Итак, сама история. Небольшого роста, тщедушный, скромный и безучастный ученый умел работать, долгие десятилетия продолжал чего-то исследовать и искать. В один из дней, он с облегчением подвел итоги своей работы. Распечатал текст, объемную рукопись прошил и, вложив в папку, отнес в Академию наук для экспертизы и обсуждение. Ему пришлось ждать достаточно долго, то ли у ученых не было времени, то ли они не могли разобраться и понять его научную идею о формировании и развитии научно-мировоззренческой культуры. Вопросов по его теории, у ученых, оказалось, было больше, чем ответов, а потому была создана специальная комиссия, которая занялась изучением рукописи. Через пару месяцев Каракулов был приглашён в Академию наук.

Вот на это заседание попал и я, как журналист, приглашенный пресс-службой Академии наук. В зале заседали видные ученые – естественники, технари и гуманитарии. Начал свой доклад Каракулов торжественно, как человек, сознающий значимость момента. А как же, докладывает не где-нибудь, а в самой Академии наук. Он доложил свою научную идею, хотя, как я заметил, робко и неуверенно. Вскоре он, вообще сник. Он явственно ощущал недоверие и скепсис членов Академии и присутствующих ученых, которые сидели и слушали его абсолютно без интереса. Разумеется, обидно видеть, как столь уважаемые высокие ученые равнодушно и холодно восприняли его идею. Завершив доклад Каракулов, уже совсем безучастный,  со взглядом вверх, рассеянно давал свои ответы. – Нет, не поняли его, это же ясно. Не понимают или не хотят понимать? – обижался он.

Желающих выступить с критикой ли, с поддержкой ли сути доклада, также не было.

– Ну, в таком случае позвольте огласить заключение, – заявил председатель комиссии. – Сомнений нет, – сказал он, обращаясь к Каракулову, – вы выдвинули интересную научную идею. Но, к несчастью для вас, еще в 1986 году Роберт Стернберг описал научную идею, аналогичную вашей. Вы, наверное, этого честно не знали, – не то вопрошал, не то подчеркивал председатель.

На некоторое время в зале воцарилась тишина, а затем зал зашумел, были слышны возгласы и реплики, на которую уже Каракулов не обращал внимание. Разумеется, конечно же, его не утешило даже примирительные слова председателя комиссии, обращенные к нему: – Комиссия отмечает, что ваша научная идея представляет определенный интерес. Вами, действительно, представлен обобщенный теоретический принцип, объясняющий сущность неизвестной ранее связи между такими понятиями, как популяризация науки; концептуализация науки; философизация науки. Но……. Председатель многозначно посмотрел в зал и, обратившись к нему сказал: – Мы, члены комиссии, рекомендуем вам продолжить свои исследования. Желаем вам удачи!

Вот так закончилось собрание. Я кинулся взять интервью у председателя комиссии. Он, нехотя пробурчал в микрофон: – Комиссия не увидела принципиального подхода автора к объекту исследований. Я тоже попытался вникнуть в суть научной идеи, но сразу же отказался от всех вопросов, которые возникли у меня сначала. Надеялся на то, что автор расскажет, прокомментирует, но этого, к сожалению, не случилось. Комиссия решила рассматривать работу просто как первый домысел, как «первый вариант». Пусть автор продолжает работать.

Буквально у выхода из здания Академии наук догнал известного ученого-философа Саткеева. – Агай, что вы можете сказать по поводу научной идеи Каракулова? – был мой вопрос к нему.

– Каракулов на хорошем счету как универсальный ученый и идея его неплохая. Научно-мировоззренческая культура во всем мире испытывает кризис. Искать пути разрешения этого кризиса всегда актуальная инициатива. Я внимательно прослушал его доклад. Считаю, что есть в нем рациональность и новизна. Время покажет. Он не такой ученый, который отступит от своей идеи. Так, что не будем заглядывать в будущее….. Саткеев заторопился к выходу, где его уже ждала машина.

