К вечеру Панова с удивлением обнаружила, что одна из пластиковых бутылок пуста, из второй бутылки она успела отпить примерно пол-литра. И еще: за время путешествия она не встретила ни единого живого существа. Если верить карте, звездам и компасу, она движется в правильном направлении, отмахала около двадцати верст и уже должна выйти к большому поселку, но впереди не было ни жалкой хижины, ни юрты кочевника. Все та же ровная, как бильярдный стол, степь.

Второй ночной переход давался куда тяжелее первого. Панова часто падала, выставляя руки вперед и напарываясь ладонями на острые колючки. Подолгу лежала на земле, набираясь сил, чтобы подняться. Стонала в голос и шла дальше, боясь потерять ориентировку в пространстве, смотрела на звезды и снова шла вперед, понимая, что воды остается всего два глотка, значит, сил на еще один ночной переход может просто не хватить. Батарейки фонарика совсем сдохли, в едва заметном световом круге почти невозможно было различить мелкие кочки, впадины, ноги проваливались в норки полевых грызунов, а рюкзак, из которого пришлось выбросить все лишнее, включая кусок мыла и полотенце, до крови натер кожу на ключицах. Дыхание сбивалось, сердце стучало тяжело, а глубокие ранки на ладонях кровоточили.

Ночной ветер гнал по степи песок, который так забивал рот, что не было сил шевелить языком. Когда темнота сделалась кромешной, где-то вдалеке показались машины с включенными фарами. Два автомобиля стояли на месте, движки выключены. Чадил костерок, но вокруг ни души. Панова хотела, собрав остатки сил, побежать к людям, но неведомая сила остановила ее.

Две неподвижно стоящие в степи машины… Есть в этом что-то странное, не поддающееся пониманию. Зачем они здесь? Как занесло их в эти карая? Почему водители заночевали в степи? Панова, лежа на земле, наблюдала за огнями. Но вот на землю легла человеческая тень, фары погасли, машины почти исчезли в темноте. Только костер еще горел, освещая контуры автомобилей. Лена сделала по степи полукруг длиною в полкилометра, обошла машины сзади и, решив, что свет тусклого фонаря издали никто не увидит, стала искать на земле следы протекторов.

Если тачки оказались здесь, они откуда-то приехали, скорее всего, из ближайшего поселка. Нужна же водителям вода, чтобы залить в радиаторы, нужны бензин, пища. На поиски следов покрышек ушло немного времени, Панова снова легла на землю. За последний час она истратила много сил, надо восстановиться. Теперь она близка к цели. След автомобильных покрышек выведет ее к людям. Отправляясь дальше, она оставила на месте последней стоянки спальник, толстый свитер, что сунул в рюкзак Зубов, даже кусок веревки. Теперь в рюкзаке оставались лишь пара банок консервов, бутылка с водой, плескавшейся на донышке, перочинный нож, дамская сумочка со всякой ерундой и пистолет с заряженной обоймой.

Теперь идти стало легче, будто второе дыхание открылось. Следы шин на сухой земле даже с полудохлым фонарем видны неплохо.

Ночь близилась к концу, на востоке, над горизонтом появилось серое едва заметное свечение, которое все росло, меняя краски. Панова, больше не сбившись с пути, вышла на окраину то ли деревни, то ли поселка. Вдоль единственной улицы торчало несколько столбов с перекладинами наверху, но проводов почему-то не видно. Ни одно окно не светилось, даже собаки не лаяли. Пахло гарью. Пошатываясь от усталости, Лена подошла ко второму с края дому, отступив с дороги, постучала костяшками пальцев в низкое окно. Тишина. И тихий шорох шагов. Дрогнула марлевая занавеска, за стеклом показалось дочерна загорелое женское лицо.

– Кого черт пригнал? – спросила хозяйка по-русски.

– Это… Это меня… Пригнал.

Панова хотела сказать еще что-то, но вместо этого села на землю. Лямка рюкзака свалилась с плеча. Панова уткнулась лицом в раскрытые ладони и хотела заплакать, когда где-то на другом конце улице глухо ударил винтовочный выстрел. Какой-то человек прокричал что-то коротко и неразборчиво, видно, выругался. Ударил новый выстрел, за ним другой, тонким голосом завыла женщина.

Чья-то горячая и сухая, как птичья лапка, рука ухватила Панову за шиворот пиджака и шею. Поставила на ноги, сграбастала за плечо и поволокла куда-то в темноту.

Майор Девяткин появился в фирме «Вектор» за четверть часа до назначенного времени. Он предъявил удостоверение двум мордоворотам из службы охраны, скучавшим за стойкой у входной двери, и пешком поднялся на третий этаж, хотя лифт был свободен. Пробежался по коридору, прибавил обороты и на второй космической скорости проскочил приемную Олейника. Секретарь, приоткрыв рот, успела привстать с кресла и снова села, когда дверь в кабинет генерального директора уже захлопнулась за посетителем, лицо которого она даже не успела разглядеть.

Олейник, не ожидавший раннего визита, сидя в кресле за столом, разглядывал фотографии некоего Олега Славина, убитого в баре «Али-Баба», переворачивал страницы его паспорта и транспортных накладных. По документам Славин привез в Москву из Ташкента два контейнера с изделиями народных промыслов. Контейнеры помещены на один из подмосковных таможенных терминалов и, как только пройдут очистку, окажутся у получателя, фирмы «Арт-Импекс», какой-нибудь однодневки, созданной конкретно под эту поставку. Сколько дури привез в Москву этот Славин – неизвестно, но мелочью он давно не занимается.

Славин… У этого черта паспортов на разные имена – пара дюжин, какое из записанных в них имен настоящее, возможно, не знал сам покойный. Он начинал рядовым сбытчиком, работал в Москве на крупных дискотеках и в кабаках для богемы, потом надолго исчез, изредка появлялся в столице, снова уходил на дно. Теперь он дослужился до курьера, доставлявшего в Москву крупные партии дури из Средней Азии, имел от десяти до пятнадцати процентов с каждой поставки.

Когда дверь открылась, хозяин кабинета поспешно захлопнул папку с бумагами, сунув ее в железный ящик стола, повернул ключ в замке и поднялся, разглядывая разрумянившуюся физиономию посетителя. А этот мент шустрый, явился раньше, словно хотел застать хозяина врасплох. Девяткин остановился перед столом, раскрыл удостоверение перед носом Олейника и, не дожидаясь приглашения, уселся за стол для посетителей.

Уже через минуту в кабинет постучали, и напротив гостя устроился человек в строгом синем костюме и ярком галстуке. Кудрявые темные волосы, напомаженные какой-то блестящей дрянью, отливали синевой.

– Позвольте представить: мой адвокат Михаил Семенович Рувинский, – сказал Олейник. – Беседы с представителями закона я веду в его присутствии.

– Ничего не имею против, – кивнул Девяткин и посмотрел на юриста так выразительно, что тот вжал голову в плечи, словно ожидал удара по макушке. – Сразу скажу: это не допрос. Не будет ни протокола, ни записи на пленку. Просто доверительная беседа. Для начала объясню ситуацию, чтобы вы не подумали, будто я хочу устроить вам какую-то неприятность.

Девяткин откашлялся и, стараясь объясняться кратко, изложил суть дела. Убили поэтессу Волгину, пожилую женщину. В последние годы жизни поэтессы с ней сблизилась, точнее, втерлась в доверие некая журналистка Елена Панова. У покойной пропали золотые безделушки, камушки, в частности, два браслета с сапфирами и крупными бриллиантами, изготовленные фирмой Фаберже. Следствие полагает, что Панова с летчиком-инструктором Зубовым вылетели на самолете «Тобаго», борт номер такой-то, в тренировочный полет и бесследно пропали. Парочку и самолет ищут уже третий день, но на удачу мало шансов.

Пропажу самолета и корыстное убийство Волгиной следствие никак не связывало до того момента, когда составили более или менее точную опись пропавших из квартиры вещей, и, прикинув приблизительную стоимость похищенного, схватились за голову. Речь идет о больших деньгах, настолько больших, что ради них стоит рискнуть многим. Между тем Панова по уши в долгах, после развода с мужем, преуспевающим бизнесменом, состоятельным человеком, она прочно села на мель, наделала долгов. И кредиторы уже давно проявляют нетерпение. Вот вам мотив убийства.