Лена Панова больше не мучилась страхом и мыслями о том, куда они летят и что случится с ней, когда самолет совершит посадку. Она решила: раз ее не убили там, на аэродроме, возле здания аэроклуба, в кромешной темноте, в самый удобный момент, когда вокруг не было ни души, значит, из этой переделки она выйдет живой.

Ясно одно: она влипла по самые уши в какую-то грязную бандитскую историю, выбраться из нее будет очень даже непросто, но надежда все-таки есть. Но теперь, когда ты ничего не можешь сделать для своего спасения, когда от тебя ничего не зависит, остается только подчиниться чужой воле и плыть дальше по течению. Перед глазами еще стоял образ человека, час назад направлявшего на нее пистолет и готового, не раздумывая, нажать на спусковой крючок, но первый острый приступ животного страха уже миновал, вернулась способность соображать и трезво оценить свои шансы.

Сидя на заднем кресле, за спиной пилота одномоторного четырехместного самолета «Соката Тобаго», она не отрывала взгляд от приборной доски. Хотелось получить ответ на самые простые вопросы, хотя бы узнать, куда и по какой надобности они летят. Стрелка магнитного компаса крутилась как сумасшедшая. Но магнитный компас самая ненадежная вещь на свете, никогда не угадаешь, на что он реагирует, почему крутится: то ли просто неисправен, то ли в кабине пилота, кем-то забытая, лежит сумка с гаечными ключами. Гирокомпас с заднего сиденья не виден. Авиагоризонт показывает небольшой крен на левое крыло.

Поднявшись до края облаков, самолет продолжал медленно и тяжело набирать высоту, кажется, двигатель работал с перебоями, захлебывался, ему не хватало мощности. Дворники не успевали слизывать капли влаги с лобового стекла. Панова перевела взгляд на пилота и успокоила себя, что Зубов, сидевший за штурвалом, достаточно опытный летчик, чтобы справиться с машиной в критической ситуации. При нулевой видимости, когда через прозрачный верхний люк едва виден оранжевый маячок на вертикальном хвосте, машина продралась сквозь широкую полосу дождевых облаков, преодолела крен.

Выбравшись из этой серой непроглядной мути, поднялась еще выше, и над головой раскрылся бездонный сине-черный купол неба. Внизу за облаками больше не видно ни мелких огоньков аэродрома, ни диспетчерской вышки, зато звезды стали ближе и ярче. Двигатель, сбавив обороты, перешел со взлетного режима работы в номинальный режим, заурчал тихо и ровно. Панова перевела дух. Зубов снял наушники, переключился на громкую связь с землей.

– Тобаго, по курсу боковой самолет, – голос диспетчера донесся из динамиков, вмонтированных в верхнюю панель. – Борт номер шестьсот один. Займите эшелон ниже. Ваш эшелон две тысячи четыреста метров. Видите ли вы препятствие по курсу?

– Я – Тобаго. Борт ТМ-57. Препятствий не вижу. Начинаю снижение.

– Тобаго, в вашем районе облачность восемь баллов. Ветер западный, три метра в секунду. Температура плюс девять.

– Вас понял, – ответил Зубов.

Самолет начал медленно снижаться, пока стрелка альтиметра не установилась на отметке две тысячи четыреста. С земли еще раз передали погоду. Зубов откинулся на спинку кресла и прикурил сигарету. Сейчас у пилота работы немного, тут и новичок справится, нужно не дергать резко штурвальную колонку, держать курс и скорость. Зубов обернулся, насмешливо посмотрел на Панову.

– Что, все еще хочется выйти? – спросил он.

– Вообще-то хочется, но не на лету. – Панова решила, что у пилота не самое плохое настроение. В его голосе слышатся человеческие нотки. И, кажется, никто не хочет выбросить ее из самолета как лишний балласт.

– Раз подвернулся такой случай, следите за моими действиями, набирайтесь опыта, – сказал Зубов. – Вы учитесь летать, кажется, уже пятый месяц и открыли для себя многие тайны. Чем отличается самолет от автомобиля, вы уже знаете. Пилот не таксист. Ему нельзя сказать: останови здесь, я выйду. Хочешь или нет, придется добираться до конечной остановки. Вот и вся разница.

