По возвращении домой Шекспир рассчитывал решить и насущные проблемы, помимо семейных. Лето выдалось более солнечным и сухим, чем обычно, а это означало, что дороги будут в более приличном состоянии. Самый прямой путь из Лондона в Стратфорд проходил через Хай-Уиком и Оксфорд, составляя 94 мили: трехдневное путешествие верхом — при условии ясной погоды и приличной дороги. Отправься Шекспир домой в начале сентября, когда солнце встает и садится около шести часов, у него было бы в запасе 12 часов до темноты, что на 4 часа меньше, чем в середине июля, и ровно на столько же больше, чем в темные декабрьские дни.

Шекспир начал свой путь у таверны «Колокол», что на Картер-Лейн, неподалеку от Собора святого Павла, где он, вероятно, взял у Уильяма Гринуэя лошадь напрокат. Гринуэй считался самым главным перевозчиком Стратфорда. Его повозка курсировала по маршруту Стратфорд — Лондон по крайней мере с 1581 года; в течение последующих двадцати лет Гринуэй был незаменим как разносчик писем, сообщений, продуктов, товаров и сплетен, которые доставлял туда и обратно. Гринуэи — ближайшие соседи Шекспиров по Хенли-стрит, от Шекспиров их отделяло лишь несколько домов. Возможно, именно Гринуэй привез Шекспиру печальные новости о смерти его сына Гамнета, равно как и об опустошительных пожарах в Стратфорде в 1594 и 1595-м (дом, в котором жила семья Шекспира, едва избежал языков пламени, Гринуэям повезло значительно меньше). Знатные горожане Стратфорда, которым нужно было разыскать Шекспира, пользовались посредническими услугами Гринуэя. «Ваше письмо от 25 октября попало ко мне в руки поздно ночью через Гринуэя, — пишет Абрам Стерли Адриану Куини 4 ноября 1598-го, — и это означает, что наш земляк Уильям Шекспир готов обеспечить нас деньгами»^[13].

Наряду с письмами Гринуэй перевозил и товары: он торговал тканями и доставлял их, а также сдавал внаем несколько лавочек на Миддл Роу в Стратфорде. Его торговля говорит о том, насколько город и деревня были нужны друг другу. Он выезжал из дома в Стратфорде, нагруженный вьюками повседневной продукции сельской Англии — шкуры ягненка и кролика, шерстяные рубахи, сыры. Для более состоятельных заказчиков Стратфорда он доставлял самые лучшие привозные товары с лондонских рынков. Поэтому, к примеру, когда осенью 1598-го Ричард Куини остановился в Лондоне на продолжительное время, по просьбе его жены Гринуэй привез ему табак, изделия из серебра и двадцать фунтов сыра; на обратном пути Гринуэй купил для нее апельсины. Воспользовавшись пребыванием мужа в Лондоне, она также просила его послать домой «изюм, смородину, перец, сахар и кое-что из бакалеи, если цена окажется разумной». Энн Шекспир, возможно, заказала мужу те же предметы роскоши.

Гринуэй брал за лошадь пять шиллингов в один конец — из Лондона в Стратфорд. Некоторым путешественникам он предлагал попутчиков. Когда соседу Шекспира Джону Сэдлеру потребовалось поехать в Лондон, он взял в Стратфорде лошадь напрокат, «разделив дорогу с посыльным», который знал самые верные дороги и таверны. Разумеется, пути Шекспира и Гринуэя не раз пересекались — им случалось путешествовать вместе и, возможно, делить кров и беседу. Вероятно, никто лучше Гринуэя не представлял себе, как Шекспиру удавалось жить двойной жизнью — лондонского драматурга и зажиточного горожанина Стратфорда. Однако они унесли свои разговоры в могилу.

Эпоха чосеровских паломников, время, когда английские католики — мужчины и женщины разных сословий — колесили по Англии в надежде поклониться святым мощам в Кентербери, Нориче и других местах, давно миновала. Королевские указы о бродяжничестве объявляли вне закона передвижения без определенной цели. Бездомных, скитавшихся от места к месту, скорее всего, пороли и гнали прочь. В Ардене эта проблема стояла особенно остро. Бродяжничество (кто-то просто потерял кров из-за череды неурожаев и быстрых темпов огораживания) стало столь серьезной проблемой в Стратфорде-на-Эйвоне, что в 1597 году вышел указ: с целью предотвратить перенаселение, в каждом домовладении разрешалось проживание только одной семьи. В 1599 году власти начали разыскивать тех, кто приехал в Стратфорд за последние три года.

К концу правления Елизаветы мало кто мог себе позволить свободно путешествовать по сельской Англии: в этот список входили выездные судьи, посыльные, солдаты, священники-католики, безработные, коих в Лондон привели поиски рабочего места, и, конечно, странствующие актеры. Труппа Шекспира Слуги лорда-камергера гастролировала по юго-восточной Англии, а, возможно, в ранние годы его актерской карьеры, и дальше. Печальное зрелище отрылось взору Шекспира по дороге домой в середине 1590-х, во время неурожая. Только воочию наблюдавший его последствия мог написать горькие строки о том, как зеленый злак

Сгнил юным, усиков не отрастив;

Загон пустует в наводненном поле,

Овечьим мором сыто воронье…

( «Сон в летнюю ночь»; II, 1; перевод М. Лозинского )

Шекспир также один из тех немногих, кто своими глазами видел далеко идущие последствия огораживания и вырубки лесов.

Путешествие домой, в Стратфорд, поздним летом 1599 года отнюдь не подарок: несколько дней пришлось трястись в тесном и жестком английском седле по изъезженным дорогам, а ночами — мириться с чужой, кишащей блохами кроватью. Указ 1555 года гласил: «Путешествовать по большим дорогам нынче неприятно, утомительно и опасно и для седоков, и для повозок». Случалось, что даже в относительно сухие месяцы в конце лета и ранней осенью дороги были непроезжими. К слову, в октябре того же года Томасу Платтеру не удалось совершить поездку из Оксфорда в Кембридж в личной карете. Кучер, арендовавший карету у одного богатого лорда в Лондоне, принес извинения, объяснив отказ тем, что дорога «безлюдна и пустынна, и к тому же недавно шли продолжительные дожди». Модные четырехколесные кареты подходили только для окрестностей Лондона, и не было вернее способа путешествовать по сельской Англии, чем в седле или пешком, а иногда не годилось и это. Когда Уилл Кемп, танцуя, прошел свой знаменитый путь от Лондона до Норича весной 1600-го, ему приходилось огибать грязные дороги, «полные рытвин».

Шекспир примкнул к тем семидесяти активистам, кто выступили в 1611 году в поддержку парламентского билля «за более качественный ремонт дорог и устранение погрешностей предыдущих уставов». Он действовал в своих интересах, понимая, что путешествие по разбитым дорогам — нелегкий труд, о чем сказал в 27 сонете:

Трудами изнурен, хочу уснуть,

Блаженный отдых обрести в постели.

Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —

В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз

Идут к тебе дорогой пилигрима,

И, не смыкая утомленных глаз,

Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума

Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.

И кажется великолепной тьма,

Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.

И днем и ночью — я всегда в пути.

( перевод С. Маршака )

Обязательства, связанные с родителями, женой и ее семьей, дочерьми, а также другие дела влекли Шекспира в Стратфорд. Однако, если 50-й сонет рассматривать как личное свидетельство, то путешествие домой, возможно, время от времени вызывало у поэта смешанные чувства, так как разлучало его с тем, с кем его связывали в Лондоне очень близкие отношения: