!
Ну, блин. Я и представить себе не могла, что мне придется жалеть Пакса Дэвиса. Не в этой жизни. Отчаяние сквозит в его словах, когда он идет к кровати, скрестив руки на груди.
— Однажды я уже затащил твою задницу в больницу, Пресли Мария Уиттон Чейз. Не думай, что я не сделаю это еще раз. Ты сильно ошибаешься.
Кто… кто этот человек? Я не узнаю его. Со странной и внезапной ясностью я понимаю, что совсем его не знаю. Пресли тоже ведет себя как незнакомка. Она сжимает челюсть, вызывающе глядя на Пакса.
— Ты никуда меня не потащишь. Я буду есть, когда буду готова. А сейчас, пожалуйста, оставь меня на минутку, я бы хотела побыть со своей подругой. Я не видела ее целую вечность, и…
Пакс рычит, резко оборачиваясь, его сланцево-серые глаза впиваются в меня.
— Банан. Йогурт. Что-нибудь. Если она ничего не съест к двум часам дня, я свяжу ее и буду кормить насильно.
Пресли рычит, бросает подушку в Пакса, который выходит из комнаты. Она попадает ему в спину, но тот даже не реагирует.
— Ты можешь в это поверить? — Прес ведет себя так, будто никогда не встречала Пакса Дэвиса, и такое поведение вызывает у нее шок; а ведь она годами бегала за ним. Она прекрасно знает, что эта версия Пакса совершенно доброжелательна по сравнению с тем парнем, который раньше бродил по коридорам академии в поисках крови.
— Поверь, я знаю, как это прозвучит, но… — Я смеюсь себе под нос. — Мне кажется, он ведет себя вполне разумно.
По веснушчатому лицу Пресли пробегает предательство. Гнев в ее глазах сменяется болью.
— Ну и ну. Должно быть, ад замерз, если ты считаешь, что Пакс ведет себя более разумно, чем я. Черт.
Присев на край кровати, я беру ее за руку и грустно улыбаюсь.
— Ты беременна, Прес. Ты носишь его ребенка. Пакс любит тебя и беспокоится о тебе. Нет ничего безумного в том, что он хочет сохранить вас двоих в безопасности и здравии…
Прес отдергивает руку. Закрывает глаза, засовывает обе руки под одеяло, заметно отстраняясь.
— Не говори так. Нас двоих. Нет никаких нас двоих. Почему все считают, что я позволю этой ситуации продолжаться дольше, чем она уже продолжается? Я… — Она тяжело выдыхает, ее ноздри вспыхивают. — Я…
— Не знаешь, что делать? — предлагаю я.
Пресли испускает громкий всхлип и откидывается назад на стопку подушек, прислоненных к изголовью кровати. Один всхлип быстро превращается в серию, а затем Пресли растворяется в потоке душераздирающих слез.
— О, Господи. Все хорошо. Ш-ш-ш, иди сюда. — Я беру Прес за руки и притягиваю к себе, хотя сначала она сопротивляется. Рыжие волосы рассыпаются по плечам, и я провожу рукой по ее спине — слабая попытка успокоить ее. — Все будет хорошо. Несмотря ни на что, все будет хорошо. Что бы ни случилось, у тебя есть я, и Эль, и твой отец. И Пакс…
— Нет! — Она садится, снова отстраняясь. Шмыгает носом, вытирая его тыльной стороной ладони. — У меня не будет Пакса. Ты не понимаешь. Здесь нет правильного решения. Если я оставлю этого ребенка, все будет так напряженно. Мы сами еще дети, Кэрри. Мой отец постоянно говорит мне… Давление. Недостаток сна. Крики и плач. Это будет слишком много для него. Для нас обоих. Пакс уйдет. А если я не рожу ребенка, то стану чудовищем, убившим его ребенка. Он никогда не сможет смотреть на меня и не видеть меня такой, Карина. Не сможет. Так что, да. Он уйдет. В любом случае, Пакс уйдет, и мой мир закончится. Я просто… я не могу…
Ее тело сотрясает дрожь. Пресли всхлипывает, ее дыхание вырывается неровными вздохами, которые звучат болезненно. Я подумываю о том, чтобы снова обнять ее, попытаться облегчить страдания, изливающиеся из нее, но потом отказываюсь от этого плана. Ее тело напряжено, в нем столько напряжения, что боюсь, что она может сломаться, если я попытаюсь ее обнять.
— Мне кажется, ты недооцениваешь его, — говорю я. — Я думаю, он останется, несмотря ни на что. Разве ты не видишь, как он смотрит на тебя? Ты должна знать, как сильно он тебя любит…
— Любви недостаточно!
Я игнорирую ее, потому что, давайте признаем, она ведет себя глупо.
— И ты также недооцениваешь себя. Как ты смеешь недооценивать одну из моих лучших подруг? — Я усмехаюсь, чтобы дать ей понять, что поддразниваю ее. — Почему ты думаешь, что твой мир рухнет, если Пакс уйдет? Разве ты не знаешь, кто ты такая, Пресли Чейз? Ты такая чертовски сильная. Чертовски умная. Блядь, да ты гениальная. В этом мире нет ничего такого, с чем бы ты не справилась. Я знаю это, потому что знаю обо всем, с чем ты уже боролась и что преодолела. Ты борец, Прес. Чертов победитель. Я не буду сидеть здесь и слушать, как ты говоришь о себе такие дерьмовые вещи. Парень не определяет тебя. Даже такой горячий и сумасшедший, как Пакс Дэвис.
Пресли фыркает, ее слезы утихают. Кончик ее носа стал розовым.
— Твое мнение обо мне очень великодушно.
— Нет. Это все заслужено. — Я отказываюсь вспоминать все те ужасные вещи, которые Джона делал с ней. Но она пережила это. Пресли боролась за свою чертову жизнь, и победила. Ее нынешняя ситуация может быть не простой. Ладно, не простая — это преуменьшение. Она дерьмовая и сложная, и это важно, но Пресли — крутая, и ей нужно помнить об этом.
Тени под ее глазами выглядят еще более похожими на синяки, чем когда я только вошла в комнату, но выражение ее лица постепенно становится похожим на осторожную надежду. Она вытирает нос рукавом толстовки Пакса.
— Ты так думаешь?
— Я, черт возьми, уверена в этом. Но в любом случае, тебе нужно послушать своего парня и что-нибудь съесть. Что бы ты ни решила делать, голодание делу не поможет, не так ли?