Вначале Каракулов и сам засомневался. Неужели сущность его научной идеи целиком и полностью совпали с сутью научной идеи Роберта Стернберга? Возможно ли такое совпадение? Каракулов прочитал его книгу, прочёл их раз, другой, третий. Сомнений не было, его научная идея и стернбергская идея посвящены проблеме формирования и развития научного мировоззрения, но они, по содержанию, по методологии, по уровню обоснования, разные, по сути. Этот автор предложил триадную теорию человеческого интеллекта, состоящую из трех взаимосвязанных частей: теории компонентов; теории опыта; теории контекста. В его же научной идее триадная теория состоит из трех компонентов: популяризация науки; концептуализация науки; философизация наук. Ничего схожего, но, тем не менее, комиссия, напустив на себя вид строгого беспристрастия и даже добродушия, вынесла свой отрицательный вердикт по каракуловской научной идее. Оспаривать мнение Академии наук, и еще мнение экспертной комиссии? Ни боже мой!.... Заступников не было. Ни один из присутствующих – ученых, казалось бы, либерального толка и радеющих о науке – даже полслова не молвили за поддержку научной идеи. Одни были равнодушны, потому что не могли ясно видеть суть и будущее научной идеи, видимо не представляли себе ясно ее конечного результата. Другие, наверняка, завидовали, а третьи просто не захотели понимать. Большинство совсем ничего не знало про нее и, конечно же, остался равнодушным.

Все рухнуло. Каракулов уходил из зала оскорбленный, униженный, с бесконечной пустотой в душе. Его терзала обида, что оказался посмешищем в глазах своих коллег по цеху академической науки. Так и не примирившейся с данным фактом, ученый ушел в себе, отшельником сидел у себя на даче месяцами. Его можно было понять. Отрицательное отношение окружающих заставляет любого новатора замкнуться в самом себе. Как правило, следующая его идея уже не высказывается никому. Но время лечит.

Каракулову исполнилось шестьдесят лет. О, как с нетерпением он ожидал этот возраст! Ведь стало возможным уйти на пенсию по возрасту, чем он тут же и с радостью воспользовался. Уволился с работы, оформил пенсию, переселился на дачу. Вот так для Кубата Бакировича началась по-настоящему свободная жизнь. Жил отшельником, весь отдавшись своим книгам, и приезжал в город лишь при крайней необходимости. Начинал он свою работу с утра и до обеда, безвыходно проводя за компьютером. После обеда он  не  спеша прогуливался по своей исхоженной тропе, названной соседями по даче, «профессорской». Ближе к вечеру он вновь садился за компьютер и так до десяти часов ночи. В перерывах ужинал, читал свои рукописи, делая пометки на полях.

Итак, он размышляет уединенно, мир необычных идей в нем растет, усиливается, приводит его в тонус, дает ему жизнь, утешение, радость, поддержку в житейских печалях. Уже давно Каракулов проникся мыслью о том, что, непременно, докажет целесообразность своей научной идеи. Наконец, когда он сумел доказать уже свое научное предположение, на основе той же самой научной идеи, а также выявленных ими нескольких новых научных принципов, решил вынести на обсуждение членов Академии наук. Речь уже шала о доказательстве научной гипотезы.

Я, как журналист не мог пропустить такое событие. И вот спустя несколько лет я снова в Академии наук, но уже по своей журналисткой инициативе. Актовый зал был заполнен до отказа. Традиционно, передние почетные места по центру зала, занимали академики, за ними рассаживались члены-корреспонденты. По бокам и позади них расселись профессора, ведущие научные сотрудники, а на галерке расположились представители научной молодежи, аспиранты, студенты. После обычной процедуры уточнения кворума и повестки дня, собрание открыл президент Академии наук Сарматов.

– Уважаемые члены Академии наук! Сегодня мы намерены заслушать члена-корреспондента нашей Академии наук Каракулова Кубата Бакировича, касательно выдвинутой ими научной гипотезы под названием «Философизация науки, как смыслоформирующий и основополагающий компонент научно-мировоззренческой культуры». Предложение поступило от бюро отделения химико-технологических и медико-биологических наук, а также от бюро отделения общественных наук нашей академии.