Я собрался и поехал в Выборг. В моей скромной лачуге совсем ничего не было, ни еды, ни даже куска мыла. Я настолько увлекся выкапыванием земли, что совсем забыл про обустройство своего жилища. Было еще не очень поздно, когда я приехал в город и мне удалось заселиться в гостиницу. Я принял горячую ванную и побрился, посмотрел в зеркало и стало как-то спокойнее на душе.

– Простите, – окликнула меня девушка на ресепшн – когда я собирался выйти и прогуляться по ночному городу. Я подошел к ней.

– Я хотела сказать, что мы не сможем вас разместить дольше чем до завтрашнего дня. Бронь, о которой я вам говорила при вашем заезде, подтвердилась и у нас совсем не остается свободных номеров.

– Ничего страшного, я как раз собираюсь завтра уезжать.

Я вышел к набережной и закурил. Надо мною растянулось темное северное небо с далекими и холодными звездами. Обреюсь завтра наголо и поеду обратно, зима совсем близко, а я с ума сойду если не смогу зимой работать, не от скуки, а от нетерпения.

Я поужинал в ресторане и пошел в свой номер. С непривычки заныло в животе, давно я не ел так много. В одержимости своей я забыл про пищу и сон, обо всем на свете забыл, а сейчас получив эти простые земные блага уснул как убитый.

По утру меня разбудили, пора было выселяться. Я как и хотел обрился наголо, набрал бритвенных принадлежностей, зашел на рынок за вкусным финским сыром, которым торговали из-под прилавка и поехал в Похьеллу. Снег бил в лобовое стекло, нужно было торопиться.

***

Необходимо уйти вглубь еще на три метра и потом пойти вширь. Сейчас не было никакого смысла расширять уже готовый участок, возможно в будущем при оформлении спуска. Когда я пройду еще три метра вглубь мне необходимо будет пойти в стороны и обозначить площадку прямоугольником. Пятнадцать метров в длину, шесть в ширину и два в высоту. Думаю, мне должно хватить. Самым сложным будет монтирование вентиляционных путей, чтобы в помещении всегда было достаточное количества воздуха. Впрочем, то обстоятельство, что я был в Похьелле совсем один немного облегчало эту задачу.

Еще три метра вглубь. Я взял инструменты и спустился в яму.

Мы должны были приехать сюда буквально на день, переночевать и вернуться обратно в Петербург. Нам нравилось отдыхать тут, в Выборге, в тишине и легкой лирической задумчивости. Даже летом, когда на улицы высыпали туристы здесь было как-то спокойно по сравнению с вечно спешащим и душным Петербургом, в котором к слову туристов было еще больше.

Как правило мы останавливались в “Viktoria” в номере с видом на Северную гавань. В этот раз мы поселились там же, но в другом номере, все было забронировано на две недели вперед. Было, прекрасное и на редкость теплое лето, дышащие с Финского, приятной прохладой.

Мы гуляли по Монрепо, по этим извилистым тропинкам, с разбросанными в разные стороны валунами помнящими и финнов, и шведов, и ни бог весть кого еще, возможно и тех самых птиц, доставших землю с глубин мирового океана.

В тени вековых сосен мы прятались от палящих лучей северного солнца, пили вино и обсуждали самые важные глупости на свете. Здесь и сейчас был прекрасный май, а впереди было столько всего светлого и прекрасного.

Потом мы брали лодку, и я греб в центр гавани. Я останавливался, и мы просто лежали и смотрели в небо, такое бесконечное и безмятежное, втягивающее в себя и меня, и ее и все-все на этом свете в одну безграничную безмятежность, без очертаний и строгих линий. Мы растворялись в небе, а оно в нас и все растворялось во всем.

Вечером мы шли на рынок и у хитрых бабушек покупали запрещенные товары из Финляндии – сыры, хамон и шоколад.

– Проверяют нас, сынок, вот и делаем вид, что квашеной капустой торгуем, – подмигнула нам старушка, показывая свой товар.

Позже мы шли в номер и уже в достаточной степени охмелев падали в кровать и растворялись в объятиях друг друга. И было уже другое небо, и звезды другие, и все было другим, чужим для всех, но исключительно нашим и только нашим.

