Весной, когда началась затяжная оттепель, стало очевидно, что сырое помещение на Мейденлейн, снятое в декабрьской спешке, совсем не подходит для театра. Не удивительно, что год спустя лорд-адмирал перевезет свою труппу из Розы, находившейся неподалеку от Глобуса, в северную часть города, объяснив, что Роза расположена в крайне неприятном и пагубном месте — рядом с «зимней ночлежкой». Как позднее заметит Бен Джонсон, Бэнксайд больше подходил для строительства оборонительной крепости, нежели театра. Глобус «отделяет от болот глубокая канава…» — пишет он. К счастью для Слуг лорда-камергера, зрители того времени не придавали зловонным запахам особого значения.
Весной, на строительной площадке, Шекспир, должно быть, не раз прохаживался по краю огромного круглого котлована для фундамента: круг, подобный этому, только в миниатюре, позже начертит Просперо в «Буре». Сценическая ремарка гласит: «Все они вступают в магический круг, очерченный Просперо, и останавливаются, зачарованные» (V, 1; перевод Мих. Донского). После того, как стены Театра были разобраны, старший плотник Питер Стрит вымерил точный диаметр котлована. Затем, уже на строительной площадке, Стрит очертил известью границы внешней стены театра, а потом и 72-футового амфитеатра. Это — рамка «магического круга». Планировалось, что, в отличие от Розы, сцена Глобуса будет полностью находиться в тени, чтобы на нее не попадали прямые лучи солнца. Зрителям, конечно, придется щуриться от солнечного света, но зато они быстрее согреются.
Слуги лорда-камергера, возможно и смогли бы, как они надеялись, начать репетиции к июню 1599-го, если бы плотникам не пришлось начинать строительство с нуля. Труппа продолжала арендовать Куртину вплоть до мая (в апреле Саймон Форман несколько раз посетил этот театр, о чем оставил запись в своем дневнике). Так как котлован удалось выкопать только к апрелю, стало очевидным, что Глобус вряд ли откроется раньше конца июля. Причина отсрочки — неожиданные заморозки. Весна выдалась сухой (это могло бы сильно ускорить процесс), однако, по свидетельству Джона Стоу, дни стояли на удивление холодные; Стоу презрительно отзывается о тогдашнем прогнозе погоды, согласно которому «прекрасная и благоприятная погода» наступит уже к первому новолунию апреля.
Перед возведением стен заливали фундамент. Вместе с заморозками пришли холода, сильно замедлившие работу; строителям пришлось копать землю на два штыка лопаты в глубину, чтобы вбить сваи ниже уровня промерзания почвы; потом они сделали дренаж для отвода воды, заполнив неглубокие траншеи щебенкой и галькой. Мороз мешал и каменщикам, которые затем должны были выложить кирпичный цоколь, выступающий от поверхности земли примерно на один фут, чтобы нижний, деревянный ярус будущего здания не сгнил. Было бы слишком рискованным — пагубная практика тюдоровских времен — начинать укладку кирпича до окончания холодов. Окажись в такой ситуации современные строители, они бы просто добавили в строительную смесь незамерзающую жидкость, тем самым предотвратив разрушение кирпичной кладки. Елизаветинцам же оставалось ждать потепления, чтобы продолжить работы; только так они могли выполнить условия договора с театром, согласно которому обещали установить «хороший фундамент из кирпича, щебенки и песка».
Лондонцы прекрасно знали о том, как ненадежны здания, построенные на скорую руку; они особенно опасны при большом скоплении людей; в августе 1599-го около сорока человек получили травмы и пятеро погибли (среди них и «две милейшего вида потаскушки», отмечает Джон Чемберлен), когда во время кукольного представления на Сент-Джеймс-стрит, на северо-западной окраине Лондона, обвалилось здание, где было полно народу. Ранее, в 1583-м, случилась другая трагедия — в Пэрис-Гарден во время медвежьей травли обвалилась галерея амфитеатра, битком забитая зрителями. Восемь человек, оказавшиеся под завалами, погибли, остальные получили увечья. Поэтому строители Глобуса медлили в ожидании подходящей погоды.
