Правительство напрягало силы для срочного ввода важнейшей стройки, от которой зависело существование государства. Заявки на поставку грузовых вагонов и платформ исполнялись в течение суток, а их продвижение по стране обеспечивалось со скоростью не менее четырёхсот километров в сутки; для того времени это был фантастический предел. За скоростную доставку отвечало Министерство путей сообщения. Первыми на стройку, как всегда, прибыли заключённые, пионеры великих строек, и город, а с ним и предприятие, росли буквально на глазах. Дополнительную рабочую силу, заменяющую технику, возили из соседних сел Рудянка и Шурала вагонами, известными в народе как «Экспресс-Кизима». На станции Свердловск-Сортировочная резко возросли объёмы перевозок, что не могло остаться незамеченным постороннему глазу. Только диффузионных машин завезли в количестве семи тысяч единиц, а материалы и вспомогательное оборудование поставляли десятки предприятий. Требовалось прикрытие, которое взяло на себя ведомство Берии, присваивавшее «секретным» поездам серию «7000», под которой в СССР возили заключённых.

Зарубежная разведка к переброскам арестантов из конца в конец страны относилась равнодушно.

Стройку одновременно вели десятки тысяч строителей и заключённых, осуждённых по «бытовым» статьям. Жители, ограждённые от внешнего мира заборами с колючей проволокой, будто и сами заключённые, в качестве компенсации за причиняемые неудобства имели улучшенное снабжение и повышенный коэффициент заработной платы. Первые магазины открылись по улице Победы и назывались один «деревянным», для промышленных товаров, другой «каменным», торговавшим продовольствием. На прилавках «каменного» магазина лежали горы красной и чёрной икры на развес по четыре рубля с полтиной за килограмм. Деликатесы черпали поварёшками из бочек в тару покупателей. Пётр Ильич, мой замечательный отчим, испробовав зернистую новинку, сказал, что такой пакости он ещё в рот не брал. Огромные квадратные куски сливочного масла по заказу покупателей продавщицы резали большим ножом. Масло было настоящее, не то, которое ныне называют сливочным.

Руководство города, насколько удавалось, не забывало об удовлетворении культурных запросов горожан. Напротив теперешнего вокзала, прямо среди леса, работала танцплощадка под духовой оркестр. В первые годы функции культурных заведений исполняли столовые. Вечерами в них показывали кино, проходили званые семейные и корпоративные торжества или открывались танцевальные площадки. С наступлением темноты воинская часть устраивала кинопоказы в уличных дворах, натягивая простыни на стенах домов. Зрители приходили со своими стульями и табуретами, устраивая смотровые сеансы на свежем воздухе.

В исправительно-трудовой колонии была поставлена добротная художественная самодеятельность. Профессиональные артисты, лишённые свободы, ставили спектакли, концерты и даже оперетту Кальмана «Сильва». В клубе «Строитель» платные концерты заключённых проходили при аншлаге. Зрители вызывали на бис артистов, а те выходили и раскланивались под дулами автоматов в руках солдат охраны, не покидавших сцену и гримёрные. Театральный антураж с огнестрельным оружием напоминал о неразрывной связи сценических иллюзий с суровой реальностью и дисциплинировал присутствующих.

Затем в городе стали появляться специализированные учреждения культуры и искусства. Уже в 1949-м, аккурат под тридцать вторую годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции, был построен шикарный кинотеатр «Родина» сразу на два зала – голубой и коричневый. В следующем году товарищ Сталин подписал постановление о строительстве в малонаселённом Свердловске-44 театра оперетты. Поручение вождя было исполнено за одиннадцать месяцев, к тридцать четвёртой годовщине Великого Октября. При этом сооружение театра появилось раньше, чем поселение получило статус города. Первые труппы провинциального театра составляли корифеи из Ленинграда и Москвы. Отчего бы нет, если их зарплата финансировалась из федерального бюджета и в разы превышала достаток служителей Мельпомены в соседних городах. Они значились работниками комбината, а в графе «должность» было написано: «артист цеха номер такой-то». В 1955-м введён в строй великолепный ДК комбината, а через пару лет – театр кукол, и оба, как по заказу, к очередной годовщине Октября.

