Литмир - Электронная Библиотека

Итак, как уже говорилось выше, я как автор книг, вошедших в серию «Экспериментальная философия» выступил одновременно в двух качествах – как ученый и как писатель. Книга представляют собой новый синтетический жанр литературно-философского толка, тексты которых порождены авторским сознанием и представляют собой не что иное, как индивидуально-авторское смысловое и структурное единство. Если говорить, почему я взялся и за литературное творчество, то хотелось бы отметить, что для логико-философского анализа и комментарий академическое поле явно ограничивает горизонты размышления и интервалы абстракции.

Как известно, у важнейших философских вопросов нет окончательных ответов, как нет и «правильных позиций», а потому остается лишь выдвигать аргументы в пользу теорий, которые, на твой взгляд, ближе всего к истине. Для этого, как мне кажется, литературное творчество наиболее подходящая технология. С другой стороны, много лет занимаясь медициной и философией мне постепенно пришлось сменить манеру написания логико-философского письма. Почувствовал, что легче самому выстраивать логико-философские модели, чем разбираться в таких же выкладках других ученых-философов.

Вот-так постепенно отказался от строгого научного и философского мышления, в пользу более контингентному, более текучему, более расплывчатому литературно-филососкому стилю изложения своих мыслей. В этом аспекте, примечательно то, что философия старается разрешить досаждающую ей проблему тремя способами: во-первых, либо вынося отдельные вещи за скобки своего рассмотрения; во-вторых, либо приравнивая их к классам; в-третьих, либо опровергая саму себя. Возможно, мы не достигли ни того, ни другого. Но важен сам путь и траектория философского размышления, возможно, до уровня метатекста.

Часть II. Литературная философия.

О сущности дилеммы «Как умирать? По новому или по старинке? а также о поптыках ее разрешения на основе литературно-философского сочинения в стиле «Х-phi».
Эвтаназия: легализацию не избежать?

Бишкек. 2015 год. Лекционный зал медицинского университета, вторник, первая половина дня. В лекционном зале около двух сот студентов шестого курса. Вот-вот начнется лекция. Возле пианино, стоявшего в левом углу зала, где, по обыкновению, до начала лекции собираются заядлые анекдотисты, стопились человек двадцать, которые весь превратившиеся в слух, слушают очередной анекдот. В зал вошел лектор, а те, естественно, оставались в неведении, так как слушали рассказчика, отвернувшись от зала.

Лектор – худощавый старичок, лет семидесяти, терпеливо подождал минуты две, а затем, подойдя к столпившимся, тростью с которым он не расставался, постучал по спине одного из них. А тот, очень забавно отмахивается от него рукой, даже не оборачиваясь. В зале захихикали. В это время видимо наступила апогея анекдота и в толпе раздается гомерический хохот, и только лишь потом студенты спохватились, что за их спинами все это время стоял лектор и даже пытался обратить на себя внимание.

– Все! Посмеялись и хватит! Давайте займемся делом. – Уважаемые студенты! Меня пригласили прочитать вам лекцию о проблемах, связанных с эвтаназией. – Начал свою лекцию профессор Митин. – Но, прежде чем приступить к лекции, давайте подумаем, какими качествами должен обладать человек, который собирается стать врачом. Не возражаете?

А что возражать? Студенты, почувствовавшие себя уже врачами без пяти минут, не обратили особого внимания на его вопросы. Они вольготно перешептывались между собой о чем-то своем, снисходительно поглядывая на лектора. – Какой-то странный… Даже тему лекции не сказал и сразу вопросы. Оригинальничает…

– Начнем с того, что врач обязан облегчать страдания и спасать от смерти больных. Он, по сути, должен любить людей и взять на себя всю ответственность за сохранение жизни больного. Так? Профессор медленно обвел глазами аудиторию и продолжил. – Призвание врача требует, чтобы он выполнял свои обязанности, следуя голосу совести и руководствуясь принципами врачебной этики. Что это означает?

