Заношу в подраздел: для ночёвки – одеяло, даже парочку, не на голой же земле спать! Палатка отпадает – тяжела, да и не поставлю я её одна. Котелок, ложка, нож… Нож есть дарёный, кружка есть, но лучше заменить на небьющуюся. Ах да, ещё тарелка-миска нужна. Спички, зажигалка или огниво – что предложат. Потому что совсем рядом, в пределах видимости нагло порскают упитанные кролики, выпархивают из высокой травы какие-то мелкие курочки – должно быть куропатки. Без еды здесь не останешься, но не сырым же всё есть? Как приготовить, я уж соображу, главное – в чём и на чём… Хорошо бы ещё маленькую сковородку. Будут мука и вода – вот тебе и оладьи на завтрак.

Вот он, опять этот кроль высунулся. Застыл, ирод, всякий стыд потерял, уставился на меня, пережёвывая что-то. Глаза так и косят, уши разворачиваются локаторами на малейшие попискивания вокруг. Живи, братец Кролик, я ещё не настолько голодная. Теоретически понимаю, что ты – еда, но до практики ещё далеко. Тебя же мало подстрелить. У меня заранее руки опускаются, как представлю, что толстая безжалостная стрела вонзится в твою шею, даже заверещать не успеешь, и замолотят в последней судороге сильные задние лапы, а передние слабо дёрнутся. И надо будет выдёргивать из тебя, ещё тёплого, стрелу, снимать каким-то образом шкурку… Это называется – «освежёвывать», услужливо подсказывает внутренний голос и нервно хихикает. Даже передёргиваюсь. Выпотрошить, промыть… Зажарить-то я его смогу, не проблема, и с костром управлюсь, и с угольями. Да вот беда: привыкла иметь дело с цивилизованным куском мяса, а не с живой тушкой, что смотрит на меня мило и задумчиво и жуёт при этом травинку.

И как я при такой доброте умудрилась раптора завалить? Случайно, не иначе.

Думаю о всякой ерунде, пытаясь суетными мыслями заглушить одну, насущную, настойчиво отпихивающую преувеличенные заботы о дорожном скарбе и подножном корме. Наконец, понимаю, что деваться некуда. Надо самой себе ответить: что теперь делать, если Мага жив? Куда бежать? Вот-вот – и я ударюсь в панику. Я почти не помню того, что между нами было, лишь саму суть – было, да! Что-то интересное, романтичное, красивое… так резко и трагично оборвавшееся. Но до сих пор хорошо помню ужас – иначе не скажешь, когда после недельной непрерывной тошноты, головокружений и, наконец, обморока решилась, наконец, пойти к врачу, а мама, видя, как я трясущимися руками перебираю документы, разыскивая медицинский полис, прямо спросила: доча, а ты не беременна, часом? Мать и то раньше, чем я, догадалась о причине недомогания. А я – что я могла ей ответить? Да, мамочка, похоже, у меня и задержка небольшая, но вот только я понятия не имею, как, где и с кем, и когда… Так, что ли?

Пришлось сочинить – сочинить! – историю о курортном романе, о том, что в моём-то возрасте пора уже если не о замужестве думать, то хотя бы родить, для себя. И изображать спокойствие, будто всё идёт по заранее составленному плану. Будто я и впрямь ездила на море за этим – встретить отца своего будущего ребёнка. А на самом деле… я так и пребывала в уверенности, что какая-то сволочь ухитрилась меня подпоить, одурманить, наркотиков подсыпать, загипнотизировать – уж не знаю, что! – но только таким вот гнусным образом мною воспользоваться.

И как после этого я могла относиться к отцу моих детей?

Да, Мага, я, конечно, устроила тебе нелёгкую жизнь. Но и сама по твоей милости хлебнула… Прости, я рада, что ты жив, но к детям тебя не подпущу. Не надейся. И не смей ломать наш устоявшийся мирок, он не для тебя. Не отдам.

Сжимаю кулаки.

Вот и определилась.

Несколько раз основную дорогу пересекают боковые. Но в их сторону я даже не смотрю. Не нужны мне случайные приработки, охота ради охоты; делать мне нечего – за деревенскими упырями гоняться? Добраться бы до города; там хоть люди вокруг.

…Да, фляжка непременно нужна. Дорога подсохла и меня преследует пыль от собственных шагов; мельчайшая, вездесущая и всепроникающая. Мало того, что на зубах скрипит, так и глотка пересохла, а колодцев поблизости не видно. Одёргиваю себя. Терпи, голуба. Никто тебе курорта не обещал. Уже большую половину пути прошла… надеюсь.