Улица Зелёная, на которой прошли мои школьные годы, стояла вдоль высокого забора исправительно-трудового лагеря ИТЛ-100 и выходила на посёлок Западный, где селили после освобождения исправившихся зэков, там был ближайший к нам магазин, хотя и без икры. Своим началом улица упиралась в лагерное кладбище; где по ночам закапывали умерших заключённых. Закапывали неглубоко: из могильных бугорков торчали развалившиеся гробовые доски и кости упокоенных. Сегодня на том месте мемориал, пусть даже не захороненным горемычным людям, а погибшим воинам Великой Отечественной войны. Сочтутся славою. С четвёртой стороны улицу прижимал главный уральский хребет, куда гоняли на пастбище коров. Со всех сторон экзотика.

Через кладбище мы ходили коротким путём в школу-семилетку, что по улице Первомайской, а вечерами, когда зэков выводили на просмотр кинофильмов, от юных киноманов охранникам не было житья. Мы, отчаянные мальчишки, лезли в колонию через забор и по подкопам под ним, прятались от охранников в ногах у заключённых, забирались на сцену с задней стороны экрана: страсть к искусству кино была неистребимой. Не отставали и девчонки. Амнистией 1953-го три четверти осуждённых были освобождены, и многие остались в городе, устраивались на работу, хорошо освоенную в колонии; некоторые успешно продвигались по службе. Работодателей устраивало дисциплинированное и закалённое пополнение.

В пятидесятых годах на городских улицах можно было встретить Героя Советского Союза Степана Неустроева, командира батальона 150-й стрелковой дивизии, штурмовавшего рейхстаг. Это разведчики его батальона Егоров и Кантария водрузили над фашистским логовом Знамя Победы, ныне хранящееся в Центральном музее Вооружённых Сил России. На предприятии уральских атомщиков Неустроев работал слесарем, затем – комендантом заводской охраны. Все жители знали этого крепыша с рябоватым лицом, одетого в форму майора внутренних войск. Вскоре он перебрался ближе к своей малой родине, из Свердловска-44 в Свердловск-45, будущий Лесной, тоже закрытый город.

В 1943-м Исааку Константиновичу Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные задачи: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями под молекулы и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность Кикоина в урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана: газодиффузионной и центробежной. Как только Кикоин разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954-м был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Кикоин, сочетающий таланты учёного и инженера, выполнил на высочайшем уровне.

Его по праву можно ставить четвертым в ряду трёх великих «К». Три года спустя диффузионный завод Д-1 произвёл материал с обогащением урана в 75 %, что было недостаточно для бомбы, но уже 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне был произведён взрыв атомной бомбы, собранной на плутонии челябинского комбината № 817 (ПО «Маяк»).

Пуск первого диффузионного завода (Д-1) к числу триумфальных не отнести. Завод, состоящий из полутора тысяч машин ОК-7, в 1949-м вырабатывал уран, но в катастрофически малых количествах, по сто граммов в сутки. Производство разрасталось, а впереди него, как снежный ком, нарастали проблемы. Вакуум не держался, коррозия сбивала процесс, при термическом расширении на компрессорах разрушались подшипники. В итоге всех неполадок концентрация урана застряла на уровне семидесяти процентов, тогда как надо было получить девяносто и даже больше. Продукцию приходилось дорабатывать на заводе-814 (Свердловск-45) с применением электромагнита-гулливера весом в три тысячи тонн и высотой в двадцать один метр. В поле такого магнита газовый поток урана делился на пучки тяжёлого и лёгкого изотопов. Словом, тот же масс-спектрометр, только гигантский. Стало ясно, что модель ОК-7, первоначально называвшаяся ЛБ-7 (Лаврентий Берия-7), себя не оправдала, надо заменять.