Студентам казалось, что лектор оперирует крайне незначительными и давно известными им понятиями, и оттого в его речах нет ни новизны, ни изюминки, ни развития, а есть лишь вариации на тему деонтологии и постановка разных вопросов, – думалось студентам. – Да знаем мы это! – читалась на их лицах.

Профессор вновь сделал небольшую паузу и продолжил. – В клятве Гиппократа и присяге врача записано так: – «…врач обязан сохранять жизнь, защищать и восстанавливать здоровье, уменьшать страдания своего пациента, а также содействовать сохранению естественных основ жизни, учитывая их значение для здоровья людей». Прошу обратить внимание на последнее предложение, – напомнил профессор, – содействовать сохранению естественных основ жизни!

– Давайте сделаем резюме: «Врач должен спасать погибающего и безнадежно больного человека во всех случаях в силу своего профессионального долга и самого предназначения медицины».

Студенты недоумевали, зачем такое длинное вступление. Что он хочет сказать? К чему он хочет подвести? Одним показалось, что профессору совершенно не хочется читать эту лекцию. Ну, а в таком случае взял бы и отпустил бы нас на все четыре стороны. Как сказал один из героев известного кинофильма: – «Если ему будет хорошо, то и мне будет хорошо», – мечталось им. При таком манере чтения лекции, действительно, им трудно было вникнуть в суть проблемы, ухватить главное, а когда не понимаешь, то интерес, естественно, теряется.

Самое забавное то, что они были недалеки от истины. Профессор действительно не любил читать лекции, он их всегда избегал, считая, что это не его. Ну, не лежала его душа к педагогике. У него было другое стремление, призвание, талант – называйте, как хотите – к исследованиям, экспериментам. Он всегда хотел, был обязан – считайте, как хотите – быть ученым.

Профессор не спеша протер свои очки, надел и продолжил:

– Совсем недалек тот день, когда вы приступите к исполнению своих врачебных обязанностей. Уверен в том, что в своей деятельности вы обязательно зададитесь вопросами: «Что делать врачу, чтобы свести к минимуму страдания больного, если помочь ему больше ничем нельзя? Следует ли поддерживать жизнь больного, умирающего от рака в адских страданиях? Надо ли бороться за жизнь новорожденного, появившегося на свет в состоянии декортикации в результате гипоксии мозга? Что считается гуманным в медицине, а что нет?

Лектор замолчал на несколько минут. В зале воцарилась необычная тишина. Наверняка, студенты искали ответы на эти необычные для их уха вопросы. Всего десять минут лекции и столько вопросов. Студенты постепенно как-то начали забывать про свое раздражение, им становилось интересно.

– Так уж ли безупречна медицина в исполнении моральных принципов? – спросил лектор и вновь ненадолго замолчал.

– О, вспомнил! – шепнул студент, сидящий в первом ряду своему соседу – старосте курса. – Это же он!… Митин!.. Олег Иванович Митин!

– Да, не уж то он самый? – удивился тот.

Наверняка, не только они, но и многие сокурсники слышали имя этого загадочного ученого. Всегда закрытый для публики ученый-новатор, величайший физиолог-экспериментатор, сторонник биокибернетики, философ по натуре. Надо же, целых шесть лет учебы в университете и вот, только сейчас увидели его в живую. – Обрадовались эти студенты.

Тем временем профессор продолжал свою речь: – Я не открою секрет, что в практической деятельности врачам приходится нарушать самые сокровенные профессиональные обещания. В клятве Гиппократа сказано: – «…Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла». А на практике уже законодательно открыть путь к эвтаназии. Возьмем Женевскую декларацию Всемирной медицинской ассоциации: – «…Я буду сохранять высочайшее уважение к человеческой жизни с самого момента зачатия; даже под угрозой я не буду использовать мои медицинские знания вопреки законам гуманности». – А в жизни что происходит?

11
{"b":"913510","o":1}