Плоские шуточки инструктора могут довести до исступления кого угодно, но только не Панову.

– Спасибо за эту в высшей степени содержательную лекцию. Большое спасибо, – сказала она и, набравшись смелости, спросила: – Скажете, куда мы держим путь? И когда приземлимся?

Зубов промолчал. Обернулся Виктор Суханов, мужик, сидевший рядом с пилотом на переднем пассажирском месте.

– Слушайте, дамочка, вы задаете слишком много вопросов, – процедил он сквозь зубы. – Кто вы по профессии?

– Журналист.

– Сказать про себя «я журналист» – все равно что сказать про себя «я повар». Но не уточнить, где ты служишь. В рабочей столовке или в ресторане «У Максима».

– Я завотделом светской хроники в газете.

Панова назвала свою газету, подписчиками которой были в основном предприниматели и биржевые спекулянты, заодно уж, для большей убедительности, вытащила из сумочки удостоверение и подержала документ перед носом собеседника. Суханов посветил фонариком и присвистнул.

– Серьезное издание. Только журналистов здесь не хватало. Вот что, дамочка, не утомляйте меня своими вопросами и риторическими замечаниями. И не заставляйте делать то, чего мне совсем не хочется делать.

И снова стал смотреть вперед. Если у близкой и реальной опасности есть запах – этот запах исходит от Суханова. Нет сомнения: свою угрозу он выполнит запросто. Своими ручищами он может свернуть ей шею и, открыв дверцу, выпихнуть обмякшее тело из самолета, с него станется. Он посмотрит вниз, проводит своим грустным взглядом женщину, улетающую в темноту, и ляпнет: «Молодая. И такая дура. Могла бы еще пожить». И навсегда забудет об этом мелком происшествии.

Несколько минут Панова прислушивалась к монотонному шуму бензинового двигателя и вертела головой, рассматривая кабину самолета. Эту машину она несколько раз видела на летном поле и в ангаре. «Соката Тобаго» – самолет французского производства, крылья расположены под фюзеляжем, просторная кабина, кожаные сиденья, хороший обзор для пассажиров. Птичка покрашена в бело-синий цвет, вдоль корпуса узкая красная полоска. Машина не новая, но очень ухоженная, недавно пережившая плановый ремонт и замену двигателя. Кому принадлежит эта дорогая игрушка – неизвестно.

Панова немного успокоилась, сердце билось ровно. Растопырив пальцы, она убедилась, что руки не дрожат. Впереди много времени, чтобы самой разобраться, куда они летят. Она внимательно вглядывалась в небо, стараясь вычислить направление полета. Звездное небо – все равно что раскрытая книга, нужно только уметь ее читать. Вот яркая Полярная звезда, она всегда на севере, рядом Большая Медведица с ведущей звездой Альтаир. Сейчас Полярная звезда по левую руку от нее. Значит… Значит, пока Зубов держит курс на восток. Скорость сто девяносто километров.

Она перевела взгляд на приборную доску. Если набраться терпения, неотрывно наблюдать за топливомером, можно просчитать расход бензина за час. Затем разделить запас бензина на расход топлива при полете в номинальном режиме. Самолет заправлен под завязку, имеется также навигационный запас. На консолях, под плоскостями крыльев, установлены дополнительные топливные баки емкостью килограммов по сто пятьдесят каждый. Но сколько топлива несет в себе сам самолет, какова емкость танков, расположенных в крыльях и центроплане? Это вопрос на засыпку. Когда Панова снова посмотрела на звезды, оказалось, что самолет изменил курс и летит строго на юг.

Как только будет израсходован бензин из резервных баков, пилот сбросит их вниз. Значит, уменьшится сопротивление, расход топлива тоже уменьшится, а скорость возрастет… И все расчеты придется начать сначала. Над этой задачей голову сломаешь. Ясно одно: путь неблизкий. Остается надеяться, что Зубов или Суханов ненароком проговорятся, назовут пункт назначения во время радиообмена с диспетчерским пунктом одного из аэродромов.