На следующий день мы решили, что в Петербург не поедем и стали судорожно искать себе жилье. Но никто ничего не сдавал, и мы уже было разочарованно поплелись в сторону вокзала, как я наткнулся на объявление и сдаче квартиры.

Можно сказать, что почти окраина, но и центр в Выборге с наперсток. Я не задумываясь позвонил и забронировал квартиру.

Шестой этаж, лифта нет, старый дом, возможно шведский с витиеватыми лестницами, высокими потолками и широкими лестничными площадками. В самой квартире атмосферу старины бережно сохранили, стены так и дышали легкими прошедших дней. Даже пыль стояла в воздухе, будто бы с тех самых дней, уже много столетий в одном и том же положении. Она медленно стекала вверх по проникающим в комнаты солнечным лучам и исчезала в темных углах высоких потолков.

Я лежал на кровати и представлял, как в этой комнате под звуки старинного вальса танцуют призраки в красивых, но слишком уж замысловатых костюмах своих и кружась проходят сквозь стены и устремляются в сторону заката.

Я вернулся в эту квартиру спустя десятилетия вместе с ее владельцем.

– За сколько вы готовы продать мне ее? – спросил я, не придавая особого значения цене.

– С учетом нынешних цен на недвижимость, – начал нудно продавец, и я понял, что он так скоро не закончит – да и доход она мне приносит хороший.

– Давайте ближе к делу, я тороплюсь, – перебил я, чувствуя, что он будет продолжать и не остановиться сам по себе.

– Пятнадцать миллионов, мне кажется это хорошая цена.

– По рукам.

Спустя время, когда мы уладили все вопросы оформления, я зашел внутрь своих владений с несколькими ведрами краски разных цветов. Я помнил эту квартиру, я помнил все, что в ней происходило и действительно видел призраков, но не танцующих вальс. Эти призраки с унылым видом ходили из угла в угол, смотрели на меня и будто бы чего-то ждали. Они никуда не исчезали и не растворялись в закате. Все это время они были со мной, были заперты во мне и избавиться от них в своей глухой лесной избушке я не мог. Я должен был найти каждого из них и уничтожить, стереть из памяти.

Я вскрыл банки с краской и широкими мазками начал красить стены, пол и потолки, пытаясь закрасить все то, что сидело в моей голове годами. Спустя время комната обратилась в пестрое убожество. Я окинул ее взглядом и подумал: “Здесь не могло произойти ничего прекрасного”. Я вышел на улицу, залез в машину и поехал в свою лесную избушку. На выезде из города я закурил. Если не поможет, то я спалю ее дотла.

Я установил клетки двумя рядами по пять штук в каждом. Между решетками, условно посередине стоял столб с креплениями в виде цепей и кандалов. За ними я мог спокойно наблюдать с небольшой площадки огороженной решетками. От пола до площадки было метра два с небольшим, и они соединялись лестницей, поднимающейся и опускающейся движением механизма. С площадки я поднимался вверх по настенной лестнице, открывал люк, плотно его закрывал и оказывался в небольшом подвале, который служил связующим звеном между жилыми помещениями и темницей в самом низу. Все было готово и оставалось только найти будущих узников созданной мною тюрьмы.

Я не считал сколько времени прошло, возможно год, а может и больше, это не имело никакого значения. Важным было лишь ровен ли стык пола со стеной и насколько прочны решетки в клетках, возможно ли вскрыть замок, можно ли будет как-то выбраться из кандалов на столбе? Я проверял каждую мелочь, каждую неровность.

Самым сложным будет найти их. Найти и схватить.

Я поехал в Выборг и провел там целые сутки, приводя себя в порядок. Обновил гардероб, побрился, постригся и поехал в Петербург.

Всем известны эти злачные места на Думской и вокруг Сенной. Эти отвратительные заведения, на пороге которых можно увидеть валяющихся без чувств людей со следами рвоты на одежде. Побитые, с взъерошенными волосами, пьяные и одурманенные бродят по тесным улочкам эти сомнамбулы, врезаются друг в друга, что-то мычат, дерутся и расползаются в разные стороны. Среди них бродил и я, пристально выбирая свою жертву.