Однако Уильям Шеперд (рабочий, приглашенный Стритом для закладки фундамента) понимал: нельзя упустить подходящий момент. Хотя в начале весны и было сухо не по сезону, вскоре ожидались весенние ливни и паводок. Так и случилось в конце мая. Джон Стоу отмечает, что на неделе после Пятидесятницы Лондон сильно затопило: «…вода поднялась очень высоко, чего давно не случалось». Когда Темза вышла из берегов, вода добралась и до строительной площадки. Даже тридцать лет спустя, после того как вокруг Глобуса, по северной и южной границе, выкопали дренажные канавы, местность все равно затапливало во время весеннего половодья. Строителям оставался таким образом лишь небольшой промежуток времени между заморозками и началом паводка.
Пайщики столкнулись и с другими проблемами: началась судебная тяжба с Джайлзом Алленом по поводу здания Театра. Можно только представить себе, в какую ярость впал Аллен, обнаружив, что здание исчезло, трава затоптана, а по всему полю разбросаны засохшая штукатурка и битая черепица. Первый судебный процесс состоялся 20 января в Вестминстере — Аллен в Суде королевской скамьи «со всей строгостью» предъявил Питеру Стриту обвинение в нарушении границ частной собственности и порче имущества. Стрит явно не собирался ввязываться в эту историю, и, вероятнее всего, судебные издержки по защите строителей взяли на себя Бербедж и его партнеры. Обе стороны понимали, сколь сложным будет судебный процесс. Аллен, возможно, догадывался, что Бербедж нанесет встречный удар, выступив с заявлением в Суде мелких тяжб; Бербедж же в свою очередь ожидал, что Аллен в таком случае ответит новым обвинением в Суде королевской скамьи. Оба знали: если и это не поможет, Аллен опротестует дело в Звездной палате (что он в конце концов и сделал). Последнее, чего хотели бы Слуги лорда-камергера, — чтобы Аллен приостановил строительные работы или помешал их осуществлению. И хотя победа над Алленом была уже не за горами, счета за судебные издержки только увеличивались.
Слуг лорда-камергера тревожило и другое — постоянно растущее количество театральных трупп, их конкурентов. В Куртине продолжают играть Слуги лорда-адмирала. Лебедь предоставляет помещение любой постоянной труппе, и вряд ли положение изменится. Продать билеты в Глобус будет непросто, учитывая, что в Бэнксайде расположены еще три театра и арена для травли медведей. К тому же, владельцы «Кабаньей головы», трактира в западном пригороде Лондона, не пожалели средств на то, что перестроить помещение, превратив его к лету 1599-го в полноценную театральную площадку. Как только Слуги лорда-камергера освободят Куртину, тут же найдется другая труппа, готовая занять их место.
Еще больше настораживало, что после десятилетнего перерыва собрались возобновить свои выступления певчие Собора св. Павла. Генри Эванс уже успел поинтересоваться у Бербеджа, нельзя ли арендовать театр Блэкфрайерс для певчих из другой труппы. С тех пор как в 1596-м там запретили играть взрослым труппам, помещение пустовало. Сделка состоялась через год; прибыль от стабильной аренды была для Бербеджей, с их немалыми долгами, куда важнее, чем опасность потерять зрителей для второй труппы певчих. Позднее, в «Гамлете», Розенкранц скажет, что сейчас в моде «выводок детей», затмивших даже Глобус:
ГАМЛЕТ
И власть забрали дети?
РОЗЕНКРАНЦ
Да, принц, забрали; Геркулеса вместе с его ношей[3].
( II, 2; перевод М. Лозинского )
Очевидно, что Шекспира совсем не радовал успех детских трупп. Труппы росли как грибы, и управляющие театров думали лишь о том, как бы набить карманы. Возможно, Шекспир слышал, что даже издатель Джон Вулф решил «построить театр на Найтингейл-стрит неподалеку от Ист Смитфилда, рядом с Тауэром» (об этом сохранилась запись в суде графства Миддлсекс от апреля 1599-го).