Стараясь отвлечься, думаю о гостинице. Особо в планах не разлетаюсь, почему-то в последнее время всё, о чём ни загадываю, летит кувырком. Но имею я право, в конце концов, помечтать! Не о чистой постели, тут уж надо быть реалистом, а хотя бы о топчанчике, о диване, пусть даже деревянном, как у Галы, чтобы вытянуться на нём и ноги повыше закинуть… Пусть будет скромная комнатень три на три метра, чтобы втиснулась кровать, чтобы было куда пристроить немудрящее снаряжение, чтоб тазик с водой да хорошая дверь с засовом, а то мало ли кто шляется по коридорам придорожных заведений. В общем, мне бы самый минимум.

Меня снова тянет присесть на обочину, но я не решаюсь, помня о времени. Вдруг не успею до темноты к ночлегу? А ночевать в степи, на голой земле, открытой всем ветрам, неизвестным хищникам и змеям… кое-где я их успела заметить, и такое соседство никак меня не прельщает.

Вот и ещё один перекрёсток. Справа со стороны отдалённой деревеньки не спеша приближается всадник. Возможно, кто-то из местных, по своим обывательским делам, или странник, такой же, как я. В любом случае – друг друга мы не минуем. Иду спокойно, с достоинством, но колчан на всякий случай поправляю, чтобы под рукой был, если что.

К перекрёстку мы поспеваем одновременно. Бок о бок с ним трусит серенькая лошадка под небольшой поклажей.

Странник чинно приподнимает шляпу, похожую на ковбойскую. И вообще с виду – поживший, но бодрый ковбой-профессор, Индиана Джонс, так и состарившийся в седле. Одет просто: холщовые штаны заправлены в сапоги, из-под расстёгнутой по случаю тёплого дня замшевой куртки проглядывает белая рубаха. Седые длинные волосы собраны в хвост. Абсолютно седая, аккуратно подстриженная бородка. Седые брови. Яркие весёлые глаза… не разберу, какого цвета. Ослепительная улыбка.

Да что б мне в этом возрасте и такие зубы!

– Приветствую, леди, – учтиво произносит он. – Нам, кажется, по дороге?

– Приветствую, сэр, – отвечаю в тон. – Угадали. Придётся нам немного потерпеть друг друга. Впрочем, это ненадолго, думаю – вы меня скоро обгоните.

– Никоим образом! – поспешно возражает. – Не могу добровольно лишить себя столь прекрасного общества. Смею предположить, что ближайшей вашей целью является местный постоялый двор? Здесь только один подходящий объект для внимания одиноких путников. – Киваю. – В таком случае, воспользуйтесь моей заводной лошадью. Иначе такими темпами вы до заката не успеете добраться до места. Присоединяйтесь, леди!

Заманчиво. Однако гляжу на лошадку с сомнением. И дело не в том, что она повыше известных мне Лютика и Веснушки, и седло мужское. Несколько часов можно потерпеть, и Индиана выглядит вполне располагающе… Однако скептик я, скептик, воспитанный на маминых страхах. Полученное предложение весьма схоже с предложением от незнакомого автомобилиста подвести, а вы же знаете, чем это иногда может обернуться… Впрочем, чаще всего тебя действительно довозят до нужного места, отмахиваются от денег и улыбаются вот так же широко в ответ на твоё «Спасибо».

– Видите ли, сэр… – тяну кота за хвост.

Пожилой джентльмен понимает это по-своему.

– Джон. Сэр Джон. – Ещё раз приподнимает шляпу. – Странствующий рыцарь. К вашим услугам, прекрасная незнакомка.

Рыц… Кто? А чему я удивляюсь? Судя по тому, как приветливо разогревается кольцо паладина на моём пальце, передо мной ещё и коллега моего Наставника.

– Ванесса, – коротко представляюсь я. Звания и титула у меня не имеется, обойдёмся минимумом формальностей. – Видите ли, сэр Джон, я весьма рада вашему предложению, как и вашему обществу, кстати. – И это правда, я не лукавлю, он мне симпатичен, этот седобородый скиталец. – Вот только я не совсем привычна к этому виду транспорта. И к мужскому седлу, честно сказать. И лошадка ваша высоковата…

– Это всё поправимо, – благодушно отвечает он. – Зато не собьёте ноги и не придётся ночевать в степи.